Поэтические переводы

Автор публикации
Игорь Бяльский ( Израиль )
№ 1 (33)/ 2021

Переводы стихов узбекских поэтов

 

Фото Игорь Бяльский
Игорь Бяльский

Игорь Бяльский родился в 1949 г. в Черновцах. Жил на Украине, в России, в Узбекистане, в 1990-м репатриировался в Израиль. Окончил Пермский политехнический институт (1971). Один из основателей ташкентского КСП «Апрель» (1975), фестиваля авторской песни «Чимган» (1977), «Иерусалимского журнала» (1999). Автор сборников стихов «Города и горы» (1986), «Времена города» (1988), «На свободную тему» (1996), «На улицу Хеврон» (2016). Стихи и переводы включены в несколько антологий русской поэзии.

 

 

Усман Азим

Фото Усман Азим
Усман Азим

Родился в 1950 г. в Байсунском районе Сурхандарьинской области. В 1972 г. окончил факультет журналистики ТашГУ. Автор двух десятков книг стихов и прозы, пьес и киносценариев. Стихи переведены на французский, немецкий, английский, польский, грузинский, турецкий, таджикский, русский, киргизский и другие языки. На стихи поэта написаны популярные песни. В его переводах на узбекский опубликована поэзия Элюара, Догларжа, Вознесенского, Вациетиса, Марцинкявичуса. Лауреат нескольких литературных премий. В 2000-м г. ему присвоено звание «Народный поэт Узбекистана».

 

 

БАЛЛАДА О БАЙСУНСКОЙ СТЕПИ

 

Невмоготу.

              И горы стали ниже,

и небеса. И медлить нет причин.

Прощайте, все! Но оглянулся – вижу:

в отчаянии Степь за мною мчит.

Не в силах горизонтам заоконным

меня доверить, уберечь спеша,

о шпалы спотыкаясь,

                         за вагоном,

она бежала, тяжело дыша.

 

Ей тамбур отворил на полустанке

и стал отчитывать, едва впустил.

На третьей полке прижималась к стенке,

как безбилетник с кошельком пустым.

 

Потом, бродя по городским дорогам,

я прятал Степь во глубине души,

чтобы не растоптали ненароком

свихнувшиеся табуны машин.

 

Переезжал с квартиры на квартиру,

а всё богатство – книжки да матрас…

За пазухою съёживалась тихо –

подальше от огня хозяйских глаз.

 

Влюблялся. Полыхая отражённым

огнём пожаров, клялся сгоряча.

Припав губами к травам обожжённым,

к Степи прижавшись, плакал по ночам.

 

Желтея к осени, зимою – в белом,

а в марте снова – изумрудный луг,

печалясь, на стихи мои глядела,

и всё прощала мне… Мой верный друг!

 

Но что-то вдруг случилось в этом мире,

И, как сказал литературовед,

Я «вырос»…

             И теперь в моей квартире,

вчера ещё просторной, – места нет.

 

«Ну что же делать, милая… Здесь – город,

и неуместен вид кишлачный твой.

Езжай в Байсун – там небеса и горы.

Вернись домой… испей воды живой…»

 

А исчерпав запас высокопарный,

как бы смирившись, опускаю взгляд:

«Ну хочешь, вместе? Там весна, тюльпаны…»

О, только бы вернуть её назад!

Привёз… А фокус нет, не удаётся.

Лишь тронется обратно мой вагон,

и Степь – о шпалы спотыкаясь – рвётся,

бежит и дышит тяжело вдогон

 

В подъезд влетаю, бледен и растерян,

спасай скорей, английский мой замок…

Она вздыхает у закрытой двери.

Я выиграл. Я победил. Я смог!

 

А утром – в «жигули» и с полным баком –

вперёд, к высокому! Мотор дрожит.

…Но что там за бездомная собака

по привокзальной площади кружит?

 

 

ОСЕННИЙ САД

 

Осень. На исходе сад.

Каждый ствол – отдельно. Врозь.

Как далёки небеса.

Солнце еле тащит груз –

к горизонту, под откос.

 

Упадёшь ко мне на грудь.

Потекут ледышки глаз.

Осень. На исходе грусть.

Осень. Все деревья врозь.

Небо оставляет нас.

 

 

ОТЕЛЛО. ДВАДЦАТЫЙ ВЕК

 

Прислушаюсь – говорят о тебе.

«Очаровательная, – говорят. –

И речи, и голос её – бальзам...»

Но что мне делать с твоей красотой,

которую не описать пером?

 

Прислушаюсь – говорят о тебе.

«Неповторимая, – говорят, –

и притягивает, будто магнит».

Я сжимаю зубы,

и губы мои дрожат.

Ни кровинки.

Прислушаюсь – говорят о тебе.

«И луна трепетала

в распахнутом в сад окне,

золотое тело

несла по своим волнам...»

 

Может быть, и краснея

от собственных умных слов,

и покуривая, и посматривая вокруг,

это я, твой Отелло,

такому учтивому Яго

пересказываю, что говорят о тебе.

 

Хуршид Даврон

Фото Хуршид Даврон
Хуршид Даврон

Родился в 1952 г. в Самарканде. Окончил факультет журналистики ТашГУ (1977). Много лет работал литературным редактором. Автор двух десятков книг стихов, исторических романов, пьес и сценариев. Стихи переведены на 15 языков. В его переводах на узбекский опубликованы стихи Н. Заболоцкого, М. Чаклайса, антологии японской поэзии и любовной лирики. Лауреат нескольких литературных премий. В 1999-м г. ему присвоено звание «Народный поэт Узбекистана». В 2000-2004 гг. депутат парламента.

 

 

СЧАСТЬЕ

 

– Да. Решено…

Он встал,

стремительный.

– Нет, спешка,

пожалуй, ни к чему.

Спокойней…

Он сдернул плащ с гвоздя, и голый гвоздь

на стенке заблестел противной мухой.

Толкнул устало дверь.

А дверь не отворялась.

Дверь – не отворилась.

И это было счастьем.

 

 

Мухаммад Рахман

 

Фото Мухаммад Рахман
Мухаммад Рахман

Родился в 1949 г. в кишлаке Паландара Китабского района Кашкадарьинской области. Окончил факультет журналистики Ташкентского государственного университета (1972). Автор книг стихов «Равновесие» (1976), «Зелёная река» (1979), «Рука моего сердца» (1986), «Ответ» (1984), «Я заботился, я заботился» (1987) и нескольких сборников стихов для детей. Перевёл на узбекский стихи Корнея Чуковского, Агнии Барто и др., а также роман Лизелотты Вельскопф-Генрих «Токей Ито». В 2003 г. поэту было присвоено звание «Заслуженный работник культуры Узбекистана». Умер в 2010 г.

 

 

ЦВЕТЫ НА ХОЛОДИЛЬНИКЕ

 

И покажется вдруг,

что вибрация здесь ни при чём,

а живые

          трепещут в гранёном стакане цветы.

И друг дружке гадают

ромашки о чём-то своём,

лепестками всё машут и машут,

нещадно чисты.

 

И безгласным укором,

по самое горло в воде,

черноглазые маки

дрожат, изготовясь к беде.

 

Весь в крови,

опускает зелёные крылья тюльпан,

он – не жаворонок,

и конечно, совсем не олень…

 

Но порою так хочется

младшими братьями звать

и цветы.

          Ну хоть ласковым словом…

Ну что мне сказать…

 

 

ОКЕАНИЧЕСКОЕ

 

Где рыба-меч?

Как не было меча…

И чёрт морской –

ни рожек, ни хвоста.

А океан…

 

Жрёт безответную макрель

и мелочь покрупней

акула.

Всё ей мало.

А океан…

 

Да, бережёного и бог…

Втянула

под панцирь лысую головку

черепаха.

И в триста лет

ей жить ещё охота.

А океан…

 

Вот кит. Он озабочен только

своим фонтаном –

венчиком, короной…

А океан…

 

Но хватит пережёвывать Эзопа.

Вернёмся

к действительности,

не солёной – горькой.

 

Там, где-то там,

к примеру, в мифическо-далёкой Калифорнии,

где, как в газетах пишут,

родную мать готовы запродать,

промышленные стоки

кромешным ядом

начиняют воды...

И – Тихий – он кричит

выбрасывающимися на сушу

дельфинами.

Нам ультразвук не слышен. Смертельный крик

волнует лишь вечнозелёных мух,

которые и кормятся их тушами.

 

Но что за влага на моих ресницах...

О, мать-природа…

Мама!

Это же тебя

на берегах моих невыплаканных глаз

сегодня мучают и убивают.

 

 

* * *

 

Есть крыша на доме любом,

окошки – в любом.

Есть каша в доме любом,

и крошки – в любом.

 

Так что ж не над каждой из крыш

кружево птичьих крыл?

 

…Всё изучаем среду,

силимся мир постичь,

А природа меж тем

давно изучила нас.