Поэзия метрополии

Автор публикации
Алексей Миронов ( Россия )
№ 1 (37)/ 2022

Шаланды полные надежды

         Стихи Алексея Миронова я впервые услышал на фестивале «Петербургские мосты» в 2021 году. Надеюсь, пытливый читатель «Эмигрантской лиры» легко разглядит в этих текстах многочисленные аллюзии к известным произведениям, оценит лёгкую иронию и мастерскую словесную игру.

Д. Л.

 

* * *

 

Станции зимние, сёла окольные.

И огоньки, огоньки.

Где же вы, летние, где вы, привольные?

Где вы, печали мои?

 

Славен под месяцем снег детскосадичный –

Сеется гжелевый дым.

Девочки – в бантиках, мальчики – в зайчиках.

Всё, брат, шумим, брат, шумим…

 

Встали и вышли в пространство оконное

Бабушкин шкаф и комод.

Позатерялись цветочки преклонные –

Выросли наоборот.

 

Мчусь я, как вы, перьевые изгнанники,

Все с Машука на Машук.

Переменяя портки и подштанники.

Кто это выдумал, друг?

 

Кто подсказал нам, что лето потеряно,

Кто нам наплёл узелки?

Лодочки зимние, звёзды окольные.

И огоньки, огоньки.

 

 

* * *

 

Мир, летящий над головой,

убаюкан водой ли, травой.

 

В шевелящихся пчёлах застыла сырая слюда

из разрозненных клеток, из солнца большого труда.

 

Мир в банальности врос, и давненько уже не сквозит

ни из космоса в щёлку, ни с близких и дальних ракит.

 

Хороша лишь заварка, да ватные поутру сны,

да скользящие капли по бедрам изящным жены.

 

Все песчинки, все сфинксы, все войны с опавшей листвой –

всё приходит в негодность…

 

…И ты, Брут и друг дорогой.

 

Словеса просвистели, распалась большая вода,

а деревья и люди рождались

туда и сюда.

 

 

* * *

 

 

Я боюсь появляться

в твоей отшумевшей траве,

где почти серой плёнкой воды

разлинована смерть насекомых,

где лежат муравьиные тропы

в своей небольшой мураве.

Я боюсь появляться в одежде

из снов никому не знакомых.

 

Только утром увидишь,

что в левой какой-то брови

занялась седина

(семена прилетели, наверно,

из правой) опрокинутой осени,

чьи обращенные в ноль журавли

развернулись вдоль клавиш зимы

проливной белоснежной октавой.

 

Из стены прорастают

календулы календаря,

расцветают, опять облетают,

опять снова-за́снова вянут.

Так положено быть в этом возрасте –

с точностью до декабря

пролистать все улыбки детей,

из которых, наверное, встанут

 

перелётные листья, шмели,

и песочные гирьки часов,

и височные впадины рек

всеми перезабытого лета.

Посторонняя осень

закрыла карманы мои на засов,

опасаясь, что я не умру.

(Ну а это – плохая примета).

 

Значит, надо упасть где-то там

на колени в отживших травинок волну,

в посторонних и перезабытых давно муравах

надо перезабыться.

Так положено быть в этом возрасте –

просто скользить по нему.

Так положено быть в этом воздухе –

просто положено сбыться.

 

 

* * *

 

Я тебя теряю

В дымке голубой

С чёлкою над правой,

С бровкой на второй.

Тянется последствий

Сакуровый сад

Сквозь моих микардов

Сухостойный ряд.

 

Сомкнутые веки.

Лапки. Коготки.

Люди. Буки. Веди.

И ни зги, ни зги.

 

Динь-динь-динь

И – мимо.

С мышкою в руке

Вновь тебя умчали

Ночью налегке.

И уже не нужен

Звёздный алфавит

В низенькой светёлке

С жительством на вид.

 

Аленький цветочек –

Твéрдо и Еры.

Наши человеки

Все из детворы.

 

В них с ума посходишь,

В них и устоишь.

В присказку поверишь

С аффиксом на – биш.

Сны и листопады,

Учинив разбой,

Научились падать

Прямо надо мной.

 

Спит моя отрада

В голубом дыму.

Нет в тот дым высокий

Входу никому.

 

 

* * *

 

В кладовке голубеет соль.

Стоит на четырёх причинах

Вся мебель. Зреющая моль

Живёт в неумирающих мужчинах.

 

Чревато прерываться на чуть-чуть.

Да и вообще чревато прерываться.

На четырёх мужчинах как-нибудь

Пытается всё в мире удержаться.

 

Качается в кладовке голубой

Тень мальчика и девочки зловеще.

Здесь женщины испытывают боль

От каждой приближающейся вещи.

 

И тотчас прорастают из дверей,

Из тишины, из моли бесконечной

Прерывистые контуры детей

С неумирающей коробочкой сердечной.

 

 

* * *

 

Если хочешь, меня задуши.

Не за что-то, а так, для души.

 

Урони мне на голову стул,

чтоб он в мыслях моих утонул.

 

Я не буду тебя упрекать

и меж пальцев твоих протекать.

 

Пусть достанутся смерти стихи –

недоучены ученики.

 

Ничего, как-нибудь да помрём,

только вот бы дожить до неё.

 

Всё, что хочешь, со мной соверши.

Не нарочно, а так, для души.

 

 

* * *

 

Шаланды полные надежды

По луночи сюда возил

Снежок сквозь сомкнутые вежды

Не проходил

Зима аукает окрестность

Приветствует и помнит вас

Великорусская словесность

А я вот вижу в первый раз

И снежный стих вполоборота

Атака белых на е-2

Сочится медленное что-то

Из рукава

На е-4 ходят стороны

На пра на ле круго и всяк

Вот опочили чьи-то чёрные

В два хода им готовят мак

Умы горят лишь в полнакала

Встают над вымершей водой

А белых так осталось мало

И снега пат не за горой

Фонтан черёмухой накрылся

И медным тазом тишина

Пришел влюбился застрелился –

Ничья вина

Об этой новости неделю

Всю ночь шумел сухой кишмиш

И шли повесточки в постелю

И ехал месяц сквозь камыш

Вся Божья инопись – инакопись

Вне ударенья кружит вновь

Всё в ней без рифмы и без имени

И жизнь и слёзы и любовь

 

 

* * *

 

Когда мы уйдём в чьи-то гости,

Пусть стены от нас отдохнут,

И пол свои выпрямит кости,

И стулья печально вздохнут.

 

Когда мы уйдём в чей-то праздник,

В наш вымысел, в наш переплёт,

Здесь из коридора карасик

По воздуху в кухню вплывёт.

 

У дверки открытой серванта

Игриво вильнёт плавником…

А мы – рыбаки-дилетанты –

Мы с удочкой под потолком.

 

Из серии. Картина С. С. Демидович

Светлана Софья Демидович. Из серии «Открытки давно минувших дней».

Бумага, тушь, 30Х30 см.