Поэтические переводы

Автор публикации
Вальдемар Вебер ( Германия )
№ 1 (5)/ 2014

Эрих Мария Ремарк. Стихи в переводе с немецкого

Эрих Мария Ремарк (1898 – 1970) писал стихи в юности, печатался в газете родного города Падерборна «Osnabrücker Tageblatt» и в дрезденском журнале «Schönheit». Переписывался со Стефаном Цвейгом, поддержавшим молодого автора в его начинаниях. Но потом стихи Ремарк забросил, осознав, что лирика – не самая сильная сторона его литературного таланта. Ремарк вернулся к поэтическим текстам в конце 40-50-х годов. Видимо, у писателя были идеи и темы, требовавшие только поэтического воплощения. Но эти тексты прозаик издать так и не решился, они остались в его архиве. Текст стихотворения «Он погиб под Можайском» мне представляется очень «ремарковским». В нём присутствует то, что мы так в Ремарке любили: пронзительная человеческая нота, усиливающая при чтении ощущение, что когда писатель говорит о жизни конкретного человека, он говорит о каждом, держащим в руках его книгу.

ОН ПОГИБ ПОД МОЖАЙСКОМ

Он погиб под Можайском. Ночью.
Все вокруг было белым от стужи и снега.
И как только он умер, он был скован морозом,
сразу, как только умер.
Оледеневший тяжёлый,
он в снег уходил беззвучно,
каждый день понемногу
все глубже,
а снег все сыпал и сыпал...
Часы на его руке прожили на день дольше,
остановились равно в семь тридцать,
и было все также бело на равнине
в декабре в январе в феврале,
и беззвучно над ним скользили
по трёхметровому снегу
лыжи врагов в направленье Смоленска...
Потом зарядили метели, и март наступил,
и повеяло теплым ветром, и расплавился снег
и он всплыл из белой своей могилы,
и, скатившись с остатков сугроба, словно с грязного облака,
в первый раз коснулся земли.
А снег все таял и таял,
и раны его открылись,
и начали кровоточить,
не сильно, как если бы он лишь сейчас
стал действительно умирать...
Он спал на лугу.
Рядом винтовка и шлeм.
Он жил теперь жизнью призрака,
рос, распухал, шевелился,
словно во сне неспокойном
ещё раз увидел последний бой.
Иногда он вскидывал руку с жирной лоснящейся кожей,
чёрные губы дрожали,
а из нутра вырывался стон зловонного тленья...
Но вскоре он всё же умер третьей своею смертью,
и скукожился весь в жалкой своей одежде,
и прижался к земле,
и лицо его было покойным и отрешенным.
А в недрах земли под ним зарождался таинственный шум весны.
Поле боя в луг превращалось, воды текли, корни крепли,
напирали ростки растений, пробивали твердую корку земли,
но сквозь размякшую ткань шинели проклюнуться не смогли.
Пытались его приподнять,
но было темно под шинелью,
и они задохнулись и умерли вместе с ним,
а повсюду вокруг цвели подснежники и анемоны.
Началась жизнь червей и жучков,
Они были подобно лисицам, пред которыми вдруг возник
из тающих льдов мамонт – пища на целую жизнь...
Горный рудник мяса.
И земля начала вбирать
в себя Иоганна Шмидта из 3-ей роты 152-го полка,
так он понемногу переселялся к корням,
дикие кролики прыгали через него,
восседали бабочки на зубах,
совы ночью над ним летали...
Никто его не нашел.
Маленький круглый железный жетон –
всё что от него осталось –
был найден в 2022 году,
когда на этом месте строили спортплощадку
для слепых детей, а до того
здесь стоял дом и люди в нем жили и умирали.
Рабочие выбросили жетон,
потому что для них он был только ржавой железкой.
Два года понадобилось на то,
чтобы он исчез навсегда,
он был последним из павших,
семь других залегали глубже и истлели несколько раньше.
Лишь череп какое-то время ещё парил над землей,
ростки юной вишни проросли сквозь его глаза,
и вишня его подняла вместе с собою ввысь,
и когда расцвела,
череп глядел сквозь цветущие ветви в небо,
череп без подбородка,
что отвалился и лежал на земле отдельно…
Какое-то время в Гиссене
о нём горевали, но вскоре
забыли о нём, потому что
настали тяжёлые времена.
Лишь мать иногда говорила, что ему повезло не дожить
до жизни, наставшей после...
Но это она только так говорила,
она, его пережившая
на семь лет.