Поэзия метрополии

Автор публикации
Надежда Егорова ( Россия )
№ 2 (10)/ 2015

Цикл «Из провинции в Москву»

Надежда Егорова – поэт, безусловно, следующий традициям классического русского стихосложения, придерживающийся чистой, без примесей, силлабо-тонической метрики. Но для меня более значима в текстах автора не преемственность метрических маркировок, а явно ощущаемое родство с той семантической, сущностной доминантой, которая была присуща что золотому, что серебряному веку русской поэзии. В стихах Надежды нет отвлечённых холодных смыслов. Почти каждая строка оплачена подлинным переживанием щедрого и сострадательного сердца. И это помогает автору найти, нащупать, обрести единственно верную, необходимую для каждого лирического высказывания интонацию.  

  

О. Г.

 

* * *

 

А сердце бьётся,

А в сердце пусто.

Мне б жить в Торопце,

Растить капусту,

Солить и квасить,

Зимою снежной

достать под праздник

Хрустящей, нежной.

Покушав дружно,

Не для прикола –

Уважить мужа:

налить рассола.

Ходить в субботу

К соседке в баню,

Пить с ней в охотку

Чай с пирогами.

Из той капусты,

Что я сажала,

Пока в столицу

Не убежала.

 

 

* * *

 

Чашка кофе в руках сиротская.

Та же юбка и та же блузка.

И пятнадцать минут на Бродского

От Речного до Белорусской.

 

И когда метро меня выплюнет

В центре города на Таганке,

Моё тело, обмякнув, выплывет,

Как бычок из консервной банки.

 

Заглотнет меня лифт-аквариум,

Буду долго ползти на третий,

Чтобы вечером сёмгой жареной

Закусить на чужом банкете.

 

 

* * *

 

В Москве живу я или не в Москве?

Я вижу бесконечные вокзалы,

Платформы, эскалаторы, устало

Ползущие, как змеи по траве.

 

И день – не день, и в ночь не спится мне.

Мой свет в окне – свеченье монитора.

Где росписи Успенского собора,

Большой театр, Жуков на коне?

 

Скажи, мой друг: зачем я здесь живу

Просватанной, обманутой царевной?

Уж лучше б созерцала ежедневно

Пусть даже змей, лягушек и траву.

 

 

* * *

 

Я выздоравливаю, я

проснулась утром

и поплыла на волнах бытия

легко и мудро.

Улыбкой новый день учусь встречать,

терпеть, не плакать,

ведь путнику не могут помешать

ни дождь, ни слякоть.

Как наша претерпевшая страна,

очнусь и в стремя.

Я сильная. Я выживу. Одна. В любое время.

 

 

* * *

 

Мой век двадцать первый – оплаченный трафик,

Где мамина смерть, словно вписана в график

Меж дел неотложных отдельной строкою.

И рядом – «молиться о вечном покое»,

А дальше – работа, экзамен, собранье,

И нет в этом списке строки «наказанье».

И нету в нем слов про душевные муки,

Кто душу чужую возьмёт на поруки?

Я знаю о Том, кто оплачет потерю,

Иду к Нему в Дом и боюсь, что не верю.

Я ставлю свечу, потому что так надо,

Родившийся век – за двадцатый расплата.

 

 

* * *

 

Ночь. Комната. Постельное бельё

В тонах пастельных.

Я в нём, как в облаках, в небытиё

Плыву бесцельно.

 

Я в кокон одеяла завернусь –

Так слаще спится.

Из бабочки я в гусеницу тщусь

Вновь превратиться.

 

И сбрасываю легкую пыльцу

Румян под утро:

Ребёнку абсолютно не к лицу

Ни тушь, ни пудра.

 

И если «быть» предполагает «жить

В трёх измереньях»,

То я предпочитаю дальше плыть

Не по теченью.

 

А против, чтобы чистой в судный час

Предстать пред Богом.

Младенцем без греха и без прикрас

К Его чертогам

 

Идти легко и видеть впереди –

У входа прямо,

Спеша прижать к тоскующей груди,

Меня ждёт мама.

 

 

* * *                           

                                                  Посвящается любимой сестрёнке

 

Прибалтийская девочка в сером, смурном Альбионе,

Круто водишь авто, говоришь на чужом языке.

Мне тебя не хватает, я снова и снова в загоне,

В сотый раз от любви ухожу в скоростное пике.

 

Фотки выложишь в сеть, и на каждой второй ты у моря.

Ты скучаешь, я знаю, и знаю, приедешь опять,

И родных, и друзей, и себя, и судьбу переспоря,

На родном берегу серый камушек счастья искать.

 

 

Волга

 

Манишь ты серебряной волною,

Но весною в воду не войти,

Волга-Волга, сколько лет с тобою

По пути, всегда мне по пути.

 

Целовались в губы у истока,

Недалёко, я и родилась,

В Ярославле виделись недолго

И в Твери беседовали всласть.

 

В Городне, Саратове и Плёсе

Любовалась я твоей красой!

На пологом Старицком откосе

Причащалась утренней росой.

 

По России плавно катишь воды,

Набирая силушку и стать,

Волга-Волга, дай глоток свободы,

Научи до моря доплывать.

 

Так, чтоб знать, вливаясь в это море

И смиряясь с пройденной судьбой,

Что на всём пути, на всём просторе

Оставалась я самой собой.

 

 

* * *

 

Не отпускает Дагестан

Неделю, месяц, два, полгода.

Какой чарующий дурман

Влила в меня его природа?

 

Его настой из горных трав,

И в нём щепоть каспийской соли,

Как скакуна спесивый нрав

Москва и сплин не побороли.

 

Со мной равнин ковыль-трава

И гор рассыпанных громады,

Его морская синева,

Его орлы и водопады.

 

Московский воздух не помог

И первый снег невероятный.

Зигзаг нехоженых дорог

Уже зовёт меня обратно.

 

 

 

* * *

 

Искала Пушкина не там.

Ни слог пространных монографий,

Ни тур по памятным местам,

Ни строки скучных биографий

 

Мне не открыли ничего

В душе российского пиита.

Узнать, понять, постичь его

Надежда дерзкая разбита.

 

Когда ж в полночной тишине

Заветный том раскрыла снова,

Пронзило ум и сердце мне

Живое пушкинское слово.

 

 

О ЛЮБВИ

                          Мужу

 

Мою горькую головушку

Приклоню тебе на грудь.

Ах, как сладко, мой Егорушка,

На груди твоей уснуть!

 

Позабыть тревоги вешние,

Веки сонные сомкнуть

И душою своей грешною

Возле сердца отдохнуть.

 

Приобнять рукой усталою,

Век бы горя не видать,

Снизойди на нас хоть малая

Божья милость, благодать.

 

И лежу я, безмятежная,

Легкий сон неощутим.

И твоё дыханье нежное

Вновь сливается с моим.

 

 

* * *

 

Зачем делить одну лишь боль?

Как ноют раны.

Ты ждёшь покорности, изволь,

Рабою стану.

 

А кем меня ты будешь звать –

Мне всё едино,

И буду милостыню ждать

От господина.

 

Дарёной ласке я в ответ

Вздохну притворно,

Я не тебе, мой милый, нет,

Судьбе покорна.

 

Не брачные связали нас,

Иные узы –

Ты мне однажды душу спас.

И с нею – музу.

 

 

* * *

 

Зачем ты научил меня смеяться

Молчунью и серьёзную девчонку?

Когда придёт пора с тобой расстаться,

То смех мой полетит тебе вдогонку.

 

Осколки смеха больно сердце ранят,

Но ты переживёшь минуту эту,

Легко и просто скажешь: «До свиданья»,

Закроешь дверь и тихо канешь в лету.

 

 

* * *

 

Нет повода для грусти,

Нет повода для сцен,

Когда любовь отпустит,

Отпустит насовсем.

 

Пусты все разговоры

Про кару и про месть.

Нет повода для ссоры,

А для разлуки есть.

 

 

* * *

 

Где-то там, в суете ресторанной,

На горячем морском берегу

Всё осталось: и радость, и раны,

И «Люблю!», и «Хочу!», и «Могу!»

 

В мягких креслах гостиничных комнат,

На зелёном сукне казино

Всё осталось, и вряд ли нас вспомнят

Те, кто пил за знакомство вино.

 

Взгляды, жесты, улыбки, дыханье –

Колебания воздуха, вздор!

Мы с тобой не прошли испытанье

На любовь, вот и весь разговор.

 

Эта очень приятная ноша

Оказалась нам не по плечу.

И не важно, что я тебя брошу.

Не люблю. Не могу. Не хочу!

 

 

* * *

 

Я долго мечтала о сказочных принцах,

Страстной любви, верности, поклонении,

А жизнь посылала каких-то уродцев,

Истеривших и отрубавшихся в опьянении.

 

У них бывшие жены, внебрачные дети.

Господи, это же преступление:

Влюбляться в подонков редчайших на свете

До самозабвения и осквернения.

 

Мама, ты же мудрая женщина!

Почему ты не рассказала,

Что все принцы – сволочи, и это не лечится.

Мама, ну ты же ведь точно знала!

 

Отвернусь от зеркала, выйду на улицу,

Сяду у подъезда на лавочку.

Пусть пара молодая напротив целуется.

Мне – до лампочки.

 

Наталья Коробова. «Кармен». 2001 г., 90х80, холст, масло. Частная коллекция.