Поэзия метрополии

Автор публикации
Полина Пороль ( Россия )
№ 4 (28)/ 2019

Стихи

ДЕБЮТ

 

Стихи Полины Пороль – это и пронзительное в своём выражении взыскание жизни, и тихий исповедальный разговор автора с самим собой, в котором есть сочувственный поиск гармонического равновесия для человека, Родины, и, не побоюсь этого слова, всего мироздания. Поэт остро ощущает и непостижимую тайну этой мирозданческой картины, и дарованную человеческой душе причастность этой тайне, выраженную через потрясающий образ странствующей тени.

 

О. Г.

 

 

* * *

 

Принеси мне из леса оливу,

Разожжём поутру наш камин,

Заворчит он тепло и сонливо,

Мы коланду споём перед ним:

 

«Рождество я пою всему дому,

Твёрдо камни его пусть стоят,

Пусть лампада горит пред иконой,

Пусть хозяин всегда будет рад…».

 

Молчаливою девой Эллада

Смотрит в небо проста и свята,

И с ночной Вифлеемской прохладой

Загорается тихо звезда.

 

 

Греческий гекзаметр

 

Ветер осенний качает вершины деревьев у дома.

Птицы кружатся как в детстве, пронзительный крик их страшнее.

Ласточкой белой лечу в твои тёплые страны, любимый,

Снова и снова зову тебя к ясному тихому солнцу.

Только услышишь ли крик мой, неведомый голос узнаешь?

Чтобы не ранить мне крылья, не биться об острые камни,

Те, что когда-то живыми сердцами людей назывались.

Я долечу и без чувств стану падать на землю чужую,

Ты удивишься и примешь в ладони усталую птицу.

Вот мы теперь и увиделись, друг мой, и встретились даже.

Только скажи мне скорее: конец это или начало?

 

* * *

 

Над нашей Родиной кружатся птицы

В час сумерек прошедшего дождя.

И я смогу ещё раз возвратиться,

Ещё раз оглянуться уходя.

 

Закат расстелится, раскинется, растает.

Смешается с кружащейся листвой.

И каждый человек на миг узнает,

Что выше счастья на земле покой.

 

Не говори мне ничего. Кружатся птицы.

В вечернем небе тают облака.

Но я смогу ещё раз возвратиться

Домой. Через дожди, через века.

 

 

* * *

 

О Успении, о славе в литии

Я слова священные твои

От вечерни в предрассветный час

Затеплю кадильницей сейчас.

 

И растает дымкою смолой:

«Боже, со святыми упокой».

Упокой Стефанов и Галин,

Евдокий, Софий и Ангелин,

 

Александру, Юлию, Петра,

Деда Ваню с нашего двора,

Пелагий… их было целых пять,

Сквозь столетья я гляжу опять.

 

И туманит дымкою смолой

Голос чей-то, голос неземной.

Словно тени, ждут своих черёд.

Кто же имена их назовёт?

 

Кто же назовёт те имена,

Что не сохранила старина,

Что исчезли с предрассветной мглой,

Словно этот голос неземной.

Только знаю, там, вдали небес

Расцветёт восьмиконечный крест.

И тогда они придут опять,

Чтобы имена свои сказать.

 

Будут лица их светлее дня,

Чище благодатного огня.

И узнаю я Стефанов и Галин,

Евдокий, Софий и Ангелин,

 

Александру, Юлию, Петра,

Деда Ваню с нашего двора…

И ещё других, чьи имена

Не хранила прежде старина.

 

 

* * *

 

Бабушка трепала по щеке:

«Внýча, жаворóнки прилетели.

Просыпайся, стынет лёд в реке,

За ночь заморозились капели».

 

В жаркой кухне тихо и светло.

Дремлет кот, упрятав нос под лапу.

Вихрями в морозное стекло

Снег стучится колкий и мохнатый.

 

Ледяные звёзды высоко,

Звонница от инея искрится.

Колокол и гулко, и легко

Плачет снова в небе севастийском.

 

 

Мишка

 

Тебя назвали плюшевым медведем,

И подарили мне на Рождество.

Не знаю я, что думают соседи,

Быть может, детство вновь ко мне пришло.

 

Мохнатые, нахмуренные брови,

Внимательный и очень добрый взгляд,

Ты слушателем станешь поневоле,

И сказки о тебе заговорят.

 

И ничего, что сделан ты из плюша,

Не удивлюсь, заговоришь со мною вдруг.

Ты можешь понимать меня и слушать,

Ты стал дороже всех моих подруг.

 

Пусть сердце у тебя не человека,

Быть может, это к лучшему теперь.

Для нашего несказочного века

Нам сказка снова отворяет дверь.

 

 

* * *

 

Тихо дремлет золотом червонным

Древний, торжествующий алтарь.

Кротко смотрит на меня с иконы

Дивный архипастырь Николай.

 

Снегом заметённые ступени,

Чутко задрожат колокола,

И начнётся ангельское пенье,

Голосится звонами земля.

 

Высятся кресты над всей Вселенной,

Устремляясь ввысь, в ночную даль.

Вот он месяц тайны сокровенной

Тонколикий, царственный январь.

 

 

* * *

 

Стало тихо в городе осеннем,

Серебрится паутины нить.

Несколько часов до воскресенья,

Снова птицы начали кружить.

 

В детстве говорила я серьёзно:

«Как в калейдоскопе, мама, небо!»

Сколько лет, ликующих и слёзных…

Был ли тот октябрь или не был?

И однажды, глядя в небо синее,

Ты по-русски засмеёшься тоже:

«Стала и моей твоя Россия,

Посмотри: на что это похоже?».

 

 

* * *

 

Огнём неопалимой чаши Слова

В последнее мгновенье напои…

«Кто на земле не обретает крова,

Со мною ныне будете в раи».

 

И снова я иду к Тебе навстречу

С двенадцатиевангельской свечой,

Через века, туда, где время – Вечность,

Сквозь дождь и ветер, и палящий зной.

 

 

Легенда Китая 

 

Ради всего живого на Земле Хоу-и  уничтожил 9 солнц…

        Сказание о Чан Э, оказавшейся на Луне

 

Может быть, это только мой сон,

Или грёзы от яшмовой флейты.

Но со всех обступили сторон

Десять солнц, иссушившие ветры.

 

На земле не осталось воды,

И деревья поникли от жажды.

На песке оставляя следы,

Жизнь уходит, явившись однажды.

 

Погуби эти девять светил,

Мы не требуем большего света.

Я душистый осмáнтус растил,

Он погибнет без влаги и ветра.

 

Пожелтели страницы легенд,

Старый лáоши прячется где-то.

Древним Солнцем был мир наш согрет,

Память предков веками воспета.

 

 

* * *

 

Посвящаю А.А. Маслову, автору книги

«Китай: Колокольца в пыли. Странствия мага и интеллектуала»

 

Колокольца в пыли, одинокая флейта,

И дорога над пропастью с вихрем немым.

Моя тень там осталась и странствует где-то,

Превращаясь в сиянье и ветреный дым.

 

Старый город уснул, навсегда, без рассвета.

Старый город уснул, продолжая свой путь.

Только тихие, звонкие в сердце ответы,

И желание Солнце однажды вернуть.

 

Но не слышат высокие дикие скалы,

В их обителях свой бесконечный обряд.

Веселятся друзья в окнах чудной Коалы[1]

И столов украшают пирующий ряд.

 

 

* * *

 

Там берег мой, там берег одинокий,

И ржание коней, и суховей,

И золото неубранных полей,

И близкое, что кажется далёким.

 

Стучат колёса отголоском прежним,

И сладко видеть узкое окно.

То самое, что в жаркий день затворено

Старинной ставней белоснежной.

 

В прозрачной сини разгорелся свет,

И полыхи листвы ясней и чаще.

Как будто только здесь ты настоящий,

И ничего на свете больше нет.

 

 

* * *

 

Я никогда так не ждала весны,

Как в тот февраль бессонный и безликий.

По дому горько пахло базиликом,

Ночами снились мне чужие сны.

 

И с каждым днём всё уже и страшней

Пространство комнаты сжималось до предела.

Смерть на меня во все глаза глядела,

Но слишком неуютно было ей.

 

Лампады свет палил её дыханье,

И мамин голос не давал пройти.

Мной были поняты все жизни, все пути,

Всё на земле возможное страданье.

 

Все, кто искали, не нашли вины

В событиях, друзьях, знакомых датах.

Но время повернулось вспять… Когда-то

В морозных окнах я ждала весны.

 

 

Зимнее солнце

 

Сима Васильева. «Зимнее солнце».

Смешанная техника на дереве, 35 х 22 см.

 

 


[1] Коáла – гостиница в центре Шанхая