Екатерина Егоренкова – настоящее открытие на карте поэтического пространства. Формально её имя давно знакомо широкому кругу жителей Харькова – годы журналистской работы в СМИ, корреспондентки и телеведущей принесли ей известность. И мало кто догадывался о том, что её творчество не замыкается на этой сфере деятельности, поэтому её появление на одном из вечеров поэзии в качестве автора стихов на украинском языке было совершенно неожиданным для слушателей и коллег-литераторов. Не меньшей неожиданностью стало затем открытие её авторского имени на русском языке. Столь позднее открытие произошло скорее всего из-за сдержанности Егоренковой, не спешащей выйти со своими стихами на публику. Нет журнальных публикаций, две тоненькие книжки, вышедшие малыми тиражами, не могли попасть в поле зрения более широкого круга ценителей поэзии. Грустное явление нашего времени. Но нет худа без добра – пришествие поэта состоялось на зрелом уровне, мы не видим стихотворений ученического периода. Перед нами Егоренкова предстаёт сложившимся поэтом. У неё есть свой жест, своя интонация, свой поэтический характер. И нынешняя публикация это подтверждает. На первый взгляд, это подборка стихотворений, но уже на третьем-четвёртом стихотворении понимаешь: перед нами цикл связанных между собой текстов, цикл, который перерастает в поэму. Сделано это точно по звуку, экспрессия и напряжение отражают эмоциональный строй поэтического переживания, проявленного в художническом мировосприятии. Надеемся, читатель разделит нашу радость открытия.
Д. Ч.
СЕРЕБРО
всё, что каждый из них когда-то произносил,
им обоим забыть едва ли достанет сил
а слова вылетали бойко, как воробьи,
и хлестали – всей пятернёй наотмашь
всё, что каждый из них считал неизбежным злом,
улеглось на височных впадинах серебром
и казалось – вот она, самая соль земли
но выходит, шли в темноте на ощупь
всё, чем каждый из них особенно дорожил,
до сих пор на высокой ноте внутри дрожит
и решили – не так уж остры слова
и что ранит гораздо больней молчанье
всё, что было не так, давно поросло быльём
улеглось в руках дразнящим её бельём
и лежат, губами касаясь едва-едва
и близки друг другу чрезвычайно
всё, о чём упорно каждый из них молчал,
отзывалось глухими вскриками по ночам
но наутро вновь не хватало слов
и друг друга вновь упорно не замечали
милый господи, я не устану тебя молить –
научи их, пожалуйста, вовремя говорить
подари им своё чернёное серебро –
чтоб они никогда вдвоём не молчали
* * *
он любовь себе новую завёл, говорят
и не то в «Савой» с ней уехал, не то в «Хайятт»
и не то чтобы он безумно её любил
но – стоит обнимает, лыбится как дебил
он так счастлив на этих фото
на всех подряд
он завёл себе новенький шевроле
прикупил по дешёвке не то фазенду, не то шале
и не то чтобы он был богач и щёголь
надоело на мир смотреть через щёлку
вышиб дверь –
и бесстыдно пялится, ошалев
он завёл себе, говорят, привычку быть круче всех
и в довесок – усталый циничный смех
и не то чтоб ему не хотелось всё взять и бросить
но упорство он принимал за доблесть
а аскезу мнил лучшей из многих мирских утех
говорят, его видели на острове Занзибар
говорят, он в промозглом Питере с клерками выпивал
говорят, что ему нипочём холода и старость
говорят, что он обречён
ему мало теперь осталось
и в прощальный вояж он мало кого позвал
* * *
и они говорят, говорят – как водится, ни о чём
она смотрит куда-то вдаль, за его плечо
и он снова ей врёт, что «там» почти решено
и в какой-то момент ей становится всё равно
и они говорят, говорят – он вслух, а она молчит
на столе между ними – два паспорта и ключи
она думает: «господи, дай мне сил ещё помолчать»
до расчётного времени им остаётся час
она думает: «ну зачем ты снова меня, зачем?
да, я помню – хотела уснуть на его плече
только видишь ли, господи – плеч оказалось два
на втором – увы – совсем не моя голова»
и они говорят, говорят – едва открывая рты
на окне умирают подаренные цветы
из окна смотрит город – равнодушный и неродной
я ищу тебе повод – не говорить со мной
* * *
светлеет раньше, темнеет позже – мы победили, мы доползли
и этот остров – всего лишь остров, а не заброшенный край земли
да, этот остров – всего лишь остров: не край, не берег, не западня
и это просто, чертовски просто – на этот остров сманить меня
сманить – и выманить из укрытья, украсть из мути февральских снов
и в шарф сплетать шерстяные нити, не разрушая ничьих основ
и в шаткой, шаркающей походке распознавать меня за версту
и плыть на остров в двуспальной лодке, срывая яблоки на лету
и так небрежно, и так изящно смахнуть остатки снегов и тьмы
темнеет – позже
светлеет – раньше
и друг у друга остались – мы
* * *
ну давай, давай же поговорим
например, о том, как вечер неповторим
или вот о том, как в мае прекрасен рим
да и вообще любой другой париж по весне
или вот что, знаешь – давай о ней?
ну давай, давай же начистоту
например, как чужие дети быстро растут
как венере совершенно нечем прикрыть наготу
или о смешном названии «стейнвей и сыновья»
а она дороже тебе, чем я?
ну давай, давай же, не замолкай
например, о том, к чему подают токай
или вот – для чего нужен герде унылый кай
или вот ещё – кто придумал игру «в города»
а она же правда не навсегда?
ну давай, давай, говори как есть
например, как ажурно прозрачен осенний лес
или вот – почему не казнят принёсших дурную весть
или вот о том, что видел сейчас во сне
а когда ты скажешь ей обо мне?
* * *
потерпи – говорили ей – потерпи чуть-чуть
мы не знаем, какому тебя показать врачу
мы не знаем, каких тебе прописать пилюль
потерпи – говорили – не раскисай, наплюй
младший всхлипывал: что мне делать с такой бедой
я отпаивал, как учили, живой водой
перепробовал все колодцы и родники
только легче ей не становится, мужики
средний хмыкал: что ей, братец, твоя вода
я ей новенькую любовь, как учили, дал
думал – выдюжим, хрестоматия-то права
да какое там: сами видите, чуть жива
старший хмурился, всё покашливал да курил
тут сквозное, без шансов, в общем-то – говорил
я бы взялся, да у неё, видать, передоз –
не берёт ни коньяк, ни вискарь, ни другой наркоз
так что ты потерпи – говорили – ты же у нас боец
не придумано для таких, как ты, запасных сердец
не оставлено запасных путей для таких, как ты
мы пойдём – за тобой приглядывать с высоты…
* * *
а история, как её ни крути – проста
нарисуй её на больших листах –
все подробности и детали,
каждый, даже самый крошечный, эпизод
уложи в сундук и упрячь в подвале –
навсегда забудешь её едва ли
но на время – да,
если повезёт
у таких историй – конец один:
лишь один останется невредим
лишь один всё сделает чин по чину,
закрыв счета
у второго – тоска в глазах и лицо в морщинах
и поди теперь, отыщи причину
угадай, когда
неживым он стал
а твоя история всё горчит
и неясно, чем же её лечить
и она больничных не признаёт
и куда ты денешься от неё
усади историю за столом
посмотри на неё под другим углом
отойди на шаг
и ещё на два
и уверься – ты до сих пор жива
* * *
и не спрашивай даже
я не знаю, с чего начать
о таких вещах преимущественно молчат
о таком говорят – на кушеточке, у врача
или спьяну сливают ночью в закрытый чат
и не спрашивай
даже слова не говори
что не сказано сразу – схоронено там, внутри
как безбожно и яростно врут толковые словари
а ты просто танцуй, моя девочка
раз-два-три
а ты просто молчи, моё золотко
я пойму
отдавала ключи от сердца – да не тому
отдаёшь ли теперь отчёт – так уже не в счёт
и ключи, и сердца, и замочки –
наперечёт
* * *
о, прекрасный мой королевич
как дела в твоём королевстве
где границы твоих владений
где ключи от дворцовых врат
поздорову ль твоё семейство
весела ли твоя невеста
обожает тебя ль как прежде
без разбору и стар, и млад
о, прекрасный мой королевич
о, негаданный мой попутчик
о, немыслимый мой подарок –
бог ли, дьявол ли преподнёс
бескорыстны ль твои подружки
благосклонен ли старый ключник
холодна ли трава под утро
молчалив ли угрюмый плёс
о, прекрасный мой королевич
велико твоё королевство
не объехать ни в год, ни в десять
за полжизни не обойти
позови, если станет страшно
или снова захочешь вместе
а пока я сойду, пожалуй,
в параллель с твоего пути
* * *
это жизнь, моя девочка
это же просто жизнь
все рассказы и сказки, фантомы и миражи
все разлуки и встречи, все страны и города
это жизнь, моя девочка
это – не навсегда
это жизнь, моя девочка
это всего лишь жизнь
это то, как предательски голос от слёз дрожит
это то, как мучительно видеть – и не забыть
это слабая видимость сильного слова «быть»
это жизнь, моя девочка
хочешь уйти – изволь
у неё от таких, как ты – головная боль
у неё для таких, как ты – наготове плеть
это жизнь, моя девочка
надо её уметь
эта жизнь – непутёвая, пошлая – как ни крути, твоя
эта жизнь – нерождённые дочери, мёртвые сыновья
смилосердится, сжалится: ей ведь не всё равно
эта жизнь, моя девочка – всё, что тебе дано
* * *
что у тебя на душе, красотка Шен?
кожа нежна, как белый молочный шейк
ширмы и фижмы, тонкий чулочный шов
к локонам рыжим ластится алый шёлк
что у тебя за душой, красотка Джой?
во что тебе обошёлся дневной простой?
дым обжигает лёгкие – выдыхай
тьма застилает опиумный Шанхай
с августа на мели красотка Ли –
в порт не заходят британские корабли
море качает джонки – в одной из них
тянет с уловом сети её жених
сон собирает тени с густых ресниц:
Шен вышивает золотом райских птиц
Джой начищает медные зеркала
Ли протирает бусины из стекла
шорохи тают в вязкой морозной мгле
сны о Китае – лучшие на земле
с тех берегов, где нет ничего вообще
смотрят на Землю Ли вместе с Джой и Шен
* * *
а у нас всё было с тобой, мой свет –
и вишнёвый сад, и холодный брют
и спустя каких-нибудь пару лет
насовсем отпустит упрямый спрут
а спустя каких-нибудь пару фраз –
онемеет сердце, порвётся нить
всё, мой ангел, было с тобой у нас –
не вернуть, не сбросить, не обнулить
не узнать у мойры своей судьбы
не стреножить пламенного коня
а у нас всё было, всё было бы
если б ты и вправду любил меня
* * *
она носит что-то модное, мешковатое –
всё такое, знаешь, серое с розовым
она красится в рыжеватое, шоколадное
и мотается в милан лоукостами
она слушает rammstein и бетховена
наизусть и всласть цитирует бродского
он, бывает, о ней думает: «малахольная»
но давно уже не лезет с расспросами
он работает диспетчером, на окраине
добирается с двумя пересадками
и когда она летает над облаками, он
следит за её взлётами и посадками
она пьёт то кальвадос, то шипучее
то массандровский портвейн, то сливовицу
у неё полно знакомств – на всякие случаи,
от потерянных ключей до бессонницы
иногда она швыряет в него подушками
он в ответ улыбается снисходительно:
он уже переспал со всеми её подружками
и прощает – на правах победителя
неизменно всё разумное-доброе-вечное:
он – земля, она – звезда, вот и вертятся
они были так давно друг другу обещаны –
и никак, никак друг с другом не встретятся