Русско-американский двуязычный поэт и литературовед, живущий в Бостоне, автор нескольких сборников английских стихов и соредактор серийной антологии англоязычной поэзии и критики «Fulcrum». Полиглот и переводит стихи с нескольких языков. Стихи, статьи и переводы регулярно появляются в международной литературной периодике; на русском языке выходили в журналах «Воздух» «Артикль», «Дружба Народов», «Новый мир», TextOnly.ru, и некоторых антологиях. Обладатель двух учёных степеней Гарвардского университета, защитил диссертацию (PhD) о творчестве Сэмюэла Беккета в Бостонском университете.
Филипп Николаев в своё время произвёл яркое впечатление на нас – студентов выпускного курса семинара поэтов-переводчиков. Деталей не помню, было это выступление приглашённого совсем молодого поэта и переводчика в качестве интересного гостя или это была беседа в кулуарах. Блестящий английский язык, неожиданные чёткие формулировки, живой русский язык и – скромность. Но перед нами – это было общее впечатление – стоял сложившийся литератор с энциклопедическими знаниями и независимым поэтическим мышлением. Характерным для творчества поэта Филиппа Николаева является богатая просодия, диапазон литературных приёмов в их разнообразии, соответствующих теме и настроении стихотворения. Это очевидно даже в небольшой подборке нынешней публикации.
Даниил Чкония
* * *
На перепутье тех времён, когда ещё был мал,
умом особо не умён, хоть после догонял,
застряло много глупых чувств и ноют до сих пор,
пусть их не показать врачу, не выманить из нор.
О чём таком они поют, конкретно не назвать,
в какой компании-кают каюк и чья там мать,
но в них сочельником горит сошедшее на слом,
и твой ковровый броневик, и девушка с веслом.
Мелькнуло белым мотыльком Чертаново одно
и над филёвским камельком открытое окно,
и жар костра ещё трещит, и речь ещё рычит,
и боль остра, и гвоздь кричит, и гроздь горчит.
Всю безутешность тех утех не воспроизвести,
улова слов, безвестных слов, не воспроизнести,
но остается головой мотнуть и им с пути
послать воздушный поцелуй из ностальгии, и
пусть выйдут ветер с ветерком проветриться с дождём,
не сокрушаясь ни о ком, рыдая обо всём,
что можно было написать в пустом беловике.
Жаль, сердцу нечего сказать моей руке.
* * *
Навязчива грёза, что мне повезло,
и силой невемо какой
на радость добру и чёрту назло
билет окупается мой.
Пусть в правом кармане таможенный штраф
и в левом не меньше беда,
я нагло словлю незаслуженный кайф,
и сердце оттает тогда.
На площади белой до мозга костей
мне сбудется вновь побывать
и утром в случайной постели своей
гудкам на шоссе подвывать.
Присяду в фойе, со швейцаром на вы,
засиженным креслом треща,
и в толстый бокал охлаждённой любви
впущу золотого ерша.
Тут стоит пройтись, покурить под дождём,
разведать про местный театр
и всем устаревшим своим пиджаком
впечататься в солнечный кадр.
И НЕ ТАКОЕ БЫВАЛО
Как сообщает сюжет в ленте,
г-н. Басу, 41-летний житель
индийского города Бенгалуру,
взял в жены крысу, которую считает
реинкарнацией своей первой жены,
погибшей в автокатастрофе.
Г-н. Басу, отец четырех малолетних детей,
был совершенно разбит горем.
Но прошло несколько месяцев
и к нему на порог пришла крыса.
«У неё были глаза и нос моей жены», –
говорит г-н. Басу, сразу
и без малейшего сомнения осознавший,
что это она.
«Я предложил ей
любимое печенье жены, и она ела
именно так, как ела бы жена».
Была мгновенная взаимная нежность,
было знакомое выражение глаз.
Г-н. Басу посовещался со жрецами храма,
те одобрили брак и совершили обряд.
Так произошло воссоединение супругов.
Смейтесь же, любящие смеяться,
и негодуйте, кто любит негодовать,
и трындите назидательно своё, вы,
обладатели единственной верной религии,
с позиций подлинного знания и здравомыслия,
не могущие и помыслить о том,
чтобы жениться на крысе.
Я б хотел знать, как они там теперь,
но лента молчит, наша энтропия
ушла далеко вперёд и о них забыли.
В моем воображении они мне видятся
живущими долго и счастливо
в какой-нибудь укромной избушке.
Я только надеюсь, родная,
что вопреки и наперекор всему
всегда буду за тебя держаться
с такой же безумной верностью
и слепой верой перед лицом смерти.
Я только надеюсь.
ЙОГА МАШИНОПИСИ
Когда понадобилось отшлифовать заметки,
набросанные на серых страницах блокнота
с глупой лотосовидной эмблемой в уголке
для оживляжа, в сотый раз увещевая себя
проявлять бо́льшую организованность
и чёткость в обращении с информацией,
я пошел к калькуттскому перепечатчику,
сидящему с древнего вида пишмашинкой
рядом с торговцем зелёными кокосами.
К немалому моему изумлению, разбирать
мою расхристанную писанину ему было
проще простого. Печатает вслепую по 2
рупии за стр., быстро, практически без
опечаток, пока тем временем продавец
кокосов вскрывает кривым ножом кокос,
обрубая ему макушку, а соломка даётся
бесплатно. Жара сегодня стоит умеренная,
но солнце на тротуаре слишком ярко,
невозможно заслонить глаза. Авторикши
сигналят, проносясь мимо. Кондукторы
автобусов бубнят: живей, живей, леди
садятся первыми, поехали! Но я остаюсь,
пью в калькуттском лесу кокосовый сок,
пока машинка чуть не сама печатает, а её
хозяин рассказывает мне о своём брате.
Тоже писатель, как и ты, прорву стихов
насочинял, но дрянь, никто не печатает.
Буквы моих строчек проводили разножку,
как пришедшие на тренировку каратисты,
пинок за пинком кийа, кийа, кийа, весьма
проворно. У него каждый палец обладал
чёрным поясом по печатанью. В странах
перенаселённых, где так изнурительно
дешёв труд, можно выжить единственно
путём практики самоусовершенствования.
ЯБЛОЧНЫЕ СЕМЕЧКИ
У меня с детства дурная привычка
выедать яблочные семечки
после съедения самого яблока.
Их горьковатый привкус передаётся мыслям.
Поедание яблочных семечек не рекомендуется
ввиду содержания в них микродоз
цианистого калия, т.к. он
вреден для здоровья. Как не подивиться
судьбе Митридата Шестого Понтийского
(132-63 гг. до нашей эры),
он же Евпатор Дионисий?
Этот царь обладал феноменальной памятью,
феноменальной физической силой
и феноменальной жестокостью.
Он знал по именам
всех солдат своего огроменного войска,
владел бегло двадцатью пятью языками,
женился на сестре и ещё на нескольких женщинах,
не раз давал пинка под зад Риму, строил планы.
Опасаясь, как и всякий разумный правитель,
отравления, он закалял организм
приёмом гомеопатических доз
всевозможных ядов. Проиграв в итоге
генералу Помпею («Великому»),
преданный сыном-заговорщиком,
Митридат, во избежание пленения римлянами,
сперва отравил своих жён и дочерей,
а потом сам плеснул себе в горло зелье.
Однако ввиду того, что противоядная практика,
подтвердив свою правоту,
обезвредила для него эту дрянь,
он был вынужден заколоться
своим же мечом. Это произошло
на Митридатовой горе в Керчи,
где и я хаживал ребёнком,
причем наверняка с яблоком.
Цицерон называет Митридата
«величайшим из царей, грозивших Риму».
Я тоже амбициозен
и, бывает, задумываюсь:
а мое грызение яблочных семян
не укрепило ли и меня против яда?
Хоть и не скажу, чтоб я мечтал
в один прекрасный день
узнать наверняка.
* * *
Дождь стучит на все лады
в барабан своей воды,
пешеход бредёт вперёд
вброд –
не разборный ковш-черпак,
а обычный человек,
насквозь вымокший в дожде,
где
ничего такого нет,
кроме пачки сигарет,
да заела зажига-
лка.
Знать, её окончен путь.
Так и мы когда-нибудь –
фьють.
* * *
Хотя в вишневой кока-коле
всего на четверть коньяка,
а всё ж хватило алкоголя,
чтобы распарить дурака.
Цветут в Долине роз[1] морелло,
короче, вишни, говоря,
ну, и меня, вишь, разморило,
и всё же прожит день не зря.
Одна усталость подытожит,
насколько день не зря наш прожит,
насколько прожит день не зря,
вовсю ни зги уже не зря.
ДЛЯ КРЕПКОГО СНА
Чудак-старина,
коньяку-вина!
Термозороядерноастрийского
жерегла сраму-стрёму, быстра
хитромехалисоумья!
Как с ним быть-поступить?
В нервотрепках измотать?
В строфоформах изломать?
Дни прут за дерьмом дерьмо.
К ночи пьём коньяк-вино.
Заначь мне, будь душкой,
пол-литра под подушкой.
Осушу до дна!
Спасибо, старина.
СПОЛОХИ
игорю сатановскому
от бореева раствора
фосфористыя авроры
галактеющая бездна
полыхает безвозмездно
в небе множество лохов
бродит в форме сполохов
сполохи сполохи
световые олухи
до чего ж они наивны
сколь пронзительно невинны
ими вместе и поврозь
переплавлен я насквозь
пусть и тонкого гугу
без сиянья не могу
но зато от сполохов
возношусь до óблаков
сполошатасполошня
уж дождётесь у меня
стану к мерам прибегать
вам лазоревым мигать
ФЕДОРУ ВАСИЛЬЕВУ
Ивановка, Красносельское,
платформа твоя привычная,
привычка твоя извечная,
из вечности чувство детское.
Одно – чтоб крыша не съехала,
а прочее не помеха нам.
Не то чтобы не до смеха нам,
но горестно вторит эхо нам.
Но горестно вторит эхо нам.
Без этого нам вообще хана,
пацанам, в сущности, дуракам,
для этого нам и жизнь дана.
* * *
Холод в момент сквозит из дверей, проступает
в отпадании ложных друзей, осыпает
всё той же прежней своей ерундой.
День на нас с тобой отдыхает. Спой,
только не про безденежье. Перезимуем тут,
нам ведь птичьих прав не занимать отнюдь.
вот придёт весна, того глядишь, засвистим,
полетим, полетим, полетим... А пока гостим.
[1] Долина роз – парк в Кишиневе (прим. авт.)