Александр Ратнер родился в Днепропетровске. Ученый-металлург. Поэт, писатель переводчик. Автор 27 книг стихов (в том числе 2-х для детей) и 5 – прозы. В его переводах вышло 7 книг классической и современной украинской поэзии. Лауреат многих отечественных и Международных литературных премий. Член Национального Союза писателей Украины с 1988 года.
Ключом к поэтике Александра Ратнера для меня послужила формальная деталь: двустрочник в первом стихотворении в этой подборке. И замечание Иосифа Бродского, который рекомендовал студентам, давая задание написать стихотворение-пейзаж, использовать двустишия, поскольку, как он отмечал, в них есть нечто горизонтальное, пейзажное. Именно освоение ландшафта в самых разных его смыслах и проекциях – от пространственного до культурного, от экзистенциального до эзотерического – есть цель ратнеровской лирики, которая нередко воспринимается цитатами из некоего эпического глобального текста. Возможно, потому, что полем для поэтического повествования здесь служат основные элементы натурфилософии: воздух («Мне на рассвете шмель нанёс визит, / Он, кстати, прилетел по птичьей визе / И надо мной, вибрируя, висит / В его на время приютившей выси»), вода («Там дед, седым-седой, / Наполненное доверху водой / Ведро с луною тащит из колодца», «Но, к сожаленью, сон растаял, / Я сразу вынырнул в войну»), огонь и земля, на которой всё и всех жарким пламенем выжигает война (потрясающее по трагичности и простоте высказывания: «Осколком бомбы ранен был старик, / Он умирал и свой не слышал крик, / А рядом с ним так, будто ей неловко, / Не ведая, что замкнут этот путь, / По ободу ведра ползла чуть-чуть, / Как капля крови, божия коровка»). Современный поэт, оставаясь золотоискателем, превратился в географа и геолога, осваивая детали на глазах изменяющегося ландшафта, оценивая магнитные и вышние силы, которые его формируют. Тот самый «ландшафт», как в физической «теории струн» называют пространство всех решений. Стихи Ратнера только кажутся простыми, даже актуальными; выглядят повествовательными, даже нарративными. В этот точной простоте – вневременная глубина, особая острота восприятия, при которой и ландшафт времени становится обозримым, подчиняясь оптике глаза так, что прошлое с настоящим и будущим можно перемешать, словно колоду карт. И не будет в ней ни одного туза: не только потому, что нет больше великих и Б-г умер, но и поскольку наше политизированное время уровняло всё и вся: «Гол постамент. На нём был Пушкин, Сашка. / Отправиться в музей ‒ его удел... / И только голубь мечется, бедняжка, / Не находя того, на ком сидел». Уверен, что научная статья о поэтике Александра Ратнера могла бы начинаться, допустим, так: «Попадая в стихотворение, объекты описания превращаются в модели, рассказывающие о законах мироздания...» Эту же небольшую заметку я готов завершить просто: это замечательная поэзия.
