Эдуард Хвиловский – родился в Одессе в 1946 году. Окончил филологический факультет Одесского университета. Двадцать пять лет работал учителем в средней школе. Публикации – в журналах «Prosodia», «День и ночь», «Новая Юность», «Новый журнал». Автор трёх поэтических сборников. Живёт в Нью-Йорке.
«Точность формулировок» – то, что сразу привлекает внимание в текстах Эдуарда Хвиловского. И это был бы справочник, энциклопедические статьи, описание какого-нибудь технологического цикла, не будь формулировки алогичны, не исключай они друг друга и не преследуй какие угодно цели, кроме поясняющих, познавательных, стремящихся к афористичности, хотя и не без дедактики. Поэтому с первых же строк не возникает сомнения, что читатель имеет дело с поэзией, с симулякрами, мимикрирующими под тот или иной языковой нарратив, поскольку процесс написания стихов — это серия конкретных языковых решений. «Важен лишь код наследственности / в своей непосредственности / плюс обновляющаяся упорядоченность / и хаотическая загадочность....», - здесь, кроме навязчивых канцеляризмов и речитатива в стиле рэп, выстроен изящный словесный конструкт, в духе «Азбук» Дм. Ал. Пригова. Списки, перечни мудрых мыслей, тот самый концептуальный архив, который выстраивается из окружающего всех и каждого словесного сора, рождают, не ведая стыда, поэтические, не лирические, скорее эпические тексты: «Причина заключена в самóй причине: / яблока – в яблочной, дыни – в дынной, пчелы – в пчелиной / и так далее – по прямой, которая на самом деле, может быть, круг...» Всё здесь существует в процессе познания, в результате – не познаётся, и в таком неопознанном виде, как НЛО, зависает в единственно лучшем, по ощущениям, порядке: «Кто знает всё, тот и руководит. / Кто думает, что знает, тихо нижет: / на том лежит, стояло и стоит / в Пекине, в Усть-Илимске и в Париже». В таких текстах не ожидаешь необыкновенных тропов – они уже сами по себе своеобычны, в них через познание предмета поэт овладевает оденовским искусством сдержанности: «Смешной, не ведающий всех статистик, / ты весь в плену зашоренных идей». Всё уже изобретено, что есть повод для цитирования в модернизме; все можно ещё рассмотреть с разных сторон, что есть основа для квазицитирования в постмодернизме; и всё есть концептуальный оксюморон, который, как сказано в ставшем классическом эссе о метамодернизме Р. Аккера и Т. Вермюлена Notes on Metamodernism, «осциллирует между энтузиазмом модернизма и постмодернистской насмешкой, между надеждой и меланхолией, между простодушием и осведомлённостью, эмпатией и апатией, единством и множеством, цельностью и расщеплением, ясностью и неоднозначностью». А как иначе понять следующие высказывания, заявленные поэтом со знанием дела: «Изобретение лепит изобретателей / жизней своих старателей», «Он утонул, хотя и не хотел, / потом разбился в детском самолёте, / потом сгорел внутри огромных дел, / суть неотложных, как толчки в икоте», «Четвёртым актом первый изойдёт, / и яблоки запросятся обратно». Надеюсь, все это рассчитано не только на современного читателя, но и на того, из грядущего, поднаторевшего в чтении сочинений от искусственного интеллекта. Хотя, Хвиловский читателю-современнику, похоже, не склонен доверять: «Сейчас ещё нельзя. Вас позовут / лет через сто».
