Странные труженики

Номинация «Там»

 
Воздух моего детства
 
Ударом ноги разбили утро
и в землю всадили тень
великого умирания
Воздух
еще годы горел этим ужасом
в моем крае
позор корчился в углах
трех пар глаз
которые осталисъ
и уже потели новые кошмары
о которых
я еще не знала ничего
Доныне
однако во сне
разрушают мои недра
странные труженики абсолютного.

 
Воспоминания о России
 
В поездах цепенели ноги, и «Сулико»
сливался с поэзией великолепной Марины.
Она помахивала из окна степям, окружающим
утраченную бесконечность чёрных
ям, и ужасы прошлого качались в воздухе
без слова протеста, подчеркивая
тоску неисполнимыx мечтаний
и ностальгию от бездомности и отсутствия очагов.
Отрешённостью веяло с этих полей,
и убогие домишки утопали в грязи
и отражались в больших лужах на площадях.
Масла не было, и проблема картошки угнетала
женщин в платках,
между тем как около Невы на тротуарах валялись
вдрызг пьяные мужчины. Было время белых ночей,
пронизанных рассветами ненасытных
шагов и часов, наполненных ожиданием
чувственных встреч, поцелуев, слов,
поисков и немилосердных дождей.
Васильевский остров был святилищем
всех видов образования и мороженого,
запиваемого шампанским. Вечера пахли водкой
и грубыми приставаниями парней на тёмных
лестницах общежития номер 4. Зимний
дворец дышал своей недоступностью,
античные статуи прогибались под тяжёлой телесностью,
и душа Леонардо былa непостижима,
как мадонна, и Матисс бросал свой багрянец
убедительно и непоколебимо.
Гостиницы, помнящие
смерть Маяковского или Есенина,
темнели в тени Исаакиевского
собора, и Достоевский с Блоком,
никем не замеченные, прохаживались
по таинственной Мойке,
тогда как Пушкин приветствовал Петра
окаменевшим жестом.
Невский проспект на миг освещал спешащие фигуры
и гудел устами Гоголя,
а зимой мы согревались
в самых невероятных местах,
не обращая внимания на ночные опасности.

 
Номинация «Здесь»

 
Утро на Статен Aйленд
 
(Вид Манхеттена после бессонной ночи)
 
У домов острые носки и заря бледно-розового цвета.
Мосты поют гитарам и всклокоченные деревья щёткой чистят небо.
Оно очнулось из голубизны где оно пробыло кратковременно,
пока небоскребы не поклонились белым окошкам острова.
Звёзды сменились птицами, летящими навстречу тишине.
Азалии под ветром ждут,
пока не погаснет свет на противоположной стороне.
Башни и часы бьют о свои крылья.
 
* * *
 
Окровавленное солнце положило небо на лопатки
и корзинка с малиной
спустила свою сочную влагу
в горький вкус автобусных сидений.
Высохшие американские степи
качаются между магистралями
и надписи вздыхают по краям шоссе:
Camel – K-Mart – Texaco
McDonald – Midwest General Splits – Ends a Liquor.
Домишки купаются в бассейнах
и не знают ещё об авангарде.
Раннее утро.
Tire Factory – Mobil.
Wallpapers – Warehouse.
Franks – Nursery and Crafts.
Burger King.
Мы толстеем и некоторые парковки пусты
Taco Bell – Paco Bell.
Брюхо Америки прогорклое от выхлопных газов
неохотно пробуждается из ночи без сна.

 
Номинация «Эмигрантский вектор»

 
* * *
 
Все далеко далеко
как глаза моих азалий
и эта ночь
когда я прохожу окном
к еще одному свету
Как тихо ты можешь быть
и все длиться,
пока миры
один за другим проходят мимо тебя
почти незаметно
как носовой платок
как вор на лестнице воображения
между тем как мы по-прежнему переворачиваем
эту землю
Она бывала безжалостнее говорили
когда у них еще
была мать
или язык
 
* * *
 
Я балансирую
на тонкой веревке проказы
своей непринадлежности,
напряженной от берега дыхания
к берегу без дыхания.
Бездна
прерывает мой шаг,
ноги еле несут.
И звуки их губ
спотыкаются о мои.
Нет тайны, когда нет очевидности.
Засеянные поля принадлежат им.
А я скатываю целину в дорогу.
Неоплаченный долг
не разнесет ни почтальон,
ни ветер.