Февраль

ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2010. Конкурс поэтов-неэмигрантов

Номинация «Неоставленная страна»

Февраль

Этот вечный февраль всё скрипит и скрипит
Под полозьями песней о лете,
Ямщиком стаканище последний допит
Под занюх запорошенной плети…

Бубенцы не звенят на морозе - стучат,
Пристяжных подзаносит на круче,
И волчица, что бросила где-то волчат -
Разъединственный тройки попутчик…

Коренник неподкованный  наледь лущит,
В кровь копыта, но думушки прочь те –
Мол, замёрзнет в степи бедолага-ямщик,
Вспоминая про службу на почте…

Только он не замёрзнет. Последний стакан
Никогда не бывает последним…
И всё хлещет метель по ямщицким щекам,
Разгоняя ямщицкие бредни…

А в округе уже ни друзей, ни врагов,
Ни волчицы, ни нечисти прочей…
Но не выбраться тройке из вечных снегов…
Да ямщик и не очень-то хочет…  

Афганский вальс

                                            Игорю Цырюльникову

Тот же поезд – «Москва-Кишинёв»,
Но теперь две таможни по ходу.
Проклиная себя и погоду,
Я в загранку к тебе. На денёк.

Пусть дорога туда и в обрат
не денёк, а по времени – втрое.
Пусть записаны мы не в герои,
Но ведь были Кабул и Герат…

Приказала империя жить.
очень долго.  Живем. Кто как может.
И горбим на пропой для таможен,
чтоб таможням не шибко тужить…

Я к тебе в Кишинёв на денёк,
А не сдюжили б «двойкой» в Афгане,
То не знал бы тебя я с ногами
в Кандагаре. А после – без ног…

Две таможни, как есть – за спиной
(Кишинёв – не краюха планеты)
И в каталке навстречу ко мне ты,
Я навстречу  - тебе. На одной.

По второй за кого – не вопрос,  *)
на который ответить не сложно…
Три ноги за империю – можно.
Плюс две жизни, что наперекос.

*) второй тост по традиции – за тех, кто остался на поле боя 

Родина
                                      «От солнцевской братвы»
                                     ( надпись на главном колоколе одной подмосковной церкви) 

Химеры ищем. Ищем и обрящем.
Еще в утробе маясь с похмела,
Распяты меж былым и настоящим:
Такая доля – будет и была

и есть. И замели снега навеки
(бесталые, как зечии срока)
Ханыжьи непроспавшиеся веки
распластанной на полматерика…

Химеру на химеру – это наше,
Чтоб новую химеру проклянуть,
И Страшный суд давно уже не страшен –
отмажут. Кто? Да бесы. Как-нибудь.

Последнюю рубаху с караваем
Не тычем больше в каторжный вагон,
И колокол из крови отливаем,
И благовест не слышим испокон…

Сыновий ад - за грех отцов расплата,
Но сколько ж можно в заповедь перстом...
Мы без вести рождённые, ребята,
В стране забытой Богом и Христом,

трёхрядочкой от края и до края
Растянутой для песен воронья.
Беспамятная… Пьяная… Шальная…
Острожная… Гулящая… Моя.