ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2011. Конкурс поэтов-эмигрантов
Номинация «Стихи о родном крае, об историко-географических и культурно-языковых корнях»
амулет
с полудня отменили «жалость»,
и каркают вороны на житьё,
болтается на улице бельё,
где сырость к сирости прижалась —
напрасно; отменили «веру»,
и веры ни к кому на свете нет,
«надежда» – разве что на амулет,
а остальное всё – химера,
нет смысла; отменили «разум»;
ругает неустанно вороньё
погоду и бесхозное бельё,
твердя одну и ту же фразу;
свалились сразу все напасти;
спасающий от горестей и бед,
надену я на счастье амулет,
пока не отменили «счастье».
в апреле
тревожишь, как настырное дитя,
как муж, нагрянувший с облавой,
как Д′артаньян с воскресшей славой
и шпагой к горлу двести лет спустя,
апрель! день солнечный и я смеюсь –
весной природа излечима
и ждёт весёлого почина –
нерасторжим внебрачный наш союз;
и ближе станет деревянный крест,
стоящий посреди угодья,
где всех пристраивает сводня,
прибрав к рукам своим в один присест;
к добру, иль не к добру мой глупый смех –
сплошные чудеса и воскрешенья
под то святое воскресенье,
где «все – за Одного! Один – за всех!»
Номинация «Стихи о стране нынешнего проживания»
мой город
как будто в мундиры одеты,
подстрижены гладко кусты
и могут отлично при этом
законопослушно расти;
где правило жизни не случай,
а трезвый практичный расчёт,
там даже о странствиях тучи
подробнейший пишут отчёт;
дома – старики и старушки –
со скрипом, но могут века
стоять, притулившись друг к дружке,
свои согревая бока;
привычны цветы на балконах
и готики серая стать,
и на христианских иконах
святая еврейская мать;
«мой город», – звучит как-то странно,
привыкла и город привык,
что портят здесь всё иностранцы,
ломая немецкий язык.
баллада о ботах
позвольте выйти вон в себя, славяне, –
что зря кричать «уря!» в дырявых ботах?
не числиться мне больше в патриотах
и сырость не унять уже словами
о вешних водах, сладком райском пенье
в гнездовьях птиц под опиум акаций;
а шум и гам заказанных оваций
ещё противней сырости осенней;
и тянет сирую рыбёшку глубже –
где тише и сытнее, то есть лучше,
и с ботами вдруг неблагополучье —
нырнули и почили мирно в луже;
но нет конца весёлым переменам:
надежды нас питают, хоть и лживы.
купить бы только боты – будем живы
и лужа будет море по колено;
эгей! снимайте с якорей таможен;
под именем Колумб иль Америго
не всё ль равно под чьим страдаешь игом,
когда не вынуть ржавый меч из ножен?
не дрейфь, дружище, ты в исходах дока:
волнительны названья прошлых станций
не более, чем муза дальних странствий,—
давно разоблачённая морока...
берёзы репинские тут растут у дома,
наводят тени на плетень немножко;
а в новом доме жизнь на курьих ножках
и с бабою ягой, одной знакомой;
бежишь из дома – к чёрту дождь и сырость;
когда есть боты и они прекрасны,
то это значит вовсе не напрасны
твои скитания, труды и сирость;
а вот и Кайзербург тысячелетний
с пятикилометровою стеною;
у Лоренцкирхе – шопы за спиною,
кафешки уличные; бьют к обедне
часы старинные у Фраункирхе;
в часах под дудку парами фигурки
по кругу ходят целый век в мазурке
и прячутся от зрителей в квартирке,
как все, чтоб праздновать свои субботы,
прощения выпрашивать Христова,
свидетелей услышать Иеговы,—
спасают души и меняют боты;
петляй и привыкай, в твоём прикиде
сподручней драпать даже под прицелом,
свободы общей не бывает в целом,
твоя – хоть в тесноте, да не в обиде.
Номинация «Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от родных корней»
дом
немецкий дом, рисунок на обоях,
часы, умеющие куковать;
привычная и к страсти, и к покою,
готовая к объятию кровать.
и зеркало, и шкаф могли смотреться
друг в друга; и в шкафу, зиме назло,
нашлось бы поутру, во что одеться
и силою удерживать тепло;
там шторы содержанье охраняли
содружества на полках старых книг,
считаясь со свечами и роялем,
и звуки понимая, и огни;
там старенький ковёр сплетался в кисти,
живое с неживым сошлось четой —
в горшках пылились возле окон листья,
и листья дуба — в раме золотой;
тяжёлый стол — добротный, без обмана,
был стульями почётно окружён,
вечерней ждали трапезы гурмана,
и кресло местом чванилось, как трон;
сроднилась мебель строгостью порядка,
непробиваемого, как броня,
и площадь занимала без остатка;
там не было лишь места для меня.
приключения
по переходам пешеходы
шагают дружно по стране,
перемещаются народы
кто наяву, а кто во сне;
всегда возможны приключенья,
взяла, на всякий случай, зонт,
легко, по щучьему веленью,
перешагнула горизонт
и радуюсь родным широтам,
как - будто всё, как прежде встарь,
как - будто там, за поворотом –
аптека, улица, фонарь;
но что нормальное стояло
когда - нибудь в глазах бельмом
в какой - то робе полинялой
и улыбалось под зонтом?
выходит, жизнь без приключений –
тоска и сумасшедший дом,
где так легко без сожалений
на всякий случай быть с зонтом.