ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2011. Конкурс поэтов-эмигрантов
Номинация «Стихи о родном крае, об историко-географических и культурно-языковых корнях»
* * *
Люблю деревню липким ранним утром,
Когда в рассветной дымке видно как
Крестьянин отливает перламутром
Вчерашний пятизвездочный коньяк,
Когда в кустах цветущего поп-корна
Чуть слышно щебетанье мух-цеце
И заяц двумя лапками проворно
Свое богатство чешет на крыльце,
Лягушки пьют на берегу джакузи
Настой от бородавок на себе,
Мечтая, пусть о страшном, но французе,
Который пригласит их на обед,
А мимо едут леди от Карнеги,
В деревне нет успешнее ледей,
Но прижились! Теперь дают в телеге
Потомство для просроченных людей,
На всем природа ночью отдохнула,
Такому утру жизнь опять близка,
Такое утро кружит вместо дула
В собачьем вальсе палец у виска,
И хочется лететь отсюда лесом,
Как белоснежный лайнер под откос,
Ах, если бы еще и стюардессы
Не теребили каждый день вопрос,
Не открывали философский краник
На кухне, где давно стоят часы:
Зачем Герасим утопил Титаник
В бескрайних водах средней полосы?
* * *
Ужаленный на голову крестьянин
Среди растений босиком стоит
На страже пограничных состояний
С копьем в руке и неприступен вид,
А мог остаться просто человеком,
Без сна ходить с отличием в кружок
Художественной лепки из молекул,
Но от тоски, по-взрослому, зажег,
Под эффективным действием отвара
В глуши пустынь, за тридевять земель
Он осознал, что Ноев была пара,
И кто приплыл – поди сейчас проверь,
Где пара Ноев, там и Паранойя,
Крестьянский мозг попал без выходных
В капкан асимметричного покоя,
Как Боливар, не выдержав двоих,
Как на кривой козе в объезд до сути
По линиям ладони, но слепой,
К себе приговорен на куче прутьев,
Играющей со спичками толпой,
Ей опиум подай на дно колодца,
Что вера для народа, то и смерть,
Еще нельзя, а скрыть не удается,
И дольше века длится круговерть,
Обратно отпускало на попутке,
Когда такое было и всерьез,
Крестьянин провозил на страх в желудке
Новейшую религию стрекоз,
До дня того, пока из фаустгете
Штурмовики не запалили склад,
В котором логик формы Аристотель
И брат Макар, загнавший в рай телят,
В окрестностях теперь висит тревога
С табличкой «За порочное всегда!»,
Лишь проститутка в ухе от Ван Гога
Покойно слышит, как живет вода,
Живет и шепчет языками Марса
Поэту ритуальных деревень:
Товарищ, уходи быстрей с баркаса,
Ты больше не отбрасываешь тень
Номинация «Стихи о стране нынешнего проживания»
* * *
Вот что ты скажешь, если за окном
Весь зимний день, да что там день - неделю
Льет из ведра, как-будто здесь Содом,
Пора тушить грехи и звать Емелю,
А тот считает ночи на печи,
Тому любое дело не по делу,
В его пространстве могут палачи
Дудеть бесперестанно в вувузелу,
Хотя дожди и в Лондоне дожди,
Смывается последняя из точек,
И, вроде, надо крикнуть: Подожди!,
Но был убит вчера водопроводчик,
Ну, как убит... за бороду повешен
В Гайд-парке при стечении гуляк
Для той одной из всех возможных женщин,
Что разбавляет памятью коньяк,
Тем кончен бал. Под тяжестью вериг,
Любимая, ты видишь, я в остатке,
По фазе и по факту, правда, сдвиг
В иную ипостась, где пытки – сладки,
Где люди «fuck» и люди, типа, «please»,
Объединившись под Смотрящим В Оба,
Мне обещали самый главный приз
За собранные крышечки от гроба
* * *
Прости, дорогая, но сейчас будет больно,
Как бывает от тысяч под ногти иголок
И ни что не спасет - в твоей Первопрестольной
Давно умер последний анестезиолог,
Сожжены все аптеки в ближайшем квартале,
А в скорой машине хором пьются микстуры,
Так что ступай без шансов на дозу мортале,
К себе на этаж, где представитель структуры
Затаился с целью прямо за шахтой лифта,
Чтобы попасть в клуб имени Жоржа Дантеса
Сэр должен раскурить при всех пень эвкалипта,
Легко бы! Но пока хоть одна поэтесса
Живее живых в своем ночном словоблудстве
Существует проблема. И он здесь за этим,
Он неделю за городом метился в блюдце,
Успокоился, став попадать каждым третьим,
Хотя больше верит в справедливость катана,
Как-то сподручнее и без лишнего шума,
А как поэтично незашиваема рана!
Это не мозг по обоям после дум-дума,
Это не падшая подтанцовка в кабуки,
Из-за которой война за главные роли,
У сомалийских пиратов длинные руки,
Но не они пустят тебя в царствие боли.
Скромный создатель вспорет заветную вену,
С гарантией – инкарнация невозможна,
Успеть бы мне сбегать помолиться Биг Бену,
А в небе запахнет стихами.
Опять?
Безнадежно
Номинация «Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от родных корней»
* * *
А, говорят, на родине снега,
Метет, мороз и женщины под шубой,
Готовые хоть к черту на рога,
Но чтобы он с улыбкой белозубой
Им приносил горячий шоколад
И прочее для чуточку согреться,
А после можно снова в этот ад,
Где стынет кровь и ледяное сердце,
А, говорят, на родине февраль,
Обрезанный, но все равно длиннее,
Чем очередь из верящих в Грааль
И тамплиеров в чреве Мавзолея,
Нет вечности, сквозь пальцы все вода -
Так убеждали Заратустру йоги,
Когда зачем-то грызли провода
Между добром и злом с Большой Дороги,
Не спрашивай меня «Ну, как ты там?»,
Нормально! Будни ветренны и склизки,
Зато понятен чаще по утрам
Секрет ухода чисто по-английски,
Посредника же следует убить,
Теперь пусть в третьем мире правит эго,
Не провода, но тоже рвется нить
И больше нет ни родины, ни снега
* * *
Капля за каплей, из себя по капле
Давите свободными и без слез, -
С таким условием Небесный Маклер,
Расселял по звездам новый завоз,
А те и стараться, тем лишь бы с целью,
Иначе как объяснить, что внизу
Льет беспрестанно вторую неделю
Всем не ушедшим пока на грозу,
Уже захлебнулся внутренний цензор,
Чуть-чуть и весь превратишься водой,
Что дальше? А дальше, здравствуй, Темза,
Давай сольемся с тобой по одной,
Как в плохой, не помню автора, пьеске,
Ты здесь давно, я – откуда невесть,
Но получилось... и на этом отрезке
Принято пить не за жизнь, а за жесть,
Ведь сказано в пятой доске на заборе:
Они повернулись вспять и теперь
Темза впадает в Каспийское море
С доставкой из Англии в Англетер