ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2013. Конкурс поэтов-эмигрантов
Номинация "ТАМ"
МОИ ГОРОДА
Звени, город Звенигород!
Звени в измученной пропащей душе моей
Синим трепетом колокольчиков лесных,
Не виданных мною.
Звени колоколами далекими той церкви –
Тайной и сказочной почти –
Открывшейся мне вдруг из-за черного леса
На заснеженном холме.
Звени крепким крещенским снегом,
Звени изумрудом водочной посуды у ларька,
Речкою той звени и еще звени, не знаю, чем.
Звени.
Много, много было в жизни моей городов таких:
Не городов – захолустий.
И поныне где-то они цепенеют
В забытьи между бредом и явью,
Между мигом и веком, между жизнью и смертью
Цепенеют они и хранят мою тогдашнюю боль
И сладость и горечь несчастных моих любовей.
Свистит электричками Болшево,
Слепо пялится в ночь тюремными окнами город Ковров,
В синих сполохах ночи полярной
Страшным сном непробудным
Коченеет в заснеженной тундре город Когалым,
Провалился куда-то в преисподнюю далей заволжских
Между гор Жигулей город Жигулевск,
И звенит, звенит над ненаглядною речкою,
Звенит город Звенигород.
А над Волгой широкой
Ждет меня не дождется Самара.
И денно и нощно обивает пороги вокзала
И-и – ждет не дождется.
Сам-мара…
Что дымишь ты заводами смрадными, город Самара?
Что пылишь Безымянкой своей,
Что по "фене" бубнишь ты, Самара?
Что глядишься в осеннюю Волгу, Сам-мара?
А и томно тебе, а и тошно тебе,
А и пьешь не напьешься ты, город Самара.
Забываешь, да все не забудешься, город Самара.
Подрастают твои тополя.
Время катится в бездну – к Последнему Краю.
СЕВЕРНАЯ МОЛИТВА
Когалым, Уренгой…
О варварские эти имена,
Ханты-манси-пермяцкие такие.
Песец пролаял вас,
Проверещала векша,
Провыла-просвистела вас пурга.
И кто уже заглянет в ваши души,
Поруганные спиртом и железом,
Ранимые и мягкие, как мох?
Кто вам подставит добрые колени,
Чтоб в них уткнуться
Теплой грустной мордой?
Кто вас потреплет нежно по загривку,
Навеки верность зверя полюбив?
Увы, уже никто…
Но после всех судов –
Последних, страшных –
После войн священных
Господь наш Иисус вас назовет
И всех зверей и маленьких людей
Вернет вам. И в блаженной белой тундре
Вы вечно будете любить друг лруга.
Номинация "ЗДЕСЬ"
БЕЭР-ШЕВА
Беэр-Шева, Вирсавия,
Град Авраамов.
Беэр-Шева –
Авраамовой клятвы колодец.*
Здесь клялись патриарх Авраам
И Авимелех –
Суровый пахан филистимский,
Что рукИ друг на друга
Вовек не подымут.
Да Бог патриархов прибрал,
А ветер горячий пустынный
Развеял слова позабытые клятв.
* Беэр-Шева – вопреки распространенному мнению означает не "семь колодцев" (хотя очень созвучно этому словосочетанию на иврите и похоже по написанию), а – "колодец клятвы".
ПОЭТ В БЕЭР-ШЕВЕ
Исход субботы. Темен небосвод.
Хамсин сухой горячей пылью дышит.
Компьютер нем. А он... Он хмуро пьет:
"Погода чертова! Хамсин меня убьет.
Соб-бачья жизнь – опять никто не пишет.
Ни-кто..." Тоски угрюмый беспредел.
И вдохновенья призрак улетел.
А жизнь – как жизнь: жестока и проста.
С измятого газетного листа
Священные каракули иврита
Оповещают: "Столько-то убито..."
И далее – убористым петитом –
Идут убитых этих имена.
Орут соседи, и – почти война.
Мерцают старой почты письмена
Со старого овального экрана.
Не пишут из России, и она,
Далекая-далекая Татьяна
Не пишет. Душно, и почти война.
Война – общенародный сдвиг по фазе.
Опять кого-то замочили в Газе.
А в будущем – египетская тьма.
А жизнь проста, жестока и напрасна.
Война ... Атас! Страна сошла с ума –
Закрыли все веселые дома
И выслали украинок прекрасных.
Увы. И всех в сердцах назвав на "мэ",
Охота сделать жизни резюме.
На Севере, в России, снег, поди,
И до идиотизма – перестройка.
Куда летишь, родная? Осади!
Валит в веках лихая Птица-Тройка –
Тачанка, паровоз, головомойка,
Истории Олимп, ее помойка.
А ты как зверь с дороги уходи
С привычной болью ноющей в груди.
Почти война. Соседи голосят.
Горячие, чернильны ночи крылья.
Воспоминанья давние накрыли.
Увы, но это возраст -- пятьдесят.
Просматривает, пальцами хрустя,
Ряд строк неровных. Кашляет от пыли.
И громко вслух: "Да сколько бы ни крыли,
Меня прочтут потомки и простят.
Ведь любят нас потом – когда зарыли."
Номинация "ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР"
***
Все пройдет. И зима заметет
Там, в России, дома и могилы.
Лишь безумного сердца полет,
Этой птицы больной перелет,
Досягнет до Отчизны немилой.
И оно там останется жить.
И оставит меня, и обманет.
И заставит опять ворошить
Память ту и как будто бы жить.
А само будет – там – сторожить
Улиц глушь да безумие мамы.
Там – пойдет колобродить-бродить
По пурге в жути уличных линий,
С безымянской шпаной разводить
Тары-бары "по фене", бродить.
И покинет меня, и покинет
На-всег-да, и пустые года
Электричкой пустой пронесутся,
И упьются собой вдрабадан,
И уснут, и уже не проснутся
Никогда, никогда, никогда.
А в России пурга заметет
И оконные рамы и раны.
И безумного сердца полет
До Отчизны родной досягнет.
И забудет далекие страны
Сердце, и без меня заживет.
Вольной птицей больной обернется,
Чей безумен прощальный полет.
И ко мне никогда не вернется.
ЭМИГРАНТ
Налей мне темного вина.
Я выпью, не дыша, до дна
Воспоминаний яд горчащий –
За сердце, бившееся чаще,
За ту, которая одна.
Что прежним именем звала
И в губы целовала жарко…
Задумавшись, запнулась парка
И нить случайно порвала.
И спохватившись, впопыхах,
Пошла плести совсем другое,
В судьбу какого-то изгоя
Вплетая боль мою и страх.
Чужая жаркая страна…
Налей-ка мне еще вина .
ОплАчу с прошлым я разлуку
И эту жизнь, что сплетена
На скорую богини руку.