Еврейские мотивы в творчестве Владислава Ходасевича

ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2013. Конкурс критиков.
 
Номинация «Критическая статья об эмигрантском творчестве русскоязычного поэта-эмигранта».

Еврейские мотивы в творчестве Владислава Ходасевича

Владисла́в Фелициа́нович Ходасе́вич (16 (28) мая 1886, Москва — 14 июня 1939, Париж) — русский поэт, переводчик, критик, мемуарист, историк литературы. В 1922 году  вместе с гражданской  женой Ниной Берберовой уехал в Германию, он – «для поправления здоровья», она – «для пополнения образования». Вначале предполагалось, что супруги вернутся в Россию, однако репрессии советских властей против интеллигенции заставили В.Ходасевича с женой навсегда остаться в эмиграции.

Стихи и статьи В.Ходасевича цитируются по  Собранию сочинений. 
http://www.hodasevich.su/poems/collected;   http://www.hodasevich.su/poetictranslations; http://www.hodasevich.su/critic
      
      У выдающегося русского литератора  Владислава  Ходасевича были весьма сложные национальные и религиозные корни. Он родился в семье поляка Фелициана Ивановича Ходасевича и еврейки Софьи Яковлевны Ходасевич, урожденной Брафман.
      Прадед поэта Александр Брафман был раввином, а дед Яков Брафман  после 34 лет пребывания в иудаизме перешел в православие, и, как это часто случается с неофитами, стал не только ярым приверженцем христианства, но и злейшим врагом иудаизма и отъявленным антисемитом.  В 1869 году он написал  «Книгу Кагала»,  которая и по сей день, наряду с «Протоколами сионских мудрецов» является любимым произведением юдофобов. Будучи новоявленным представителем православия, Яков Брафман, тем не менее, свою дочь отдал на воспитание в польскую семью, где она стала ревностной католичкой.  Дядя поэта по материнской линии, православный Александр Брафман продолжил дело своего отца, выпустив расширенное и дополненное  издание «Книги кагала» в 1888 году. Будущий поэт Владислав Ходасевич был крещен в католическом храме.
      Казалось бы, такие сложные национальные и религиозные предпосылки должны были привести, если не к юдофобии, то, по крайней мере, к индифферентности по этой проблеме.
      Помимо семейных обстоятельств, на отношение Владислава Ходасевича к евреям мог повлиять и Валерий Брюсов.  Дело в том, что в московской гимназии  Владислав  был  одноклассником младшего брата Валерия Брюсова – Александра, и, часто бывая в семье уже знаменитого поэта и эпатажного антисемита, мог попасть под влияние его взглядов.
      Но не попал. Более того, начиная с юных лет, с симпатией и сочувствием относился к евреям. Об этом, в частности, свидетельствует и дружба с поэтом Самуилом Киссиным (литературный псевдоним – Муни). В 1926 году, уже четыре года находясь в эмиграции, Владислав Ходасевич напишет теплые слова об их молодости: «Мы прожили в таком верном братстве, в такой тесной любви, которая теперь кажется мне чудесною». 
      С именами Самуила Киссина и Валерия Брюсова связана давняя история, рассказанная Владиславом  Ходасевичем спустя 30 лет в эмиграции. В своей замечательной книге «Некрополь. Воспоминания»,  он так характеризует Брюсова: «Он был антисемит. Когда одна из его сестер выходила замуж за С. В. Киссина, еврея, он не только наотрез отказался присутствовать на свадьбе, но и не поздравил молодых, а впоследствии ни разу не переступил их порога. Это было в 1909 году. 
      К 1914-му отношения несколько сгладились. Мобилизованный Самуил Викторович очутился чиновником санитарного ведомства в той самой Варшаве, где Брюсов жил в качестве военного корреспондента. Они иногда видались. После неудачи московского юбилея Брюсов решил отпраздновать его хоть в Варшаве. Какие-то польские писатели согласились его чествовать. Впоследствии он рассказал мне: « Поляки – антисемиты куда более последовательные, чем я. Когда они хотели меня чествовать, я пригласил было Самуила Викторо¬вича, но они вычеркнули его из списка, говоря, что с евреем за стол не сядут. Пришлось отка¬заться от удовольствия видеть Самуила Викторо¬вича на моем юбилее, хоть я даже указывал, что все – таки он мой родственник и поэт. 
      Отказаться от удовольствия справить юбилей он не мог». 
      Справедливости ради, следует указать, что со временем антисемитизм В. Брюсова значительно поугас, но реакция  В.Ходасевича на действия своего бывшего литературного  кумира и учителя весьма показательна.
      Сочувственное отношение к евреям у В.Ходасевича усилилось с началом Первой мировой войны, когда с большей интесивностью стали проявляться антисемитские настроения, особенно в прифронтовой полосе. Поэт весьма своеобразно откликнулся на эти события. Весной 1915 года, накануне праздника Пасхи, в Москве были организованы
благотворительные выставки-продажи, в частности, выставка пасхальных яиц, кукол, картин. В ней приняли участие известные художники и писатели. В.Ходасевич сделал надпись на пасхальных яйцах с таким призывом:

На новом радостном пути,
Поляк, не унижай еврея:
Ты был, как он, ты стал сильнее, 
Свое минувшее в нем чти.
   
       Следует, однако, подчеркнуть, что еврейские мотивы, хотя и имели место в творчестве поэта (стихи «Слезы Рахели», «Моисей» и др.)  все-таки случались эпизодически.     
       Наиболее полно эта тема зазвучала у В. Ходасевича в предэмиграционные и эмиграционные годы, причем не как у автора-поэта, а как у переводчика, критика и мемуариста.
        Началом этой работы следует считать сентябрь 1917 года. Именно в это время 
еврейский общественный деятель, литератор Лейб Яффе, основавший в Москве издательство «Сафрут» (литература) задумал издать сборник еврейских поэтов, писавших на иврите, в переводах на русский язык: «Я искал русского поэта, который стал бы сотрудничать со мной в издании антологии еврейской поэзии в русских переводах и отредактировал бы книгу с точки зрения русского языка. Михаил Гершензон, знаменитый исследователь и русский литератор, познакомил меня с Владиславом Ходасевичем, талантливым поэтом, прекрасным стилистом и отличным переводчиком, занимавшим видное место в русской поэзии. Тот согласился на мое предложение, и мы приступили к работе».
       Несмотря на трудные времена, работа по переводу и составлению сборника продвигалась успешно. Л. Яффе так рассказывает об этом: «Мы работали ежедневно по нескольку часов –долгих часов. Случалось, что Ходасевич приходил ко мне, однако как правило мы работали у него, в одном из московских переулков, в тесной и убогой квартире подвального этажа. Ходасевич садился против меня, сутулый, с худым и болезненным лицом. Лишь глаза лучились светом разума и душевного волнения. Мы читали подстрочники и решали, кому из поэтов давать стихотворение для перевода; читали также литературные переводы, которые уже были перед нами. Переговоры с русскими поэтами вел я. 
        Ходасевич всем своим существом проникал в тайники еврейской поэзии и скоро сделался в ней своим. Он и сам перевел стихи Фришмана, Черниховского, Фихмана, Шнеура и Шимоновича. Эти переводы он подписывал своим именем либо псевдонимом – Маслов. Особенно ему нравилось переводить идиллии Черниховского. Он умел передать их особый дух, особое чувство бытия». 
       Книга под названием  «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии» вышла в свет в июле 1918 года, и тираж ее был сразу раскуплен. Быстро разошлось и второе издание книги. А вот третье издание выпустить в России не удалось, поскольку оба редактора  эмигрировали.  Л.Яффе осуществил свою давнюю мечту и уехал в Палестину, а В. Ходасевич был вынужден уехать в Европу, сначала в Германию, после в Италию и Францию.
       В 1922 году Л.Яффе получил письмо от В. Ходасевича,  где, среди прочего, были и такие слова: «И знаете ли как бесконечно радовала и утешала меня мысль, что наконец-то для Вас осуществилась самая дорогая Ваша мечта и что Вы можете жить в своей Палестине и делать свое заветное, любимое дело... я знаю, что на пути Вашего дела уже встречались и еще встретятся тяжкие затруднения,  – но все-таки меня радует, что Вы теперь можете служить ему безраздельно. Много раз вспоминали мы Вас вместе с Гершензоном – и Вам завидовали". И в приписке к письму он добавляет:
"Эх, если бы у меня когда-нибудь оказались деньги – как бы я съездил в Палестину!"
        Слова  о «тяжких затруднениях» оказались, к несчастью, пророческими и в смысле тех дел, которыми занимался Лейб (в России его звали Львом Борисовичем) Яффе, и в его личной судьбе – в 1948 году он погиб в Иерусалиме от бомбы, подложенной арабскими террористами. Он всего два месяца не дожил до создания государства Израиль.
        Будучи в эмиграции, В. Ходасевич выпустил книгу своих переводов еврейских поэтов.
        В предисловии книги он написал: «Мне  случилось  перевести  довольно  много  стихов  для так называемых "инородческих" сборников: еврейских, армянских, латышских,  финских. Творчество поэтов, пишущих в настоящее время на древнееврейском языке, оказалось для меня наиболее ценным и близким».
        В 1922 году в Берлине  В .Ходасевич встретился с приехавшим туда  Шаулем Черниховским и очень интересно рассказал и о самом поэте, и о его творческой манере. Ходасевичу, в частности, нравилось, что повествуя о самых обыденных сторонах жизни еврейских местечек, Черниховский пользуется таким старинным и редко применяемым
размером, как гекзаметр. Позднее, в 1924 году эти впечатления от встречи были опубликованы Ходасевичем в берлинской «Еврейской газете».
      Переводы В.Ходасевича были исполнены мастерски, несмотря на разнообразие  строфики, размеров, системы рифмовки.
      Вот, к примеру, отрывок из стихотворения Давида Фришмана «Для Мессии»

      В вышнем небе херувимы,
       Молчаливы и незримы,
       Труд святой подъяли.
       Перед Господом они -
       Радость! радость! - все они
       Всемером предстали.

      Вот образец творчества Авраама Бен-Ицхака – стихотворение «Элул в аллее»
      Свет воздушный,
       свет прозрачный
       пал к моим стопам 
       Тени мягко,
       тени томно
       льнут к сырым тропам 
       В обнаженных
       ветках ветер
       протрубил
       в свой рог... 
       Лист последний,
       покружившись,
       на дорожку
       лег. 

      А здесь – из идиллии Шаула Черниховского «Элькина свадьба»

      Снова большой балаган наполнился шумом и гамом,
       Снова большие столы скатертями накрыли; подносы
       Ставили с разной едой, и блюда и тарелки с закуской.
       Много тут пряников было, и разных печений, и водки,
       Ибо с вечерней молитвы в тот день прихожане Подовки
       Не разбрелись, как всегда, по домам, а зашли к Мордехаю:
       Женщины, дети, мужчины, - все община в полном составе.

      Интерес к еврейской истории, культуре и литературе Владислав Ходасевич сохранил до своих последних дней.
      Ему принадлежат замечательные воспоминания о поэте Муни, общественном деятеле и литераторе М. Гершензоне, о классиках еврейской литературы Х.Бялике и Ш. Черниховском, о прозаике и драматурге  С. Юшкевиче. Все эти работы могут служить образцами мемуарного жанра.
      В. Ходасевич внимательно следил за жизнью евреев в Палестине и  Советском Союзе. Когда в 1929 году в Иерусалиме произошли беспорядки, связанные с выступлениями арабов против евреев, советский поэт Илья Сельвинский написал маленькую поэму «От Палестины до Биробиджана», которая была опубликована в поэтическом сборнике «Декларация прав» в 1933 году. В ней И. Сельвинский в пропагандистских целях противопоставляет Биробиджан Палестине, отдавая предпочтение первому.
      Владислав Ходасевич выступил в защиту Палестины, как национального очага евреев. Дальнейший ход истории только подтвердил пророческую правоту эмигранта.
      До самых последних дней поэт, переводчик, критик, мемуарист Владислав Ходасевич
сохранил интерес к древней и молодой еврейской литературе.
      Смерть его резкой болью отозвалась в сердцах многих, кто знал этого замечательного
человека.
       В своем очерке, посвященном памяти В. Ходасевича, Лейб Яффе писал: «С любовью и грустью мы склоняем головы над далекой могилой сына чужого народа, который был другом еврейской поэзии и сердцем понимал нашу мечту о возрождении».
       А Шаул Черниховский так выразил свои чувства: «С его смертью мы, евреи, потеряли дорогую душу, близкую нам издалека, – одного  из  праведников  мира,  любителя еврейского языка, любителя нашей литературы, от древних ее образцов до новых».
       К этому трудно что-либо добавить.