ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА – 2015. Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»
Номинация «Неоставленная страна»
Плацкартный дивертисмент
Кастрировать того бы чудозвона,
который изобрёл для жел-дорог
суровый мир плацкартного вагона,
явь узких полок и широких ног.
Курсируешь иной раз по проходу,
виски скобля о пятки и носки,
и всю нашу двуногую природу
клянёшь в порыве гнева и тоски.
А пьяные попутчики с их плачем?
А курицы ни сердцу, ни уму?
В плацкарте мы всегда так мало значим,
но быстро покоряемся всему.
Имел бы я когда златые горы,
наследуй я печатный бы станок,
билет бы брал на фирменный и скорый,
в СВ, где ни попутчиков, ни ног.
Я сел бы в поезд «Лондон-Молодечно»,
а может, и в «Барановичи-Рим»,
и там бы наслаждался бесконечно
досужим путешествием своим.
Проездом из Бобруйска или Ниццы
я так бы жил, что мама не скучай!
Меня бы обожали проводницы
и звали бы в купе к себе на чай.
Ни пятки, ни куриные нагрузки
уже бы не ломали мне азарт...
Но я простой мечтатель белорусский,
и жизнь моя - босяческий плацкарт.
Скудны ко мне практические боги,
да я на них в обиде не силён -
не боги создавали жел-дороги,
а некий параллельный чудозвон.
Меня прижали к полке - стану узким.
Мне тычут в уши пятками - утрусь.
Я азбучный мечтатель белорусский.
Не боги создавали Беларусь.
Бобруйск forever
Снова в парке свободной нет лавочки.
Снова в воздухе март-ловелас.
Бобруйчаночки, рыбочки-лапочки,
всё, что в жизни я знал - ради вас!
Ради вас я ломался и клеился,
ради вас унижался и рос,
в Бога верил, на чёрта надеялся,
в шутку плакал, смеялся всерьез...
Ни москвички - созвездие куколок -
ни минчанки - изысканный класс -
не зажгли моих будничных сутолок
угольками затейливых глаз.
Только вы - длинноногие, наглые,
только вы - тише/ниже травы,
рвали сердце мне надвое,
натрое
и лечили его только вы.
И пускай в свои цацки-игрушечки
жизнь играть не любому даёт,
бобруйчаночки, мышки-норушечки,
я желаю вас!
Мартовский кот.
Парафраз
«Я трамвайная вишенка страшной поры,
и не знаю - зачем я живу...»
Осип Мандельштам
Нам опять не уйти от великой муры,
не надуть повелителя блох.
- Я трамвайная вишенка страшной поры?
- Нет, троллейбусный чертополох.
Погоди, не диктуй телефонной трубе
номера мертвецов в тишине -
мы с тобой не поедем на А и на Б,
нам на Ы благодатно вполне.
Вороватый ли дом, виноватый ли Крым,
из Воронежа ль целиться нож,
иль по улицам Киева-Вия как дым
бродит то, что уже не вернёшь,
выпрямительный вздох не для наших трахей,
ведь не то, что квартира - страна
как бумага тиха и мелка как лакей.
Мы не чуем её ни хрена.
Говоря - говори, а подумал - молчи,
шевеля кандалами тревог:
не идущий осилит дорогу в ночи,
а бегущий от всяких дорог.
Разговорца, словца, колокольца не в цок
здесь хватает для грая вины,
чтобы вздрогнуть, и дрогнуть, и дать со всех ног
грешной тяги из этой страны.
Но чем эта страна ни грозила бы нам,
не дай бог нам увидеть в грозу,
как несёт Саломея её к паханам
в окровавленном склизком тазу.
Если грянет и впрямь лихорадие гроз,
сняв с аорты обид тетиву,
мы вернёмся в свой город, знакомый до слёз,
и умрём за него наяву.
Нет, не спрятаться нам от муры, от юлы,
круговерти грязцы и вранья,
но затем и даны мирозданью щеглы,
чтоб думать. Как ты и как я.