ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА — 2016. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «ТАМ»
Другу
Желтизны почти не видно в кронах,
но вчерашний август закатился
перезрелым яблоком к затону,
тронув небо боком золотистым.
За окном полощутся пайетки
ветром разлохмаченного клёна,
пляшут человечки-статуэтки
на ещё живом, ещё зелёном...
Пляшут, пляшут... Это – в застеколье.
Там, где ты – другое и другие.
Там – круглогодичное застолье
у непроходящей ностальгии.
Кондиционер гоняет страхи,
остужая прошлое фреоном,
чей-то ямб сменяет амфибрахий,
и опять стихи, стихи - прогоном.
О минувшем. Проза разночтений.
Прогоркают давние надежды.
В переборе чьих-то изречений
ты то врозь с собой, то снова смежно.
Кто-то подойдёт, огня попросит.
- Нет, не жаль, курите на здоровье, -
и тотчас же снова канешь в осень
зыбким светом, смешанным с любовью.
***
Вот ночь. Ты снова включишь доминанту,
сползёт абcцисса с оси ординат –
то Хронос, верным подданным таланта,
привычно вновь попятится назад,
на заданную точку недеянья,
на точку сублимации души,
где странно живы все воспоминанья,
на эропоэтическую "джи".
И снова в старых ритмах рок-н-ролла,
под водочку и девочек в довес,
оплавится винил на грани фола,
и выплавится Слово из словес,
и станет тихо... Стало быть, родится,
чтоб серебром по душам зазвенеть,
твоих стихов целебная водица,
моих восторгов грошевая медь.
Номинация «ЗДЕСЬ»
СпасиБо
Знаешь, вечер тянется в сентябре,
словно в детстве сжёванный "бубыль гум",
в нём ни слова правды о жизни нет,
вот сейчас пишу, а по-правде – лгу.
Лгу про всё, про чудный осенний лес –
уж лет пять, как след мой в лесу простыл,
в одиночку - страшно, с подружкой – бес-
компромиссно взорваны все мосты...
Интересно знать, отчего так вдруг?
У судьбы всегда в мышеловке сыр.
Я скажу тебе: всех моих подруг
заменил давно повзрослевший сын.
Это - крест на розе моих ветров,
это - гнев на милость в штормах норд-ост,
но душа к душе, и к нутру нутро,
а любовь и боль – в пуповинный рост.
Это – проэдипово колдовство,
с каждым днём сильней пуповинный тяж,
вектор одиночества – статус-кво,
кладезь одиночества – камуфляж.
Сколько отпускала! Им несть числа –
городам его и дорогам... Бо!
Пуповинный узел добра и зла
разруби для мальчика моего.
Он уже вполне оперился сам,
он готов крест несть из своих свобод,
раздувай, натягивай паруса,
обо мне не спрашивай, я – не в счёт.
Не про рыб
Давным давно пора без лишних драм
и прочей инфантильной рефлексии,
спокойно осознать: любой Адам
скорей палач твой, нежели мессия.
Они – такие, доноры ребра,
три "д" формат их душ другого ряда:
сначала – вроде ангелов добра,
а поживёшь – того «добра» не надо.
Пардон, но я – о женском, о своём, –
кому не интересно, отвалите! –
про то, как лето сдюжили вдвоем,
как осень пестроперую в зените
на пару, раздувая, стерегли
наперекор и стерлядям, и стервам,
пока не сбились с курса корабли
и не уплыли по попутным нервам.
Теперь их бесполезно возвращать –
распилены в Бермудах на иголки,
теперь их океан – бадья борща
с покрошенной в неё ботвой свеколки.
А ты – про рыб... Не комильфо – про рыб!
Хотя, смешно – про тонны неликвида,
про страшный свет озоновой дыры,
про непомерный груз кариатиды...
О, как же непомерен этот груз!!
Реальный мир – реальные ловушки,
фунт лиха с желчной горечью на вкус
без виртуальной и хмельной отдушки.
А где-то – царство праздности и флуд,
и привкус, нет, не вечности, но мыла,
но там – жалеютплачутизовут,
а я однажды пожалеть забыла...
Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»
Слепцы и смотрины
В этих чёртовых оболочках
Стёрты души до волдырей...
Я прошу тебя, Святый Отче,
посылай им поводырей,
тем, кто сердцем незряч настолько,
что вплотную не разглядеть,
как по осени стыдно-горько
обнажённой калиной рдеть.
Гроздей тяжкую переспелость
отпевают басы ветров,
не успеется – не успелось
заневеститься на Покров.
Будут ливни точить балясы,
омывая нагую стать...
Что потом?
Обряжаться в рясы
да корнями в снега вмерзать.
Пьяных ягод ронять рубины
под глухой хохоток слепцов.
Это – поздней любви смотрины,
не смотри, не смотри в лицо.
***
Умножались годы, люди, луны,
друг у друга в окнах отражаясь,
сколов крыш касался тонкорунный,
облачный уют небесной шали.
Так хотелось верить – потеплеет,
но сиял молочно-белой кожей
намертво остывший город Клее,
некогда на город мой похожий.