Рябина

ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»
    
РЯБИНА
    
Уж такое мокрое было лето - даже ягоды на кустах прокисли…
Милый мой ушел, пропал где-то, клонят голову ненастные мысли.
Не зовет меня, и сам не приходит – не медведи же его сгрызли?
Осень листьями хоры хороводит, паутинки на травах повисли…

Может, долгими дождями околдован, обернулся рыбой иль жабой
и уплыл – не оставил следов он, и в заушье выросли жабры?
Может, крылья надел он и перья - птицей улетел в чужие страны?
Ломкое дерево теперь я, рябина в лесу горит, как рана,

на пригорках рябина кровенеет,
осыпаются кровиночками кисти…
Осень празднует, пляшет, летят листья,
        а душа-то обмирает, леденеет….  

ПЕСЕНКА ПРО ПИТЕРСКОЕ МЕТРО

В чистилище при входе - суета,
идет торговля оптом и вразнос,
толпа теснит, и лязгают врата -
но эскалатор вниз тебя понес. 

Вот так, наверно, и нисходят в ад,
где лестница, змеясь, в дыру несет,
хотел бы ты рвануть наверх, назад, 
но невозможно - задом наперед.

Такой же чередой стоят в аду, 
глядят на тех - на встречной полосе,
и ты стоишь у прочих на виду,
и смотришь, и спускаешься, как все. 

Внизу поет безногий инвалид,
стоит дитя с протянутой рукой,
но в преисподней сердце не болит:
они мертвы - да ты и сам такой.

Ты в подземельной пустоте бредешь,
пиликают больные скрипачи,
не слышно, а услышишь - не поймешь:
здесь безразлично - пой или кричи.

И будут неотвязно, как во сне,
крутиться  в бесконечности дурной 
мелодия, прилипшая ко мне,
и эскалатор вечно-приводной.
    
        
Номинация «Здесь»

ПИСЬМО ИЗ СЕВЕРНОЙ СТРАНЫ
    
… А в Хельсинки безумствует весна!
Весной провинциальная столица
избытком светлых дней потрясена:
в кустах бушуют пьяницы и птицы, 
фазан гулять выводит свой гарем,
а в воздухе мелькает столько тем – 
не знаешь, на какой остановиться. 
Березы примеряют желтый пух.
Им дотемна свои восторги вслух 
охрипшие вороны выражают.
Финляндии хмельной весенний дух
безумца на безумца умножает.

Заманчивые недра кабака ‒
теперь приют убогого чухонца:
вино или вина, или тоска
всю ночь его промучают, пока
в окно не хлынет бешеное солнце. 

АЛЛЕГРО
        
На осеннем шоссе, на лету,
там, где скорость за сто километров,
где машина дрожит на мосту
от ударов холодного ветра,
мимо желтых и красных ветвей,
и зеленых с остатками лета,
и под серым огнем фонарей ‒
заместителей летнего света,
мимо зайцев, раздавленных в блин,
и в сплошных коридорах гранита
ты один, ты один на один
с этой ночью, дождями размытой,
и несешься, безумный, как все,
без надежды и видимой цели
по смертельным осенним шоссе
у судьбы, у беды на прицеле.
Фары встречно летящих машин
освещают внезапно, как выстрел ‒
ты один, ты один на один
с этим страха мельканием быстрым
и несешься, несешься домой,
словно там тебя ждет утешенье,
ты один на один – Боже мой! –
с этой жизнью, с ее мельтешеньем.
Не спеши. Утешения нет -
только дождь, только мелкая морось
на стекле, только мертвенный свет
фонарей, -  да предельная скорость.

Номинация «Эмигрантский вектор»

ЗИМНЯЯ  ВОРОНЬЯ

Стихотворение принимает участие в Конкурсе одного стихотворения  «ВОСТОК И ЗАПАД. К 300-ЛЕТИЮ ПРЕБЫВАНИЯ ПЕТРА ПЕРВОГО В БЕЛЬГИИ».
 
Холодной, глубокой зимы
каленым морозом упиться,
родиться из утренней тьмы
вороной - январскою птицей, 
слоняться средь голых стволов
сосновых пустующих комнат,
из всех восклицаний и слов 
проклятье картавое помня,
махнуть на лимонный закат,
напруживши крылья, как лыжи,
прокаркав прощально: “Пока! 
Придется лететь, чтобы выжить!”
А после вернуться назад
в потрепанной черной одежде,
вернуться затем, чтоб сказать,
что все остается, как прежде,
держа ориентир по звезде,
дрожащей над рощей знакомой, 
держаться мечтой о гнезде -     
а там, долетевши до дома,
метаться в морозном дыму,
в отчаянье хрипло ругаясь,
не веря, что в этом дому
давно поселилась другая.
        
ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
    
Из страны, где в девять утра – темно,
и ноябрь, как помраченье рассудка
беспросветен, где дышат сыростью, но
улыбаться принято, хоть и жутко
оттого, что при встрече не смотрит в глаза
ни чужой, ни знакомый, и только вороны
откровенно каркают, из этой за
спиною Европы забытой и занесенной
снегом земли, где людей холодна
природа, где страсти – лишь на экране
телевизора, и не заглянешь на 
чашку чая, не позвонив заране,
из оттуда, где Бога удобный быт
замещает, пишу Вам, - чего же боле –
из зимы, где собою пытаясь быть,
временами себя не помнишь от боли.