Номинирован на конкурс Александром Мельником (Бельгия, г. Льеж) в соответствии с Положением о конкурсах «Эмигрантской лиры-2018»:
«Организатор фестиваля Александр Мельник оставляет за собой право: (1) обращения к ведущим русским поэтам, литературным журналам, творческим союзам и т.д. с просьбой о прямом номинировании в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ отборочным жюри и при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения, а также (2) прямого (от своего имени) номинирования в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ отборочным жюри и при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения».
ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «Там»
Кукла
Поэзия может быть разной:
Такой и ещё такой.
То игры, то иглы разума,
То шёлк, то шок болевой.
Кривыми идёшь переулками,
Беседуя с темнотой.
Вдруг – кукла с глазами круглыми
В окошке над головой.
Блондинка с кудряшками блёклыми,
С пластмассовым блеском лица
Сидит за немытыми стёклами
Бесстрастная, как швейцар.
А дом-то отнюдь не кукольный,
Я в нём иногда бывал...
В нём, позже, бандитскими пулями
Был друг мой убит наповал.
Он был тогда при исполнении
И вот – не сносил головы.
О, кукла, моё поколение
Так быстро редеет, увы.
Где наши машинки и куколки?
Жизнь бросила нас, как котят,
Бродить в темноте, переулками,
Лишь изредка свет находя.
Байкал
В ненастный день на озере Байкал
Я воротник повыше поднимал,
Жевал слова и кутал подбородок.
Гром громыхал, сверкало кое-где,
Но странно – в этой грозовой среде
Я ощущал себя громоотводом.
Был бел Байкал,
Он ли – он бли – ковал,
Как интернет, порой он пропадал,
Под розгою грозы скакал бельчонком.
Вся тягость лет, вся мука и туга,
Со дна поднявшись, била в берега.
И била, доложу я вам, зачётно.
Поведай мне, какой безбожный хам
(Пройти ему по девяти кругам)
Причина тягот вод и побережья?
Что отвечал мне сумрачный Байкал,
За грохотом громов я не слыхал,
Но смысл такой в моём мозгу забрезжил:
Пускай поэт призванье обретёт
Стоять на страже этих недр и вод
(Не всё ж торчать у книжного развала).
Поэзия – вот тот громоотвод,
Который жизнь пропащую спасёт,
Какая б смерть вокруг ни бушевала!
Номинация «Здесь»
* * *
Мать-одиночка – мать ангелочка,
Юная стать.
– Ваш ангелочек – сын или дочка?
– Да как Вам сказать...
В «Старбаксе» хмуро. Бюст Эпикура.
Странен ли мир?
Мир – это, в сущности, схема, структура...
– Хочешь пломбир?
Те или эти схемы и сети –
Игры ума.
Знают теперь европейские дети:
Пол – не тюрьма.
Трансгуманисты, все вы речисты,
Все хороши.
Вы не мошенники, не анархисты,
Не алкаши.
Ваши тревоги – люди убоги –
Верный посыл...
– Душу мне рвёшь... твой малыш светлоокий –
Дочь или сын?
Кто же он – отрок, отроковица?
Вот я урод!
Что я пристал? Заскучала девица,
Кофе не пьёт.
– Слышал про гендер? – спросит, как ментор
Ученика.
– Впрочем, он – мальчик, звать его Петер.
Но это – пока.
Праздный человек
Праздный человек живёт меж бытом и интернетом.
Времена года сменяют друг друга.
Он иногда гуляет в парке, переходящем в лес.
Забирается в самую чащу, долго сидит на поваленном дереве.
Тихо. Очень тихо.
Природа тоже, в сущности, праздная.
Или кажется праздной.
Мысли в лесу совсем другие...
Из чащи можно выйти на скалы, посмотреть на море.
Здесь жарко. Видно, как невдалеке на скале
кто-то загорает, наверное, какой-то праздный отпускник.
Он никогда не думал, что в его жизни всё будет так, как есть.
Он даже семьи не создал и потерял приобретённую профессию.
Вечером он снова в интернете.
Каждый день одно и то же.
Он чувствует, что стареет.
И всё время крутится мысль:
надо кем-то стать, ну хоть кем-то.
А курсор, между тем, бесцельно движется по экрану.
Номинация «Эмигрантский вектор»
Прооперированный стих
Прооперированный стих переходит вброд
пересыхающую реку вдохновения.
Робкое участье тишины раздражает.
У стиха болят швы.
Поэту снится отрытая Троя.
Из неё выходят трое –
один из них Шлиман.
У нас тут сухие дожди,
сезон неприятных встреч:
речь непрестанно нарывается на молчанье,
а молчанье на речь.
Не юли в июле,
не пиши триолет.
Скелет Дон Кихота
седлает коня скелет.
Есть чудачества странного качества,
одиночество зодчего.
Россия видит меня чаще,
чем ей, пожалуй, этого хочется.
О, Россия, мой лоб горяч,
ты – о, виденья какие! –
подошла ко мне, словно врач,
смерить уровень ностальгии.
На ветру шелушится берёза,
ствол – кривой позвоночник.
Живи, покуда живётся,
покуда везёт извозчик.
Прооперированный стих
переходит вброд тишину.
Проходит сквозь лето, зиму, весну.
У него всё хорошо, швы не болят,
он пишет домой.
И река вдохновения вновь наполняется
свежей водой.
Разрушенная баррикада
Прооперированный стих переходит вброд
лунной ряской затянутый водоём.
Рифмы, ритм, тропы – всё при нём.
Он говорит: «Я не стих, я стихотворение».
Любовь встаёт на цыпочки,
замирает на одно мгновение.
Любовь – это отказ от защиты своей территории
по периметру сердца, разрушенная баррикада.
Плоскостопие мысли для поэзии не преграда.
Холодные слова согревая в гортани,
брожу в тумане.
Шум берёз – допинг в наших краях,
и расчёты, как и встарь, в рублях.
Не имея глобуса,
с ума сходя от тоски,
изучаю арбузные полосы:
тёмные – это реки, светлые – материки.
«Любовь – вдохновение плоти», – говорит поэт.
В Философском словаре такого определения нет.
Но еда приходит всегда во время аппетита.
Люби до конца либидо – и тема закрыта.
Стою на мосту, внимательно слушаю реку,
как генерала рекрут.
Река огибает город, уходит в лес.
«Занятие литературой – проигранная жизнь» –
читаю в ЖЖ Кутенкова.
Спешка нужна при ловле букв,
сноровка при ловле слова.
Разговевшись разговором,
прохожу мимо лунной воды.
В темноте что-то белеет:
не то парус, не то писсуар Дюшана,
такой нелепый вне привычной ему музейной среды.