Номинация «Там»
* * *
Все строчки в моей голове — их уже написали когда-то
Другие поэты, лихие, чужие ребята.
Бежал Ходасевич по минному полю, по лужам,
Мычал Мандельштам и кричал, что не нужен, не нужен.
И все закорючки, помарки, смешные ошибки —
Все было уже. Сигаретой болгарскою «Шипка»
Уже затянулся герой, и уже намочил покрывало.
Украли Елену уже, и кому-то Даная давала...
Мои акмеисты, дурные, больные поэты
Брели за околицу в осень, и в зиму, и в лето,
Уже предавали, уже замочили, убили,
Уже в безымянной земле схоронили, закрыли, забыли...
Все страсти, любови мои — пережиты когда-то
Другими людьми. Меж граблями мечась и лопатой —
Уже забывали спросить, говорили в потемках,
Крутили затертую магнитофонную пленку,
И ставили, ставили, ставили песни чужие —
На магнитофон, граммофон, патефон и планшет. Ворожили,
Вскрывали третичные смыслы вторичным страдальцам.
И тихо хрустели озябшие нервные пальцы.
Все книги мои — их давно написали другие,
Пока я лежала в мыслительной злой летаргии,
Картины висят по музеям, и музыка льется...
Мое — но чужое — похабно и звонко смеется.
И я объясняюсь родными чужими стихами,
И я говорю: «Подождите, куда вы? Бог с вами,
Фиг с вами, хрен с ва... Не теряйте излучин, уключин!»
Вы слышали лепет паучьего злого беззвучья...
* * *
Перестать вышивать, вязать и плести макраме. Потому, что отпущено столько, что не успеть. Перестать покупать колечки и бусы, а что обронишь в траве – то траве и подаришь, но можно ронять в Исеть, в Енисей ли, в Темзу, или в Аму-Дарью, можно в Сену и Рону (а почему бы нет?) Можно сбросить сережку с моста, можно жгучий свет сохранить (за которым следует чернота). Перестать покупать запасы из всяких круп. Перестать покупать на вырост (ну да, ха-ха, застегни вот тут и здесь – ну конечно, жмут). Перестать считать, что ты вечно пребудешь тут. Перестать откладывать на день, на месяц, год. Перестать планировать жизнь и беречь живот. Перестать ожидать от смертных, что не умрут. Перестать считать свои жизни, ведь ты не кот.
Номинация «Здесь»
* * *
Прорастает – не прорастает – поди пойми.
Снежная кутерьма в облаках – людьми
Не понятая – в этих землях обратная связь,
Как нитка, оборвалась…
Колосья, как волосы, спутаны, сжухли, корни их сплетены.
Груди набухли у той, что с косой, и глаза темны
У девы, что косит в снегу гниющие колоски.
Зови ее Девой войны, пока кто-то стреляет с руки,
Бьет с ноги, отводит прядку со лба, автомат от плеча.
И подушка снежная ему горяча…
В мокром, талом, горячем, черном, кровавом снегу
Как ему спится? Слышит ли он пургу,
Что вокруг стеной? Нет, не слышит уже – только вой
Дальних волков. Ему снится – как в детстве – летний прибой...
Вот уж фигушки – только желтый зимний закат.
И никто никому не друг, не товарищ, не сват, не брат.
… Дева Войны в дырявый бидон сцеживает кровавое молоко.
Ей ведь тоже, как и всем, сейчас нелегко…
* * *
«А может, лучшая победа над временем и тяготеньем
Пройти, чтоб не оставить следа…»
М. Цветаева
Не лучшие, не худшие победы –
Смотреть, какая долгая зима.
И шифровать стихи, рифмуя беды,
Чтоб не сойти с ума.
И все-таки сойти, и обернуться,
И увидать, как рушатся дома.
И закричать, заплакать – и проснуться –
И окончательно сойти с ума…
Затем брести заснеженной долиной.
И наблюдать, как подступает тьма,
И заметает снег погост старинный,
И на могилах бесов кутерьма.
Затем уснуть, затем в бреду проснуться,
Порадоваться: жив, и есть ночлег.
Понять, что окончательно рехнуться
Не выйдет. И пойти почистить снег.
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Когда приходит ночь, а с ней приходит страх,
Тяжелый липкий страх о десяти углах,
Куда ни ткнешься – он, врывающийся в сон,
И некуда бежать, нигде не слышен звон
И стон колоколов, нигде не ярок свет.
Слепа, нема, глуха одна из тех планет,
Где люди, словно вши, и гадят, и кишат.
На сгибах рек, как рук – лишь крики лягушат.
Неси меня, река, за дальние края.
Прорвись за облака, где вдруг увижу я
Зеленую траву, и солнце, и лучи
Сквозь ветви тех дерев, куда летят грачи.
Неси меня, река, излучина, душа –
Неси туда, где жизнь, как прежде, хороша.
Неси меня сквозь страх, сквозь ночь и мерзкий сон.
Неси меня туда, где колокольный звон.
* * *
…А душа совсем не успела раскиснуть, намокнуть.
Бьется, как бабочка поздняя, в мутные стекла.
Бьется, как рыба об лед, как улитки под шиной.
Хруст этот слышен едва ли сидящим в машине.
Крылышки тонкие, усики и скорлупки,
Грани, углы и спирали так тонки и хрупки.
От минералки открытой последний уже пузыречек,
Листик сухой, узловатая нитка, комочек
Скрученной проволочки, что перетерлась на сгибах,
След желтоватый от небольшого ушиба.
За косяки, за углы и столбы задевая,
Ну и куда ты летишь-то, как будто живая?
Душенька, ласточка, бабочка, семечко рая,
В клетке грудной, в кенариной, в хомячьей – играя?
Ну же, куда полетела, в какие тенёта?
Схватит паук или клёст, смоет струей водомета.
Бабочка, не оживая – живи, трепеща, трепыхаясь,
Крылья свои разверни от реки до сарая.
В реку – с обрыва, в пропасть – с пустого холма –
Душенька, я не прошу мне прибавить ума,
Славы земной и любви бесконечной – ни-ни.
Только, пожалуйста, ты сохранись, и меня сохрани.