Номинирована в финал конкурса членом редколлегии журнала «Эмигрантская лира» Анастасией Винокуровой (Германия, г. Нюрнберг) в соответствии с Положением о конкурсах «Эмигрантской лиры-2024»: Организатор фестиваля Александр Мельник оставляет за собой право: (1) обращения к ведущим русским поэтам, литературным журналам, творческим союзам и т.д. с просьбой о прямом номинировании в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ оргкомитетом при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения, а также (2) прямого (от своего имени) номинирования в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ оргкомитетом при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения. Номинированные авторы и финалисты, прошедшие через отборочный тур, имеют совершенно одинаковые права в ходе конкурсов.
Номинация «Там»
Памяти М.С.
Вот город.
Он смотрит на меня
твоими глазами,
Я смотрю на него
твоими глазами.
Стрельчатыми фасадами,
Изогнутыми перилами,
Взлетающими лестницами -
Ты...
Никогда не жила здесь,
Никогда не была здесь -
И никогда
Не будешь.
Но мне каждое мгновение
Кажется,
Что ты-
В этом воздухе.
* * *
О покойниках либо хорошо, либо ничего -
Говорит мой дедушка
И рисует в тетради красной ручкой
Профиль диктатора.
Линии чёткие и рука
Уверенно ведёт ручку по бумаге.
Мой дедушка всегда шёл против правил;
он рисует из оставшихся сил
Он говорит, что рисует того, кто
Миллионы душ загубил.
Клетки на тетрадном листе
Напоминают решетки
На окнах в тюрьме;
Напоминают морщины на его щеках.
У дедушки не было детства,
А были голод и страх -
Остались бесстрашие и удивленный взгляд ребёнка,
Так никогда и не познавшего детства.
Для достижения целей
Подходили любые средства в т о й стране.
О покойниках, – говорит дедушка, – либо хорошо, либо ничего
И рисует в тетради на листе в линию
Но теперь уже чёрной ручкой
Деревенскую улицу. Плетень и ручей;
На земле - фигуры лежащих людей;
Миллионы убитых безвинно -
Это тридцать второй. Украина.
Либо хорошо, либо ничего. Хорошо -
Захочет не каждый.
Говорит мой дедушка и рисует
Синей ручкой свою мать -
Мадонну с еле живым младенцем
Завернутым в вышитое
Не имеющее более ценности полотенце;
Её историю он знает только с конца.
Он рисует её, но не помнит её лица -
Память редко сохраняет события и лица
До того, как исполнится три -
Это известный факт.
Лицо матери выходит заострившимся и большеглазым –
будто бы неживым, но это не так -
Одна рука её крепко сжата в кулак,
А другой она держит сына.
Тонкий, тощий младенец
ещё находит в груди её молоко -
Значит, будет жить,
Рисовать на тетрадном листе всех покойных,
О которых или хорошо, или ничего -
Ничего. Ничего. Ни-че-го…
Номинация «Здесь»
Посвящение городу Франкфурту
Город мой, как подросток,
Амбициозный, но хрупкий –
Город, что тонет в звездах,
Город, что тянет руки
К небу... Тихо летает
Снег и кутает в кокон
Улицы... Блики играют
На стеклах светящихся окон...
Ночь подойдет, закроет
Плотно железные шторы;
Метель в переулках воет
В тональности ля-минора...
Город, где рев подземки
Сердца стук заглушает;
Где слышно за тонкой стенкой,
Как сахар в чае мешают;
Где сотни лиц застывших
И сотни ног спешащих...
Город мечтаний – бывших.
Город дел – настоящих.
Серой холодной пастью
Утром, в обед и ночью
Глотает он тысячи счастий,
Тысячи одиночеств...
* * *
Целый год
я не писала стихов.
Мне не хватало воздуха,
Мне не хватало слов,
Мне не хватало сна,
Мне не хватало себя,
Мыслей и чувств.
Всё раздавила война.
Слово, которое -
Даже написанное -
Бьёт в сердце, как нож.
Слово, которое -
Если его не называть -
Обличает ложь.
Моё сердце разбито
Дважды.
Остальное -
Уже не важно.
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Однажды
В далеком две тысячи седьмом,
Когда я жила в Лейпциге,
Я видела, как в центре города
сносили дом -
ветхую многоэтажку.
Она была уже расселена,
Все квартиры - пусты
И лишь в некоторых окнах
Занавеси.
Жильцов уже не было.
Не было ни мебели, ни предметов быта,
Ни домашних зверей.
Полумертвый дом
От удара машины
раскололся вдоль,
Обнажив изнанку:
Пестрые обои,
разноцветные стены подъездов;
Этажи
До последнего
держались вместе
Перед тем,
Как обратиться
В груду камней и пыль.
Это был не мой родной город,
Это был не мой родной город.
В две тысячи двадцать втором
Мой кошмар наяву -
Обрушился дом,
Обычная многоэтажка.
Здесь жили люди
Здесь были
гостиные, спальни и кухни,
Картины на стенах
И иногда - оставленные домашние звери…
Живой еще вчера, дом
От прямого попадания
Раскололся вдоль,
Обнажив изнанку -
Пестрые обои,
Сине-зеленые стены подъездов…
Этажи
До последнего держатся вместе
Перед тем, как обратиться
В груду камней и пыль.
И теперь уже это - мой родной город.
Это- мой родной город…
* * *
Ветер, как нож, разрезает лица вдоль линии рта
Всё суета.
Всё пустота.
Капли дождя беззвучно падают на асфальт
Мне очень жаль.
Мне действительно очень жаль.
Мы улыбаемся - это в последний раз.
Все эти лица уже не вернутся такими, как были сейчас -
Черновиками, прекрасней, чем чистовики -
Чистовики - старики, вечные старики.
Время их дорисовало. Линий не счесть.
Время сотрёт их позже с лица земли.
Все возвращаются в тюрьмы насиженых мест.
И превращаются в точки-мишени вдали.
Ветер, как нож, разрезает глаза по пунктиру ресниц -
Жмурься - не жмурься - смотри, не смыкая век
Денно и нощно. За многими сотнями лиц
Едва ли один скрывается Человек.