эта зима не слишком сугробна

Номинация «Там»

Итог

слезой луны набухла снова неба глазница,
и я не сплю, смотрю в высоту, как старая птица,
что взлететь не может, а ведь могла когда-то,
когда дни ещё не превратились в даты,
когда лица были светлы, а кровь такой тёмной,
когда мчались мы навстречу друг другу словно
звук трубы золотой, сияющий ярче солнца,
но оборвана нить, и уже показалось донце,
и горчит вино, и боишься своих отражений,
ветер треплет пальто, что ж, проиграно это сраженье,
надо выйти из зала, задрав подбородок гордо,
ничего, ничего, ты же можешь смотреть ночи прямо в глаза
                            твердо,
ты же можешь с руки накормить этого зверя,
мир совсем не заметит твоего превращения в свет,
не потеря

Зима навсегда

эта зима не слишком сугробна
жизнь так подробна в своей наготе
где же ты, Брейгель, бесстыдно, любовно
каждую складку проняньчь на холсте
всё, что мгновенно, навеки застыло,
как в янтаре – мимолётный полёт
мило, что было, было – уплыло
как ни рифмуй, всё ж двухтысячный год
дворцы и лачуги, пьянчужки, милорды,
и вопля Икара никто не услышит
деревья добрее, чем люди, в итоге –
господь отправляет их в рай, это ближе,
чем думают многие, ближе и тише,
доступно не всем, но возможно услышать,
как на полотнах старинных голландских
деревья поют, и напев этот – райский
так зарифмуем же воду с бедою
как и тогда, в шестнадцатом веке,
так же греша, маясь, стоя на тверди,
в вечное небо глядят человеки
шестеро нищих бредут по Арбату
глаза их в закате, а ноги – в земле
дай, Брейгель, на тело им ночи заплату,
покоя в их души и хлеб на столе

Номинация «Здесь»

Eternal present

и вечная птица держит в клюве
мишуру сверкающей мелодии
и вечные рыбы знающие
где хранятся сокровища кораблей
и потому молчащие
и вечные кошки притягивающие
луну глазами
и вечная дорога к луне из инея
и соловьиных запятых
и вечные глаза высокоскулого неба
распахнутые широко
и вечные волосы
грезящие о грозах
и вечные от молний ключи
у бога на поясе
и вечные шипы и когти – крик
который не понят
и вечная мира чаша
полная мерой звёздного овса
и вечный пушок на щёках
юного рассвета
и вечный мальчик режет
садовыми ножницами
золотую солому света

В одном балканском городке

время в Елене пахнет печным дымком
старым пожившим деревом, ржавым замком
льняным рядном, доверчивым молоком
что еще? – свежей мятой, сепией черепицы,
туманом под спящим парящим мостом –
– божественно вкусная взвесь – не надышаться
ни в этом мире, ни в мире том
я иду узкой, как змейка, улочкой, читаю смертные лица
а камень хриплый ворчит под стоптанным каблуком
его тело богато временем, как зажиточный – сундуком 
время в Елене живет и на дне речном
говорит с рекою шелестящим, картавящим
птичьим своим языком
питается медовою тишиной, сонной травой
темною глубиной, голубиною воркотней
и, разумеется, мною, живой...
иду мимо деревьев и глажу их кожу
в которой так много времени что боже ты мой
оно считает да ста и, споткнувшись
на крутом булыжнике мостовой
начинает опять и снова, как сломанная шарманка
тряся старушечьей головой
а воздух стоит вокруг прозрачной стеной
невесом, как эльф, и благой, как Ной
время любит баловаться резцом
его работа – круги на срезе души
катится по судьбе тяжелым большим колесом
обещает: все сбудется, но пожалуйста, не спеши
не сегодня, когда-нибудь, после, потом
вообще „потом“ – его фишка, любимое из слов
оно как-никак примиряет с вечностью
что мелькнет и исчезнет, не оставляя следов
неуловимым чеширским длинноулыбным котом
время ждет терпеливо, когда мы придем
в тот оставленный, брошенный, в тот позабытый дом
дом нашего сердца, где так тепло и светло
где травы по пояс и солнце, как семя, взошло
время – везде и нигде – свойство, присущее Богу
в уродстве и в красоте, в руке, указавшей дорогу
времени нет – говорит Душа, и как же она права
когда она становится – свет, время теряет свои права
 

Номинация «Эмигрантский вектор»

Песенка в духе Бёрнса

    сожми виски, глотни глоток
    позволь душе расти
    так много горя на земле
    в горсти не унести

    беремя бед сложу в мешок
    котомку за спиной
    а что не влезет – не уйдёт
    увяжется за мной

    да только песен больше в ней
    в холщовой торбе той
    там гул морей, пчелиный рой,
    свет незакатных дней

    улыбка милого и смех
    друзей, дороги драйв
    луны танцующей ломоть
    приправа пряных трав

    там буквиц пёстрое рядно
    и полевой букет
    собранье снов гнездовье птах
    настой из зим и лет

    сожми виски, глотни глоток
    позволь душе расти
    из семечка тоски взрасти
    бутоны чистой радости    

Список утрат

ты вдыхаешь ночь выдыхаешь стихи
кошачий прищур зрачки глубоки
бездонны как маята клошара
ты твердишь – скюдери тюильри мон пари ... но
утекла в Лету эта текила
в том столетьи всё было не то, но вот
воздух тёк так как ты любила
пьяный пряный густой – шартрез
внутривенно – бонжур, мсье Утрилло
в катакомбах подземки простуженный джаз
где-то там поезд в Сен-Оноре
на губах горечь трав этот джем не про нас
мон шери что за век на дворе
монпансье Монпарнаса изгибы Маре
небо в перьях павлиньих на углу кабаре
как чаинка в горячем напитке
кружишь в солнечной пыли счастливой золе
догоревших платанов в том сентябре
что за нежная, пылкая пытка
что уже не случится ни здесь ни потом
ни в тринадцатом ни уж – тем паче – шестом
аррондисмане ибо хвостом
шевельнула рыбка, златая Золушка Сены
укатив жить на дно там ни зги как ни зри
только волглая мгла без просвета
потеряв путь-водитель
не плачь обо мне
над жестоким ребром парапета