Номинация «Там»
* * *
Улицы детских бессонниц, не сбывшихся ранее снов…
Жизнь замело на распутье, не видно совсем берегов.
Вижу картинки из детства, но время размыло их краски -
только бледнеют макеты и старые пыльные маски,
ставшие вдруг экспонатами - призраки в сцене видения…
Память детали изъяла, мелькают заблудшие тени…
Слово вонзилось, как лезвие, резкими пишутся строфы,
исповедь стала возмездием. Только пока не Голгофа.
Камни вокруг собираю, себя ощущая пророком,
истину так обретая, ищу свой формат эпилога…
В комнате спряталась кошка и временем выключен свет,
лбом натыкаюсь на грабли - печалью пишу свой портрет…
Жизнь увезла в тишину, приютила, от смерти запрятала,
боль запечатала свежестью трав и цветочными пятнами.
Небо взбодрило дождями мою
загрустившую душу,
звёздами в лужах, стихами о доме в промозглую стужу.
В сердце капелью проснулись мелодии давнего детства,
флейтой забытой из дома мечты, с территорий блаженства…
Солнечный зайчик в бокалах серванта
резвится игриво.
Тучи уплыли, а месяц в стихах задержался слезливо…
* * *
Одна кровать - и тысячи километров тоски, одиночества.
Одна кровать - и разные языки. Языки непонимания.
Одна кровать. Два полюса. Антимиры…
Повис вопрос, запутавшись в следах
бесчисленных, как атомы, обид.
Мы вместе - но на разных полюсах,
а с Голиафом борется Давид…
И маятник качает нас давно,
бросает в пропасть, а потом в объятия,
и жизнь мы заложили в казино,
и дни текут в пророческом заклятии.
Сжигает всё безумная война,
и смерть всерьёз, и погибают дети -
а мы с тобой, взирая из окна,
живём, как будто на другой планете.
Номинация «Здесь»
* * *
Я чищу память от забытых цифр и дат
и имена, как карты, слепо вынимаю -
непроизвольно черный создаю квадрат
холодными дождями и ветрами мая.
Дороги к встречам, ставшие пустой историей,
отправлены безжалостно в костёр забвения,
и пишет время об ушедших ораторию,
но манит прошлое в периоды смятения.
И настежь дверь ещё по-прежнему открыта,
и свет, мерцая, с ожиданием горит,
но слишком память узелками ядовита,
трагедию создать здесь смог бы Эврипид.
Размашист почерк будущих моих исканий,
прерывисто-пунктирен стихотворный стиль,
и кутюрье понадобится много тканей,
чтобы в туники облачить беспечный мир.
* * *
Планы вспыхивали феерично и тут же гасли стремительно,
в схватке сцепившись, как Лаокоон, сомкнулись тесно рядами.
Молчавшая совесть по-барски взирала весьма снисходительно,
не покидая пределы порочного круга, на мрачную драму
героя, прожившего жизнь до обидного скучно-буднично,
а мечтал ведь когда-то имя своё оставить в истории…
Пролетели годы строго продуманно, но несколько сумрачно,
стандартно и слишком плоско, без ослепляющих вспышек молнии.
Постарел, перестал, как мальчишка, с любопытством вертеть головой,
восхищаясь загадками женской фигуры и бескрайности неба,
мечтал спасти от смертельного пожара шар земной,
а стал успешным клерком, работающим далеко не за кусок хлеба.
Предав мечту, в жёсткой гонке себя потерял,
забыл об алых парусах, нёсшись с бешеной скоростью,
голосу всевидящей души не вняв, ворвался в финал,
выбрав удобный компромисс и с Мефистофелем, и с собственной совестью.
Мир же безупречен в свежести полевого цветка,
в грации бабочки, сидящей на хрупкой травинке, -
человека опустошает всеобщая броуновская суета,
не фиксирует фокус прозрачность утренней росинки.
Задохнуться бы снова от величия гор и узора снежинки,
и, услышав себя в поднебесной тиши, во вселенском беззвучии,
проследить, как когда-то мальчишкой, за полётом воздушной пылинки -
и признать свою жизнь. Не попутчицу глупого случая.
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Комариным жужжанием скрипнула дверь -
и пугающим веером между портьер
появились вдруг гости, скользнув по стене, -
силуэты погибших солдат на войне.
Испугавшись, бегу открываю окно…
Переливы огней, словно Чарли кино.
Дирижирует вечер гудками машин,
что бегут по шоссе, как смешной Арлекин.
Я пытаюсь читать - не подвластен мне смысл,
повторяю слова, как на сцене артист.
Бесполезно. Вокруг залегла пустота.
и тогда я считаю, как в детстве, до ста.
И пульсирует кровь. И нервирует дрожь.
Разрезает сквозняк всё пространство, как нож.
Закрываю, устав от испуга, окно -
на глазах расплывается страха пятно…
* * *
Жалобно утро вздыхало по-женски,
ранили шорохи. Капли сквозь блики
падали громко, болезненно резко,
сумрачным стенам слышались крики.
Робко рассвет проходил через шторы,
в комнату жизнь, будто вор, проникала,
тени трагично чертили узоры,
близилось всё, подползая к финалу.
Лифт кто-то вызвал. Гремящие звуки.
Ключ вынимаю. Бессмысленно. Глупо.
Медленно мою, задумавшись, руки,
в мыслях колотится имя «Гекуба».