Номинация «Там»
Из цикла «На подножке трамвая»
Мартовский трамвай
Ну что, шепнуть себе: «Не унывай»?
Припомни лучше прошлую закалку:
набравшись духу бросить музыкалку,
ты уходящий догнала трамвай
и на подножку впрыгнуть изловчилась.
Мигнул зелёным глазом светофор:
мол, молодец, отлично получилось!
(Сбивается дыханье до сих пор…)
Корабликами нотные листы
в ближайшей луже тонут постепенно,
и папка с острым профилем Шопена
пикирует в соседние кусты,
где скоро почки поменяют платья
и спячку оборвёт вороний гам…
Ты вырвешься из плена нудных гамм,
этюдов Черни, сонатин Скарлатти.
С родителями беспрерывный спор —
четыре раза, каждую неделю —
сольфеджио, ф-но, музлит-ра, хор…
Как всякие «фа-соли» надоели!
Распахиваешь зимнее пальто:
весною и свободой пахнет пряно.
И ни-ког-да — клянёшься — ни за что
не прикоснёшься больше к фортепьяно!
…А на губах — запёкшаяся соль,
ведь жизнь была изменчивой и длинной.
Я до сих пор сажусь за пианино
и слышу от него: «Привет, Фа-соль…»
И вновь твержу: играй, не забывай!
Но сколько я ни тренируй пассаж,
мне не догнать тот — мартовский — трамвай,
мне не поймать тот — юности! — кураж…
Графиня «баба Лида»
Памяти няни
Гаснут искры воспоминаний
В опустевшем резном графине…
Не роднёю — простою няней —
Как живётся в семье графине?
Шепоток шипит: «Вишь-подишь ты! —
Никакая не «баба Лида»!
Кто не понял? — она из «бывших»,
Маскируется — так, для вида…
Обтрепалось перо на шляпке.
Зубы стиснуты аж до хруста.
Почему так темно и зябко?..
Отчего так на сердце пусто?..
А холодной судьбы осколки,
Словно льдинки, остры… прозрачны…
Лишь девчушка с неровной чёлкой
Охраняет от мыслей мрачных.
Отдала бы ей всё, что было! —
Восемнадцать почти… невесте…
Жаль, нельзя подарить для милой —
Некрещёной — нательный крестик.
…Напевая, звенит посудой…
Насыпает синичкам крошки…
Знает, с мёртвой снимать не будут
Бриллиантовые серёжки —
Голубой воды диаманты:
«Вот, пусть внучка проколет уши!»
Незабвенны её таланты —
Согревать, отдавая душу,
И любить беззаветно близких,
И прощать небесам обиды.
На помин о себе — в записке:
Шереметева.
Баба Лида».
Номинация «Здесь»
Встреча с Серафимом
По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим*.
Меня встречает на пороге
Угрюмый, строгий Серафим.
Взглянул печально. Утомлённо
Присел на краешек крыльца.
И пепел с крыльев опалённых
Летел, как с бабочки пыльца.
Во тьме священного кадила
Курились горечь и упрёк:
— Ты слишком долго восходила, —
Он укоризненно изрёк.
— Но я не ради фимиама
Сюда стремилась столько лет.
Я шла, чтоб на ступенях Храма
Оставить свой весомый след.
* Строки из стихотворения С. Я. Маршака «Иерусалим» (1918)
* * *
«Нам приказали отрезать им головы и ноги,
насиловать тела убитых девочек»
из допроса боевика ХАМАСа
Огненным шаром взорвался болид,
И почернела от крови трава.
А у меня ничего не болит…
Мама, не плачь! Я спаслась! —
Я мертва…
Больше сестра не разбудит — «Пора»! —
И застилать не заставит кровать.
Я танцевала почти до утра.
Мамочка, как я люблю танцевать!
Мечется ангел в предутренней мгле.
Мама, я больше не чувствую ног…
Ноги остались на тленной земле.
Крылья тачает мне плачущий Бог.
Мама, меня уже больше не злит,
Что ты всё время бываешь права.
Яркая вспышка — я новый болид!
Я научилась летать…
Я жива…
Октябрь 2023, Израиль
Номинация «Эмигрантский вектор»
Ловец ветра (по мотивам Екклесиаста)
И вот, всё тщета и ловля ветра.
Ек. 2:11
Всё — одна маета.
И, увы, я поведать не в силах,
Как за ветром гонялся,
Мечтая расправить кривое,
Как меня безоглядно
По белому свету носило,
Но пресытились очи,
Душа возжелала покоя.
Я познал и безумье, и глупость —
Пустое томленье!
Умножающий знанье
И впрямь умножает печали.
Всех постигнет единая участь —
Забвенье и тленье.
На круги своя ветер вернётся,
как было вначале.
Но я снова отправлюсь
За ветром в погоню пустую.
И цветы миндаля опадут,
И осыплется клевер…
Глядь, серебряный шнур перетёрся,
И жизнь вхолостую
Пролетела —
Как ветер, кружащий на юг и на север.
Сказка для птенца
Печальная, измученная птица
Баюкала усталого птенца:
— Усни, малыш! Я знаю: плохо спится
В пустыне без начала и конца.
Не слушай заунывный вой самума
И скрежет растревоженных песков.
Тут — небо цвета ржавленой куркумы,
А там — лазурно-синих васильков.
Чужбинный край враждебен и неласков.
Мой несмышлёныш, соколёнок мой,
Ты просишь сказку?
Ладно, слушай сказку
Про наше возвращение домой.
Увы, не избалованы судьбою,
Но вновь надежда манит в облака.
Когда домой вернёмся мы с тобою,
То вволю полетаем, а пока —
Пусть не пугают тернии, а звёзды
В ночи сияют ясно и светло,
Чтоб там, где встретят нас родные гнёзда,
Птенцы легко вставали на крыло.