Номинирована в финал конкурса Александром Мельником (Бельгия, г. Льеж) в соответствии с Положением о конкурсах «Эмигрантской лиры-2024»: Организатор фестиваля Александр Мельник оставляет за собой право: (1) обращения к ведущим русским поэтам, литературным журналам, творческим союзам и т.д. с просьбой о прямом номинировании в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ оргкомитетом при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения, а также (2) прямого (от своего имени) номинирования в финал нескольких конкурсантов без рассмотрения их работ оргкомитетом при условии соблюдения конкурсантами всех требований настоящего положения. Номинированные авторы и финалисты, прошедшие через отборочный тур, имеют совершенно одинаковые права в ходе конкурсов.
Номинация «Там»
Убегаю, сбегаю, как крыса, бегу
С корабля под названием Ха...
Я сломалась, страна, я согнулась в дугу,
Не могу смерчеград выдыхать.
Я оставила сердце в ладонях твоих,
В материнских прощальных слезах...
Кто я, родина? Трус? Эмигрант или псих?
Даже ты мне не можешь сказать!
Не обнимет меня ни Берлин, ни Париж,
И беглянку зачем обнимать?
Харьков, милый! Надеюсь, меня ты простишь,
Как прощает, любя, только Мать.
Я, отныне, публично бездомный поэт,
У меня ни кола, ни двора...
За душой – ничего: ни камней, ни конфет,
В хрупкой клетке зияет дыра.
Знай и помни, что я покидала тебя,
Испытав все позоры подряд.
Нет страшней ничего, когда город бомбят,
...и бомбят...и бомбят...и бомбят...
* * *
Я отчётливо помню гостиную, цвет побежалости
На столовых приборах, в бокалах – шипенье «Клико».
Как луна пеленала меня (что почти не дышалось), и
Я потом не могла надышаться, придя на балкон.
Как хотелось обнять целый мир, чтобы хрустом от сломанных
При объятии рёбер бескровно вспороть тишину,
И по-женски бесстрашно впускать одиночество в комнаты,
С максимальной готовностью в нём добровольно тонуть.
Как звучало «Malade», врезаясь в подкорку постскриптумом,
А июль приблудился котёнком у скрещенных ног,
Как витал аромат очень стойких духов эвкалиптовых,
И свобода меня пристегнула на свой поводок.
Я отчётливо вижу танцующих в памяти демонов,
Запивая глотками заката багровую грусть,
Зная точно одно: в этот дом с деревянными стенами,
Неизвестно когда, но любою ценою вернусь.
Номинация «Здесь»
* * *
Нас превратили в глупых светлячков,
Что поправляют ворот пиджачков
И пялятся в айфоны без конца,
В … угольник превратив овал лица.
Нас дергают за ниточки души:
Служи безумству, хаосу служи,
Когда-нибудь похвалят и простят,
Что числился 7 дней средь октябрят,
Что вырос (возмутительно!) в совке,
Писал стихи на русском языке,
Не выбирал ни родину, ни мать,
А надо было (надо!) выбирать!..
Теперь неси ответственность, неси,
Вращаясь колесом вокруг оси.
Пришла эпоха шашек наголо.
Проснулся? Выжил? Значит повезло.
Бог – архитектор мира – налажал,
Свой гнев преобразуя в инфо-шквал.
Неважно кто ты: мальчик лет пяти
Или мужчина, сбившийся с пути.
Нас под линейку выровняют в ряд,
Ни прошлого, ни предков не простят.
Отключат сердце – бьющийся плафон,
Оставив только ник и телефон.
* * *
Ждут меня дедушки, ждут меня бабушки,
Ждёт нерождённый сынок,
Где-то за радугой, глядя как бабочки
Нежно кружатся у ног.
Кутаясь в белое ватное облако,
Нимбы поправив свои,
Смотрят они, и в их ангельских обликах
Можно рассвет уловить.
«Как ты там, мамочка?», «как ты там, внученька?», –
Слышатся мне голоса...
Боли улыбка в ответ неминучая:
«Видела смерти глаза.
Чёрные полосы шире становятся,
Зебра – диковинный гость!
Встретили Пасху, готовимся к Троице,
Всё воедино сплелось:
Бегство, разруха, багровое месиво,
Счастье от встречи с собой...
Чувство свободы сменяет депрессия,
Как фортепьяно – гобой.
Хочется мирного светлого облака
Вместо кровавых дождей,
Чтобы война не тянула нас волоком
В землю, как малых детей».
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Мы бежали вперёд. Мы не беженцы были, а бешенцы,
Похватавшие сумки, детей и своих матерей.
Пока кто-то, играя в войну, наконец, не натешится,
Мы бежали вперёд по приказу судьбы: «матерей!».
Без оглядки на окна с почти погибающим фикусом,
Бросив книги, картины и прочий родной атрибут,
Мы бежали под нечисти смех с гомерическим: «выкуси!»
В неизвестность, огонь, когда пули над ухом снуют...
Трое суток без сна и еды по вокзалам и бусикам,
Забывая от давки толпы сыновей имена,
Мы бежали в страну, где для нас тишина станет музыкой
И где люди забыли значение слова «война».
По сей день снится ад, что зовётся в народе границею,
Как мы ночью стоим на морозе не чувствуя ног,
С измождёнными ужасом /кто-то болезнями/лицами,
Не решив на какую ступить из десятка дорог.
Мы бежали вперёд. Обездоленно, стадно, отчаянно...
Где бездомны закаты, но где небеса не кровят.
Кто-то вслед окрестил нас иудами и негодяями,
Только разве иуды мечтают вернуться назад?
* * *
Что ж, наблюдать стареющий овал
Луны уже становится привычкой.
Ты стольких, Боже, в темя целовал,
И зажигал сердца незримой спичкой,
За руки вёл сильнейших. На руках
Слабейших выносил, как МЧС-ник
Из-под обломков, не сказав "пока",
Оставив на прощанье только крестик.
Ну как, ответь, такое может быть?
Хотя... Война. Разруха. Плач столетий...
И цинковые, Господи, гробы,
В которые ложатся чьи-то дети.
А может всё случилось потому,
Что злобой походили на пираний?
Ты заменил ковидностью чуму,
Суму – на эмиграцию скитаний
И дал простое право: выбирать.
Лишь невзначай помог с приоритетом.
Чтоб мы ценили Родину и Мать,
Не за бывая о тебе при этом.