ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2025. Поэтический конкурс «Эмигрантский вектор»
Другая жизнь
Номинация «ТАМ»
Вишни
От закатных запахов дурея,
Говоря неженские слова,
Я рублю вишневые деревья...
Не «вишневый сад», а только два.
Старые, бесплодные, хромые...
Не рублю, а с хрипом хороню
Звук гитарный, песни хоровые,
Шепот, смех и прочую херню.
Две бретельки по дороге к раю,
Всплеск реки, истерику сверчка...
Очевидцев рая убираю
По приказу личной ВЧК.
Не узнать, случайно или свыше:
Даты, встречи, судьбы, имена...
Что ж зрачками цвета спелой вишни
Смотришь ночь июньская в меня?
За много вёсен до войны...
Был юн и нежен бог Карпат
И мы бессмертны...
В твоих зрачках по сто карат
Метались ветры.
Случайно или нам назло,
Как зверя мехом,
Под утро город занесло
Последним снегом.
А мы одной виной пьяны,
Святой и грешной,
За много весен до войны -
Чумной, кромешной.
И черен снег и мертв наш бог,
И с ним распяты
Шальные ветры вдоль дорог
В твои Карпаты.
Был город тих и полдень бел,
И небо сине…
Тоскуют губы по тебе
Невыносимо.
Номинация «ЗДЕСЬ»
Другая жизнь
Под лунным звоном, медленным, медовым,
В разгаре необузданной весны
Уставшим женам и бедовым вдовам
Про страсть и нежность снова снятся сны.
От смеха, песен и любовных драм
Стоял в квартирах тесных тарарам,
И были наши бойкие подруги
Доверчивы, податливы, упруги,
И двести грамм спасали по утрам.
Пока тела потели, пили, пели,
Плясали всласть и комкали постели,
Храня себя от лезвий и петель,
Толпились наши души на панели
И незаметно день за днем тускнели
От глупых достижений и потерь.
Сидим в кафе. Не хвастаем, не спорим.
Я трижды дед, он вновь молодожен...
По сто за встречу. А за дальним морем
Наш город в миллионный раз сожжен.
Сидим в кафешке, треплемся о разном,
Про одноклассниц, дроны и пальбу,
Он - тенором, а я - охрипшим басом,
О Крыме, Газе, пляжах Малибу,
О судьбах, что накрылись медным тазом,
О тех, кто здесь и кто уже в гробу...
И смотрит из окна заплывшим глазом
Другая жизнь со знаком Zет на лбу.
Неправильная любовь
Был этот год моим последним сроком:
Когда был молод, высчитал - уйду
Больным и старым, грустным, одиноким,
В немыслимо, как Млечный путь, далёком
Две тысячи неведомом году.
Но, видимо, решили ТАМ, что рано…
И, как юнцы, в полупустом ряду
Под всякую киношную бурду
Целуемся бесстыдно у экрана
В две тысячи безбашенном году.
С усмешкой ОН взирает с эмпиреи,
Как в разноцветном бруклинском саду
У публики почтенной на виду
Нахально обнимаемся в аллее
В две тысячи отчаянном году.
Счастливых нас под утро будят грозы,
И задыхаясь, как форель на льду,
Сплетая в узел вены, стоны, позы,
Мы ловим нашей страсти передозы
В две тысячи нечаянном году.
Мне к вечности пора готовить душу
И к собственному Высшему Суду
За боль и страх, за общую беду,
За рай, который каждый миг краду!
За горький век, за небо, воду, сушу,
А я люблю! Я все законы рушу
В две тысячи негаданном году.
Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»
Чужая любовь
Над Гринвич-Вилледж призрак-век царит,
Меж стен и окон мечется багрово…
Чуть-чуть нетрезв, простужен и небрит,
Что я забыл здесь ночью, в полвторого?
Нет для меня здесь ни любви, ни крова…
Играет в баре «Цинк» на Третьей стрит
Судьбу мою бигбэнд Пономарева,
И топлесс мисс, стройна и черноброва,
Обкуренно меж столиков парит.
Моя судьба - глухой опавший лес,
То взвоет выпью, то застонет эхом,
Столкнется вдруг, попав в крутой замес,
Лицом к лицу с безбашенным морпехом
С горячим АКМ наперевес.
Моя судьба - взывающий с небес,
Из пропасти зовущий хриплым смехом,
Во мне живущий с детства ангел-бес,
Узлом связавший мой позор с успехом.
Моя судьба - раздрай во мне и торг:
Семь-десять-двадцать три, хищенье Крыма -
Смиреньем и отмщеньем одержима...
Санкт-Петербург, Бердичев и Нью-Йорк
Переплелись во мне непримиримо,
Сцепились, словно псы, злость и восторг,
Джульетта и дряхлеющая прима,
Бордель и храм, родильный дом и морг,
Льды Арктики и знойный плеск Гольфстрима…
У входа бомж. Дерьмом воняет плед...
Пройду и не поморщусь - чай, не баре.
Я в этом баре не был прорву лет,
Как впрочем, ни в Одессе, ни в Самаре.
Остановлюсь на миг и гляну вслед
Чужой любви – целующейся паре:
Блондинка Скарлетт и мулат-атлет.
Ночь в ноябре. Леса уже опали.
Я прилечу
Резвился снег, искрясь летел на лица,
Пел Азнавур, в кафе пекли блины...
Я в этот город прилетел проститься
За две недели до большой войны.
Проститься с тем, что между нами было:
Что вкривь, наотмашь и наперебой
Меня любило, грело, жгло и било...
С оставшимся средь стен его собой.
Безбашенным - ни берегов, ни веры,
Без кандалов проблем-удач-обид...
С тем, кто февральским утром на Таймс-сквере
Осколком Града был во мне убит.
Вдоль улиц вновь зима поземку гонит...
Себе поклялся: не умру, пока
Не прилечу в свой безмятежный город
Проститься с ним уже наверняка.
Я прилечу в искристость снегопадов,
Скользящих прядей с женского плеча,
В мир прежних песен, слов любви и взглядов
Под грудами стекла и кирпича.