Поэт, эссеист, публицист. Публикации в журналах «Континент», «Время и мы», «Новый Журнал», «Новая Юность», «Prosodia», «Зинзивер», «Дружба народов», «East West Literary Forum», «Крещатик» и многих др. Автор четырёх сборников стихов. Номинант премии «Московский счёт» 2008, лауреат журнала «Новая Юность» 2009, член редколлегии журнала «Слово/Word» (Нью-Йорк) и союза писателей Москвы. Родился и вырос в Москве, в настоящее время живёт в Нью-Йорке.
Сергей Шабалин родился в Москве. В 17 лет, с третьей волной эмиграции из СССР, прибывает в 1977 году в Нью-Йорк, а в 1997-м возвращается в Москву и ещё лет двадцать-двадцать пять живёт между столицей мира и столицей РФ. В последние годы осел в Городе Большого Яблока, на что, вероятно, повлияли известные события февраля 2022 года. В своих текстах Шабалин часто использует апофатический метод, определяемый в богословских практиках, как негативная теология. Во всяком соприкосновении с Москвой и Нью-Йорком поэт выражает их сущности путём отрицания любого из возможных положительных определений: «Есть ли Господь? Я кофе с ним не пил, / но этот мир заведомо убогий, / он с бодунища, видно, сотворил, / и прописал на нём козлов двуногих.»
В случае познания Бога, «апофатический» означает, что всякое определение несоизмеримо Ему и отрицается, поскольку Богом быть не может, им не является. Очевидно, отрицательные перечни (не о литературных тропах речь, а скорее о структурных составляющих, минорных регистрах и интонации), приложимые к этим стихотворениям и городам, негативны потому, что они и представления о них Шабалиным – вещи несоизмеримые: «Позабытое станет сегодняшним днём и vice versa, / бесконечность в итоге вольётся в себя как восьмёрка, / но не всякая жизнь в европейской ночи отзовётся, / не любая гряда островов обернётся Нью-Йорком.» Как писал Станислав Ежи Лец: «В действительности всё совсем не так, как на самом деле».
Поэт-метареалист Александр Еременко в отзыве на третью книгу Шабалина «Новые тексты для балалайки» (2008), дал автору такую характеристику: «Шабалин смел в обращении со словом, иногда ироничен, но не избегает прямоговорения. Это яркий урбанист последней волны». Готов согласиться, если под «последней волной» имеется в виду девятый вал: «... во время чумы, / нас не нужно жалеть ведь, и мы никого б не жалели.» Поэтическая ткань Шабалина эмблематична и мифологична, если речь об орнаменте; многоцветна, если говорить о метафорике/образности; плотна по фактуре, поскольку и густота аллитераций, и мыслям тесно, и метрический ряд строки не даёт возможности читателю расслабиться. У него просто нет выбора: «Неужели и нам предстоит, так сказать, возродиться / в турбулентности будущих будней, стихов или прозы, / но не верь, что тебя расшифруют однажды радисты, / твой сигнал позабудут как Корниш и азбуку Морзе». В стихотворениях Шабалина язык не столько описывает, сколько утверждает/настаивает («но распрощались янусы с двуликостью, / когда ушли в беспамятство родители…»); поэтическая речь не всегда за автора, хотя нельзя сказать, что однозначно против («И всё-таки им не за что прощения / просить у неразборчивой истории…»). Этому сразу и безоговорочно веришь, как и любому творческому механизму, превращающему прошедшее время – в настоящее: «посмотрели вперед и увидели дождь, позже снег, / там, где высился город потёмкински временной кладки, / и уехали в ночь по знакомой, убитой лыжне, / на несмазанных лыжах, с обрезом, а так всё в порядке…»Геннадий Кацов
