Номинация «Там» * * * Славно всё сложилось вроде, хоть Предтече ставь свечу, на турецком самолете завтра в небо улечу. От Покровки, от Полянки, от гнетущих новостей, от бессовестной подлянки демагогов всех мастей Накануне расставанья, тёмно-сизый окоём, голубочка воркованье где-то рядом за окном... Эти окна, эти крыши, как в трубе урчит вода – не увижу, не услышу, не забуду никогда. * * * Бейсболка на плешивой голове, с грехом живу пока что пополам... Конечно, я скучаю по Москве, но не признаюсь, виду не подам. Кто был рожден в Москве, меня поймёт, кто небу в клетку предпочел суму... Всё помню, как встречали Новый год в Малеевке, в заснеженном дому. И помню тот семиэтажный дом, где всё ещё была со мною ты, где переулок Лялин за углом – потом бульвар и Чистые пруды... А что ещё? С квадригою фронтон, без кузнецов давно Кузнецкий мост, давно умершей тётки телефон, настолько шестизначный номер прост. То вижу Тимирязевку во сне, над керосинкой мать, на стёклах лёд – так берег райский снится матросне, куда никто из них не доплывет... Номинация «Здесь» * * * Утро красит стёкла комнаты, мне внушая, бестолковому: ничего уже не помнишь ты – всё другое, всё по-новому. Фотография альбомная в книжной полке, завтрак с гренками, скудный быт, жилище съёмное, разговор чужой за стенкою. Осень ранняя с подпалиной, поздно спать – привычка барская, вместо переулка Лялина новый адрес: Карловарская. А Столешников с Неглинкою, столько с ними в жизни связано?.. Кто там только не бесчинствует – мне пути туда заказаны. * * * Не торопясь, автобус катится, минуя пражские околицы, в нарядных курточках и платьицах не гимназистки в нём, так школьницы. Сиденья заняты двухместные, в квадратных окнах солнце плавится – такие все они прелестные, такие все ещё красавицы. Пусть будут им дороги скатертью, пусть будет вечно мир на глобусе – девчонки, будущие матери, щебечут в рейсовом автобусе... Номинация «Эмигрантский вектор» * * * Зонт не забыл – какое счастье, последний лист роняет клён, опять октябрьское ненастье воспринимаешь, как закон. Бежишь к друзьям или по делу, бормочешь бранные слова – сырой озноб сквозит по телу, вползая через рукава. Избыток мглы, избыток влаги средь вздохов и житейских драм, и, затопив уже пол-Праги, дождь бьёт шрапнелью по зонтам. Так осень будто входит в зрелость, скользя зеркальной мостовой, но это всё такая мелочь в сравненье с длящейся бедой... * * * Дней хмурых впереди ещё не счесть и далеки Пасхальные итоги, а зимняя трава лежит, как шерсть на склонах, по обочинам дороги. Под ней земля, как онемевший зверь – и почва перемёрзшая, и недра, вдруг задохнёшься, отворяя дверь, от холода вселенского и ветра. Такие дни, такие времена, зимуем над открывшеюся бездной – куда оглобли повернёт война, ни одному из смертных неизвестно. Опять от залпов рушатся дома, кто уцелел – ни крова, ни одежды... Такая беспощадная зима с малюсеньким подснежником надежды.