ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
А что я здесь делаю?
Выживаю...
Глотаю воздух сосен, отвары солнца.
Смерть меня выплюнула.
Не прожевала.
Я и жить не хотела.
Да, видно, придется.
И посадил меня Господь в дремучем лесу –
сиди, мол, на жопе ровно, молись и не рыпайся!
А я?...
А я роняю тихонько слезу:
Господи!
Как мне отсюда выбраться?!
А он мне в ответ:
«Ах ты, дуреха!
Ешь-пьешь, спишь на чистых простынках!
Я тебе напомню, детка, коли с памятью плохо,
как заначки под подушку ночами ныкала,
как хрипела, глотая воздух спертый,
в стенах уродливой живопырки...
Больной поэт – еще не значит – мертвый.
Спи-ешь и луди свою лирику!
И вообще...
Болезни облагораживают –
Дух крепчает и всякое там такое....»
Господи!
Ты же похоронил меня заживо!
Море, камни...
Все это - на кой мне?
На кой мне люди, выструганные из сосен?!
Скажи!
Ну на кой мне эти буратины лесные,
когда в чертовски Веселом поселке[1]
со сломанным носом
мой суженный удит
бутылки пустые?
Господи!
Мы ведь с ним с одной грядки
и одной гнилью помазаны,
и даже болеем одним видом бешенства.
И его, блудного сына, пятки грязные
мне ночами в теплой постели мерещатся.
Нет, я не спорю!
У тебя ведь свои понятия и расклады.
А на мне косяки висят немереным грузом.
И если ты скажешь,
что для общего счастья так надо,
обернусь я уткой,
пошлю к чёрту свою блудливую музу!
Или стану верблюдом,
пролезу в игольное ушко,
буду танцевать лезгинку на болоте с жабами!
Только, Господи, успокой мою грешную душу!
Угомони ты меня, заполошную бабу!
А то, глянь-ка, отдохлась немного
и опять понеслась по кочкам наезженным.
Нет уж!
Хватит!
Лучше медведем в берлоге
прореветь свою жизнь.
Или ну ее – к лешему!
......................................
И было чудо!
На реке Оккервиль[2],
в разВеселом поселке
на глазах у гуляющих граждан
вынырнули две утки,
отплевывая болотную гниль.
Приходите, друзья,
булкой их покормить однажды.
* * *
Моей бабушке - ОльгеМатвеевне
Моя бабушка чтит традиции,
Как индейцы племени Майя,
И даже в страшном сне не приснится ей,
Кто я на самом деле такая.
Я припёрлась к ней больная и нервная,
С котом, из портфеля выглядывающим.
И вроде бы в одного Бога мы веруем,
И вроде бы надо дать мне пристанище.
И вижу, как смотрит на меня она с ужасом –
Откуда, мол, ты такая выискалась?
А я скучаю по пьяному мужу
И во сне пью шотландский виски.
И башка моя набита «мусором»,
Как луком чулок капроновый.
И я слушаю странную музыку,
А ночами читаю Платонова.
Моя бабушка была бухгалтером
И читала журнал «Работница».
А теперь ругается матерно
И пьет «пустырник» в бессонницу.
Мне найти бы решение верное
И сделать правильно выводы…
Мы любим друг друга, наверное –
У нас нет другого выхода!
ЧАХОТКА
Она говорила спокойно и четко,
Рентгеновский снимок держа аккуратно:
«Ну что, дорогуша, похоже, чахотка.
Вот, видите, здесь очаговые пятна?
Да-да, боль в грудине, одышка и кашель –
Все это типично для вашей болезни…»
А я за мгновение сделалась старше.
Мне ангелы спели прощальные песни.
«Лечение долгое. Будьте готовы.
Как минимум год. Процедуры. Таблетки.
И если чуть что – начинаем по новой…»
В окно по-осеннему клацали ветки.
Сквозь тучи беспомощно пялилось солнце.
И город прикрыл свое тощее тело
Дырявеньким снегом. Лечиться придется…
О Господи, как же мне жить захотелось!
И кошки смотрели мне вслед удивленно,
Как я уходила в куртешечке куцей.
Халатик и тапочки, книжка, иконка –
Все вроде взяла. Как хотелось вернуться!
А эта, с косою, мне лыбилась нагло
И поцелуи мне вслед посылала.
Я выжила. Значит, кому-то так надо.
В палате за стенкой кого-то не стало.
И если вы сдуру решитесь топиться,
Когда за грудки жизнь возьмет слишком грубо,
На «Лиговке» есть «золотая» больница,
Там сделают быстро из вас жизнелюба!
БАРБЕКЬЮ
Тихий весенний вечер. И я не совсем одна.
Ем шашлыки. По-ихнему, барбекью.
Знаешь, что, милый - налей мне бокал вина.
Я хочу выпить. Плевать мне, что я не пью!
Я хочу выпить за то, что еще жива.
Сумки-котомки. Ребенок. И старый кот,
И сотня книжек. Вот все, что я нажила.
Кто я... Откуда... Куда... И который мне год?
Может, начать исчисленье с сегодняшних дней?
Взять - и родиться по новой на финской земле?
Сквозь облака улыбнулся мне прадед Матвей,
А дед Загид прискакал на агдамском осле.
Без паспортов и без виз. Просто так. Налегке.
Фрукты. Лаваш. И бутылка сухого вина.
«Деда! Скажи! Что же ждет там меня вдалеке?
Деда! Ты здесь? - Я же знаю, что я не одна!»
Вот и мой муж. Правда, бывший. Но все же родной.
С шашкой казацкой. На деревянном коне.
«Выпей, родимый, со мной в добрый час по одной.
Было ли - не было? В жизни? А может, во сне?...»
Выпью еще. И откроется дверь «вникуда».
Дружно повалит родной разномастный народ.
И побледнеют границы и города.
Самое время начать бесконечный полет...
……..
Милый уснул. И заветрился грустный шашлык.
Кот раздраженно прошамкал: «Дурища, не пей!»
Он, как и я, знаю, к Питеру больше привык.
Сквозь облака прослезился мой прадед Матвей.
КАК ЭТО БЫЛО?
Как это было? Память – в клочья!
Вино в пластмассовый стакан
Ты подливал той самой ночью,
Мой залежалый Дон Жуан!
Несвеж. Небрит. Совсем не весел.
Пиджак кургузый на плечах.
Зачем мы оказались вместе
В кафе дешевом в поздний час?
Курил. Глаза больной собаки.
Бубнил про то, как не везло.
Ушла жена. Есть дети в браке.
И тут Остапа понесло:
«О, свет очей! О, Королева!».
А дальше все, как страшный сон:
« Жених – правей! Свидетель – слева!»
Фотограф. Кольца. Мендельсон.
* * *
Я пойду, шатаясь, к магазину.
В жизни много водки не бывает.
Чтобы я не очень-то бузила,
Верный муж мне щедро наливает.
С каждой стопкой становлюсь добрее!
И душа вот-вот снесет яичко!
Высохли трусы на батарее.
Муж мой в ухе ковыряет спичкой.
Чую я, что по колено в быте!
Да когда ж успела я завязнуть?!
Склизкие носки лежат в корыте,
А на завтрак утренние дрязги:
Мол, когда ж ты перестанешь квасить?
Женщины спиваются быстрее!
Не пойти ль к соседу дяде Васе,
Он меня спиртяшечкой согреет!
Вспомню море, лето, ветер южный…
Все закрутится в погибельном чарльстоне.
И нырнувши в питерские лужи,
Закричу я: «Чуть помедленнее, кони!»
А потом я буду горько плакать
Над своей судьбою горемычной,
Чтоб под утро битою собакой
Поползти до дома, как обычно.
* * *
Толстый финн мне нежно гладит ручку,
На своем бормочет мне о главном.
Он гадает, что же я за штучка.
Просто я зализываю раны.
Солнце светит нежно, по-апрельски.
И балтийский берег так прекрасен!
Милый дом. И в клетку занавески.
Добрый финн на многое согласен.
Он готовит сауну, стараясь.
Я лежу на травке, словно пума.
Мне сейчас нужна такая малость –
Просто ни о чем совсем не думать!
Я его однажды съем на ужин.
А пока, любуясь панорамой,
Я треплю его смешные уши.
Просто я зализываю раны.
- Весёлый посёлок -исторический район Санкт-Петербурга. Находится на правом берегу Невы. Входит всостав Невского района.
- Оккервиль - река навостоке Санкт-Петербурга. Протекает по Невскому району Санкт-Петербурга.
