С Андреем Грязовым мы познакомились и подружились в Интернете году, может быть, в 2002-м или в 2003-м, не припомню теперь. Переписывались, читали стихи друг друга, разговаривали о поэзии, и не только о поэзии. Приглашали друг друга в гости, я звал Андрея в Ярославль, к волжской колыбели Древней Руси, в город, основанный князем Ярославом Владимировичем, он звал к днепровской крещенской купели, в славный град Киев, где княжение Ярослава Мудрого после ростовско-новгородского периода длилось 37 лет. Андрей не забывал всякий раз приглашать меня на основанный им и проводимый в течение 9 лет, с 2005-го по 2014 год, поэтический фестиваль «Каштановый дом». Но у жизни и времени свои виды на предмет всяческих оказий и преткновений. До сих пор так мы с Андрюшей и не повидались пока, не поговорили глаза в глаза. Очень надеюсь, что эта долгожданная встреча всё-таки случится в самое ближайшее время.
Но вот что удивительно. При всей удалённости друг от друга у меня есть прочное ощущение, что, во-первых, знаю я Андрея давным-давно, едва ли не с сумасшедших юных лет, и, во-вторых, что знаю я его отнюдь не виртуально, а так, будто был и есть в твоей жизни совершенно осязаемый, живой человек – друг, товарищ, невероятно родственная душа. В чём тут фокус, точно сказать не могу. Но, видимо, есть такая редкая порода людей, общение с которыми неизбежно рождает эффект их непосредственного присутствия в твоей жизни. Андрей как раз из этой редчайшей человеческой когорты.
Уже более 10 лет назад мне посчастливилось писать статью или, если угодно, небольшое литературоведческое эссе о вышедшей в 2005 году книге стихов Андрея Грязова «Джаз». В ней я попытался почувствовать главное в Андрее Грязове – поэте, поразмышлять о его поэтическом даре и природе этого дара. И вот на днях перечитал ту небольшую работу. Сколько же исторической, событийной и прочей воды утекло с тех пор! Мы становились старше и, увы, старее. Может быть, мудрее, глубже, искушённее. Что ни говори, а каждое прожитое мгновенье – это неизбежное накопление опыта, житейского и экзистенциального. Сколько всего уместилось в этот промельк судьбы длиною в 12 лет! Моменты подлинного счастья и, увы, неизбежные трагедии, испытания и их преодоление. Изменилось само время, в котором мы живём, частота его дыхания, сущностные контексты этого времени. Не говорю уже о фоне, о декорациях, о стремительно меняющихся реалиях быта, новых трендах, новых формах сообщения социумов и индивидуумов. Тогда мы жили в «дотвиттерную», «до-лепетательную» эпоху. Однако если бы пришлось мне теперь писать, скажем, большую литературоведческую статью о творчестве поэта Андрея Грязова, я, наверное, не стал бы менять ни одного из основополагающих тезисов той давней статьи. И совсем не потому, что поэт Андрей Грязов не меняется, не замечает времени, этого неуёмного созидателя и разрушителя, художника и вандала, фокусника и шельмы. Как раз напротив, очень даже замечает. Живёт во времени, пропускает время через себя, запечатлевает его в своих новых текстах. Но в том и дело, что сущностный предмет поэзии, как уникального способа познания человеком самого себя и окружающей его физической и метафизической действительности, её сущностные вопросы, они, безусловно, вне времени, его изменчивых мин, гримас и преходящих ужимок. И ум, и чувства поэта Андрея Грязова устремлены, прежде всего, не на внешние приметы быстро меняющегося онтологического пейзажа, но внутрь, вглубь, в саму природу вещей, преломляемых в поэтическом слове. Когда же речь идёт о поэте самобытном, узнаваемом, обладающем не только неповторимой интонацией, своей именной поэтикой, но и какими-то прочными внутренними нравственными подпорками, краеугольными личностными ценностями, особой внутренней настройкой, время оказывается бессильно. Поэт становится сильнее временного фона. Поэт сам создаёт время во всех тех временах, в которых живёт, и ставит на нём что-то вроде отпечатка собственной личности.
Помнится, в той давней статье о книге «Джаз» я упоминал и о магических, шаманских свойствах стихов Андрея Грязова, и об их афористичности, и о виртуозности версификации, поэтической техники автора. Но главное, что делало и делает стихи Андрея для меня особенными, притягательными, необходимыми – это отчетливо являемый им в каждом произведении дар сопереживания, дар взволнованности и упоения жизнью вкупе с обострённой чуткостью к чужой боли, неустроенности, к любым проявлениям пошатнувшейся гармонии бытия.
И потому сегодня, размышляя о главном в Андрее Грязове, как человеке, я не могу не произнести вновь те же ключевые слова, которые относились к Андрею Грязову поэту – взыскание жизни во всех её проявлениях, открытость, чуткость, отзывчивость, дар сопереживания. И, конечно, неизменная, круглосуточная готовность помочь ближнему и дальнему. Помочь – словом и делом. Совершить ради нуждающегося в помощи и участии человека всё возможное и невозможное. Подозреваю, что именно этими свойствами человеческой натуры во многом в своё время был предопределён и профессиональный выбор Андрея.
Андрей Грязов – по профессии врач. Хотя, мне больше нравится не совсем точное в данном случае, но такое тёплое слово – «доктор». Тот путь, который прошёл Андрей на своём профессиональном поприще, не может не вызывать глубочайшего уважения и почтения. Врач-рентгенолог, заведующий отделением магнитно-резонансной томографии в больнице скорой помощи, старший научный сотрудник отдела нейровизуализирующих исследований, заведующий отделением радионейрохирургии в институте нейрохирургии. До настоящего времени Андрей остаётся практикующим хирургом. Насколько мне известно, в 2014 году, используя линейный ускоритель, Андрей Грязов провёл первую в Украине радиохирургическую операцию ребёнку под наркозом. А совсем недавно, 22 февраля 2017 года, в будто подгаданную, знаковую дату, успешно прошла защита Андреем Грязовым докторской диссертации. Состоялось заслуженное признание его научных достижений, с чем мы и поздравляем молодого доктора медицинских наук.
То дело, которому посвятил себя Андрей, я бы назвал, понимая всю значимость далее следуемых слов, воистину служением человеку. На мой взгляд, так будет гораздо правильней, гораздо точнее. Ибо и практический труд Андрея, и его учёные изыскания, действительно, спасают человеческие жизни. На протяжении многих и многих лет. И здесь, как и в поэзии, он участвует в некоем творении жизни. Настоящий поэт всегда отчасти демиург. И настоящий врач, врач по призванию и по результатам дел, творимых руками, умом и сердцем, тоже демиург. Этим две упомянутые сферы человеческой деятельности, может быть, как никакие другие близки и родственны друг другу. И каждая требует человека целиком и полностью. Как Андрею всё-таки удаётся совмещать их в себе – уму непостижимо. Думаю, что в какой-то мере секрет этого волшебства заключается в том, что поэзия Андрея является естественным продолжением того, что он делает в медицине – сопереживает и врачует, чувствует больное место, некую опухоль в материи окружающей его действительности и воздействует на неё излучением живого слова.
Здесь, может быть, к месту будет сказать, что для меня с некоторых пор особенно интересны состоявшиеся поэты, к числу коих, разумеется, относится и Андрей Грязов, которые не оставили своей профессии, своего дела или ремесла, никоим образом не связанного с литературой, с писательством. Всё-таки писатели и поэты, чья основная деятельность, так или иначе, является работой со словом, будь то словесность или культуртрегерство либо даже журналистика, в той или иной степени испытывают влияние особенностей того сегмента общественных отношений, который принято называть литпроцессом. А это, надо признаться, достаточно замкнутая и специфическая среда. Со своими условностями, правилами игры, своей иерархией ценностей и прочими плюсами и минусами. Литературный процесс создаёт некие парадигмы творчества и общения, которые, честно говоря, порой весьма далеки от «живой» жизни. Всё это сказывается, не может не сказаться, и на продукте творчества, порождая неисчислимые вёрсты строк, напоминающие более или менее удачные упражнения в традиционной, постмодернистской или бог знает, какой ещё версификации. Если же человек успешен в иной профессии, он абсолютно независим от всех этих парадигм и условностей, он находится на некотором отдалении от упорядоченной профессиональной среды, он, наконец, более погружён в реалии самой жизни, да и, собственно, жизнь его, как правило, полней, богаче, внезапней. Поэтому, и поэзия для такого человека – не часть пребывания в литературном процессе, а некая внезапность, необходимость откровения.
Вот и Андрей Грязов, врач от Бога, как говорят его коллеги и благодарные пациенты, черпает из своего «живого» источника, черпает напрямую, наблюдая жизнь в её самых драматических, порой трагических, страшных, а порой удивительно радостных, светлых проявлениях. Проживая чужую боль, как свою собственную. И это вовсе не фигура речи. Не в данном случае. Может быть, то, что я сейчас скажу, врачебная тайна, но я всё-таки скажу. Недавно врач Андрей Грязов сам перенёс инфаркт, последствия которого преодолевает с тем удивительным жизнелюбием, которые свойственны этому незаурядному человеку.
Думаешь об этом и вспоминаешь, как поддерживал Андрей меня самого в самые нелёгкие времена, когда мне тоже пришлось узнать, как может болеть сердце. И памятны строки, которые написал тогда Андрей:
Олега, родной, и в Киеве слышу слабое сердце твоих шагов…
Не знаю, не ведаю, как же помочь, тебе… Так хоть иногда ответь!
В комнатах светлых твоих, так тепло от живых, свежих стихов
Ярится, славится град твой, град мастеров, растет сквозь небесную твердь.
Наблюдая за общением Андрея в Сети со своими друзьями, читателями, коллегами-стихотворцами, поражаешься, во-первых, тому, насколько велика его аудитория, а, во-вторых, удивительной человечности, искренности в самой тональности этого общения. Невольно задаешься вопросом, как он всё успевает: руководить отделением, врачевать, заниматься наукой, писать стихи, отзываться на каждую обращенную к нему просьбу, вопрос, пожелание, предложение, приглашение к разговору? А ведь есть ещё главное, первостепенное, наиболее значимое и приоритетное в жизни Андрея, то, о чём речь пойдёт чуть позже. Я имею в виду дом, семью, детей. Но и это ещё не всё. Да, поэт Андрей Грязов, к счастью, свободен от всех условностей литературного процесса. Свободен в силу своей самодостаточности, отсутствия профессиональной вовлеченности в этот процесс и необходимости подчиняться сложившимся там правилам игры. Но это вовсе не означает, что он напрочь самоизолировался, отгородился от него, спрятался в кокон неизбывного поэтического одиночества. Да нет же! Такое было бы противоестественно самой натуре Андрея, как человека предельно открытого, отзывчивого, сопереживающего. В литературной среде у Андрея огромное количество друзей, товарищей, единомышленников, почитателей его таланта. А потому, разумеется, совершенно невозможно представить себе протагониста этих строк живущим совсем обособленно от мира поэзии и поэтов. Другое дело, что существует он в этом мире по своим собственным законам, создавая свои собственные ниши для общения, творчества, продвижения авторов. Да-да, и это он успевает, и в этом он преуспевает. Мне не очень нравится термин «пассионарность». Всё то, что делает Андрей, естественно и необходимо для него. Всё это часть его внутренней гармонической настройки. Но при этом сделано им, действительно, много, необычайно много.
В самом начале статьи я уже упоминал о том, как так и не смог выбраться на поэтический фестиваль «Каштановый дом», который Андрей проводил 10 лет, и куда неизменно приглашал и Вашего покорного слугу. Однако в эпоху Интернета о любом явлении или событии можно узнать во всех подробностях, благодаря волшебной цифре. Поэтому, со всей ответственностью сведущего лица могу сказать, что это был замечательный фестиваль, по-настоящему знаковое событие в культурной жизни Киева, Украины, России и, скажем так, ойкумены, именуемой русской поэзией. Главными составляющими этого незабываемого праздника являлись фестиваль молодёжной поэзии имени Леонида Киселёва, Премия в области поэзии и кинематографа имени Арсения и Андрея Тарковских под председательством Марины Арсеньевны Тарковской, премия имени Катерины Квитницкой и Парнасские игры – действо, объединявшее множество муз – поэзии, театра, музыки, танца. Но основным блюдом фестиваля были, конечно, поэтические чтения. Жаль, очень жаль, что в силу известных событий с 2014 года проведение этого фестиваля стало практически невозможным.
Пространство русской словесности, русской поэзии, русской культуры оказалось в силу объективных причин разорванным, а свободное общение и сообщение русскоязычных поэтов существенно затруднённым. Да и сами поэты во многом политизированы. Знаю, как тяжело переживает Андрей этот разрыв, этот горчайший период разъединения и отчуждения, надреза по сообщающимся сосудам в живой органике русского языка и русской культуры. Да что там словесность, война разрушительным образом коснулась всего, не исключая отношений в семьях, давних дружб, человеческих и творческих приязней. Хочется верить, что эти смутные времена как можно скорее канут в Лету, и фестиваль «Каштановый дом» возродится, сохранив дух единения и дружеского творческого общения, которым всегда ему был присущ. А пока…
Пока ощущение глубочайшего внутреннего надлома, ощущение войны, которая происходит и в самом поэте, поскольку для Андрея Грязова русский язык – не просто инструмент общения и творчества, а естественная среда жизнеобеспечения, воздух, которым дышишь, вербализируемая суть человеческого «я», позволяющая идентифицировать саму личность. Язык – часть поэта, а поэт – часть языка, в котором для Андрея заключено всё самое ценное, всё, если так можно выразиться, человекообразующее – его поморские, из архангельской губернии, корни, его Питер – город бабушки и дедушки, его погибшие за великую Победу над фашизмом деды…
В 2014 году Андрей написал пронзительные, почти молитвенные строки, передающие состояние этого внутреннего надлома.
* * *
Игорю Павлюку
ты не думай, что плоть и плоть,
это небо в горсти земли,
там меня надломил Господь,
словно честно хотел поделить.
и не ясно зачем любить,
если в чьей-то двоюсь судьбе,
и не ясно зачем мне быть
половинкой себя в себе.
я дрожу между «нет» и «да»
синей жилкой на серебре,
я прошу: «мне себя отдай,
а потом забирай себе».
И всё-таки жизнь продолжается. Потому что Андрей Грязов и напряжённое неизбывное взыскание жизни – неразделимые понятия. Потому что сердце его умеет любить и нуждается в любви, что тоже, на самом деле, удивительный человеческий дар. Потому что растёт маленькое и, вместе с тем, огромное, необъятное счастье Андрея – его дочка Настенька, родившаяся в августе 2015 года. Потому что рядом любимые родители и любимые сыновья, которым нужна забота и поддержка. Сколько этих «потому», побуждающих преодолевать сомнения и торить дальше свой путь. И в профессии, где знания, умения, опыт и чуткость врача Андрея Грязова так востребованы и жизненно необходимы людям. И, конечно, в поэзии. Знаю, что сейчас Андрей готовит к изданию двухтомник своих избранных произведений – «55». Это будет книга, которую ждёт его многочисленная читательская аудитория, ждут люди, для которых стихи Андрея стали неотъемлемой частью их культурного пространства, их жизни. Но главное даже не в этом. Вокруг нас мир, полный тайн, событий, движения, запахов, звуков. Мир осязаемый, грохочущий, подробный и в то же время зыбкий, призрачный, ускользающий. Мир, состоящий из вещей видимых и невидимых. И это мир поэта Андрея Грязова, ждущий запечатления в его сердце и его пристальном слове.
Расту сквозь сон слепой дворняги,
Пронизан болью сквозняка,
Я прорастаю на бумаге
Забытого черновика
Поэтом, лекарем, прохожим,
А может, пьяненьким дьячком,
Я – буква с тонкой нежной кожей,
И непослушным языком.
Я – слово первое до срока,
Начальных букв случайный стык,
Пока ещё не видит око,
И зуб неймет – молчит язык.
Не понимая назначенья,
До взмаха старенькой косы,
Я наклоняюсь как растенье
Под светлой тяжестью росы.
А закончить мне хотелось бы словами самого Андрея, сказанными совсем недавно: «Вся моя жизнь – мистика. В пять лет я заблудился в Ленинграде. Иногда мне кажется, я до сих пор блуждаю в нём. И главная для меня поэтическая премия «Петрополь» была получена именно там, в музее А.С. Пушкина. Так бывает. Просто я заблудился, я потерялся».
Да нет же, дорогой Андрей, ты не заблудился, ты просто в пути. И это твой собственный неповторимый путь, имя которому – жизнь.