Поэтическая критика

Автор публикации
Александр Карпенко ( Россия )
№ 1 (25)/ 2019

«Всё будет прекрасно...»

О поэтике Михаила Юдовского

 

Творчество Михаила Юдовского – явление в современной русской поэзии. Не может не удивлять обширность тематики его стихотворений, изысканная просодия, и особенно – «пушкинская» лёгкость его рифм, безупречное владение техникой стихосложения в сочетании с глубиной постижения мира.

Современной поэзии свойственно стремление текста к компактности и, в то же время, к объёмности изображения. Сложно не заметить этих общих тенденций развития русской поэзии. И, конечно же, важнейший элемент поэтики – наличие индивидуального почерка. Стихотворцы словно бы «настаивают» на тех «фишках», которые делают их узнаваемыми и любимыми. Внимательный читатель практически безошибочно может распознать в незнакомом тексте «фирменную» стилистику того или иного автора. Конечно, поэт – ещё и читатель. Непрямые заимствования у других стихотворцев раздвигают границы творческого «Я». Например, вот эта строфа Юдовского коррелирует с текстами безвременно ушедшего от нас выстрелом в Эквадоре Андрея Ширяева, с которым Михаила связывала крепкая фейсбучная дружба:

 

Три яблока, один стакан с вишнёвой

наливкою. Мне хочется по новой,

разбрасывая точки и тире,

прислушаться к осеннему сигналу,

сворачивая время, как сигару

катает негритянка на бедре.

 

«Города-спутники» родственных душ расширяют вселенную Михаила Юдовского. Поэт, при всей своей цельности и монолитности, всегда немного «полистилист» внутри собственных исканий. Это придаёт его творениям жизненную силу. Юдовский – неисправимый силлабо-тоник. Он достигает в этом амплуа если не совершенства, то, по меньшей мере, виртуозности исполнения. При этом стихи его льются легко, свободно – так же, как и пишутся. Не только язык владеет поэтом, но и поэт, несомненно, владеет языком. Меня всегда удивляет языковая мощь в произведениях человека, живущего на чужбине. Правда, сейчас наступило принципиально другое, «интернетное» время, которое способствует широкому общению на родном языке. Да и в Германии, где проживает ныне Михаил Юдовский, русскую речь можно услышать теперь повсеместно. К тому же Михаил часто приезжает в Киев, на свою малую родину.

У Юдовского есть то, что делает поэта мастером – звук. Что такое звук в поэзии? Это не только аллитерации согласных, но и магическое ауканье гласных звуков. Фонетическое волшебство речи. Например:

 

Вырывай из судьбы листы

и, не помня, к чему и кто ты,

из космической пустоты

извлекай по частям пустóты.

 

Или вот так:

 

Поминай меня лихом, вышивай меня лыком,

напиши на иконе с полуангельским ликом

и, покрыв меня лаком, осчастливь меня лайком,

предназначив вахлакам и породистым лайкам.

 

А вот чудесная аллитерация на «р»:

 

Свирепые опричники окраин,

разбойные поэты-соловьи,

проросшие меж раем и сараем,

теряют рай, как мы его теряем,

живя на расстоянии любви.

 

На «ла»:

 

Пора возвращаться в родные палаты,

где в белых халатах гуляют пилаты,

галантно затеяв с медсестрами флирт.

С одним из пилатов, я слышал, пила ты

из жертвенной чаши этиловый спирт.

 

Поэт часто использует многосмысловую строфу из шести строк, где рифмуются первая строка со второй, четвёртая с пятой и третья с шестой. Но попадаются и пятистрочная, как в приведённом выше фрагменте, и обычная, из четырёх строк. У Юдовского, конечно же, важна игровая стихия языка: парадоксы, игра слов, «выворачивание» устойчивых словосочетаний, пословиц и поговорок. Чем выше смысловая нагрузка в стихотворении, тем неочевиднее, незаметнее проступают у автора его фонетические приёмы:

 

Здесь от безвестья до безвестья

растет отчаянье в телах.

Здесь отражаются созвездья

в кривых от скуки зеркалах.

 

Здесь бесноватым полукровкой

закат, поднявшийся во фронт,

пороховой татуировкой

пунктирно метит горизонт.

 

Здесь тени, острые, как бритвы,

срезают грани и углы.

Здесь бормотание молитвы

неотличимо от хулы.

 

Луны погасшая лампада,

шипенье высохшей воды –

какая жалкая награда

за бесполезные труды.

 

И, зачерпнуть пытаясь воду,

ты пьёшь, как дьявольский настой,

невыносимую свободу,

граничащую с пустотой.

 

Прекрасные стихи! Нужна ли нам свобода, граничащая с пустотой? Вопрос риторический. Хотелось бы сказать ещё вот о чём. Поэзия предоставляет нам уникальную возможность, которой раньше с успехом пользовались дельфийские оракулы: не говоря впрямую, а только намекая, сказать решительно всё! И в этом – полнота свободы и свобода полноты. Но здесь тоже нельзя ошибиться. Нужно суметь проплыть между Сциллой и Харибдой. Михаил Юдовский прекрасно пользуется иносказанием. Оно у него зачастую – второе «дно» лирического повествования. Молитва, неотличимая от хулы – это же страшно! Каждый из нас сталкивался с подобными масками квасного патриотизма. Это рудимент времени, когда ненависть считалась чем-то священным. «На бой кровавый, святой и правый…».

Традиционная поэзия Михаила Юдовского не только высокохудожественна, но и суперактуальна по содержанию.

 

Потерянность свыкается с потерей.

Десяток вер и тысяча неверий

засеяли нерайский этот сад,

где, сидя на развалинах империй,

помазанники курят самосад.

 

Не зная, чем придется повечерять,

шатается распущенная челядь,

вчерашние холопы и князья.

И я пишу: «Исправленному верить...»

и добавляю с горечью: «...нельзя».

 

Речь поэта высоко метафорична, с обилием тропов и других художественных приёмов. Не чужды поэтике Юдовского и авторские неологизмы. Например, «единомысье» – «к единомысью сходятся заливы». Каждый раз, читая стихи Михаила, поражаюсь богатству языка этого удивительного поэта и художника. Не могу не отметить принципиальное двуязычие бывшего киевлянина. Михаил пишет по-русски и по-украински. При этом он предлагает авторские версии своих стихов на обоих языках! Эта билингва в сложившейся ситуации словно бы противостоит неразумности и бесчеловечности политики, разделяющей народы. Юдовский говорит «да» и русскому языку, и украинскому, и это нормальная позиция поэта и человека. Поэт оптимистичен – в исторической перспективе всё будет хорошо:

 

Данайцы ушли, не оставив на память даров –

ни мягких персидских ковров, ни швейцарских коров,

явившись толпою, заведомо склонной к разбою,

данайцы ушли и дары прихватили с собою.

 

Я рад, что данайцы забрали с собою подарки –

свечные огарки, цигарки, почтовые марки,

бочонки с икрою, коробки с настольной игрою,

оставив лишь Трою, но верной укладу и строю.

 

На улицах смутно. Повсюду твердят, что Приам

был слишком упрям, чересчур несговорчив и прям.

Что зря-де Приам отправляет молитвы Приапу,

покуда собака Приама грызет себе лапу.

 

Всё будет прекрасно. Отправится юный Парис

сажать кипарисы, выращивать в озере рис,

и Гектор засеет отборной пшеницей гектар,

и пчёлы доставят в подвалы цветочный нектар.

 

Простор голубеет. Безоблачно чист горизонт.

Эгейской волной забавляется утренний Понт.

И время нетленно. И в море зайдя по колено,

глядит ностальгически в сторону Спарты Елена.