У причала

 

Пожалуй, стихи Валентина Нервина можно уподобить этаким когнитивным качелям. В его лирике есть пристальное проницательное погружение в суть человеческую, в малости и подробности, скажем так, внутреннего пейзажа, наблюдение за которым способствует и зоркости взгляда, обращенного на внешний пейзаж. И, вместе с тем, в негромких, но проникновенных строчках этого автора присутствует приподнятость над обыденным рутинным порядком вещей в ойкумене. Словно бы автор пытается взглянуть на всё из небесной обсерватории. И, кажется, у него это получается.

 

О. Г.

 

* * *

 

Жизнь устаканилась

             и понемногу

определилось её существо:

я направляю послания Богу

и получаю ответы его.

Если идти по течению Леты,

то получается, как ни крути,

что доставляются эти ответы

через людей незнакомых почти.

Вон, рыбачок у причала шаманит,

я подойду, за спиной постою;

он обернётся и запросто глянет

с облака

            в самую душу мою.

 

 

* * *

 

Жизнь повсюду хороша,

только нравы одичали,

оттого моя душа –

территория печали.

Я не ангел, не герой –

человек обыкновенный,

но случается порой

притяжение Вселенной.

Вероятно потому

и горит звезда молчанья,

уводя по одному

от земного одичанья.

 

 

ОБЛАКА

 

Человеческим законам

неподвластные пока,

над Кожевенным кордоном

вечереют облака.

Собираясь у излуки,

вечереют надо мной –

выше боли и разлуки,

выше радости земной.

Если к облаку подняться

по закатному лучу,

то такие песни снятся –

просыпаться не хочу.

То ли эхом, то ли стоном

отзывается строка:

над Кожевенным кордоном

вечереют облака.

 

 

* * *

 

На белом коне, со звездою во лбу

и, море ему по колено –

Архангел достал из футляра трубу:

– Маэстро,

                  давайте Шопена!..

Земная музыка по Розе ветров

летит между адом и раем,

а мы, накануне больших катастроф,

по-прежнему в бисер играем.

 

 

* * *

 

Сидит человек у реки

и слушает голос воды,

и мысли его далеки

от века

             на круге беды.

А век человека влечёт

по той траектории, где

река никуда не течёт,

и только

                круги по воде. 

 

 

* * *

 

На фоне заката,

            на лоне природы

мы жили, казалось, у края земли,

когда по фарватеру шли пароходы

и сонные воды, как время, текли.

Судьба нагадала

            навеки проститься

и мы выпадали из времени, где

над нами летали красивые птицы

и тени сновали по лёгкой воде.

Чем дальше по жизни,

            тем сумерки ближе –

махни на прощанье рукой вдалеке.

Во сне запоздалом однажды увижу

огни парохода на тихой реке.

 

 

НОЧНАЯ ПТИЦА

 

Всю недолгую ночь напролёт

между Южным и Северным полюсом

перелётная птица поёт

о любви человеческим голосом.

И звезда от любви до земли

долетает ночными зигзагами,

и плывут по морям корабли

под красивыми гордыми флагами.

…Эта жизнь утечёт, как вода,

но поёт и поёт непонятная

птица, женщина или звезда –

перелётная,

            послезакатная…

 

 

РУСАЛКА

 

Волну живую рассекая,

от всех печалей и забот

уходит женщина морская

во глубину азовских вод.

И там, не отходя от кассы,

безотносительно обид,

любви и нежности запасы

морская женщина хранит.

На полнолуние, всего лишь,

вскипает горькая вода

и что-то из её сокровищ

перепадает нам тогда.

 

 

НЕДОЛГАЯ ЛЮБОВЬ

 

Волна нахлынула,

                                 потом отхлынула –

остались камешки на берегу,

любовь недолгая была, да сгинула,

но позабыть о ней я не могу.

Гуляет по небу шальная молния

и отражается в речной воде,

ушла вдоль берега любовь недолгая

и не встречается уже нигде.

Моя недолгая любовь не сбудется –

она развеется, как на ветру,

но отражение в реке заблудится

и не забудется,

                           когда умру.

 

 

* * *

 

У возраста странная мера:

по памяти время храня,

я, может быть, старше Гомера,

но Лермонтов старше меня.

 

Наверное, скоро наука

откроет великий закон

и дед, опекающий внука,

узнает, что внук – это он.

И, всё повторяя сначала,

выходишь из мрака на свет,

а женщина ждёт у причала,

наверное, тысячу лет.

 

Законы любви и природы

всегда утверждают одно:

какие бы не были годы,

любимым стареть не дано.

 

 

* * *

 

Пока стрижей стремительная стая

выныривает с облачного дна,

лежу в траве, до неба дорастая,

по лабиринтам воздуха и сна.

Пути господни неисповедимы

равно для птиц, деревьев и земли;

фантазии мои необходимы

какому-нибудь облаку вдали.

А ветер, налетая временами,

раскачивает сны и тополя,

и с высоты,

            которая над нами,

не разобрать,

             где я, а где земля.

 

 

ЗВЕЗДА

 

К утру холодает.

И чудится, вроде,

костёр догорел, а звезде невдомёк,

что недолговечная ночь на исходе –

кукушка молчит и горчит кофеёк.

Любимая,

нам уходить в одиночку,

но я тривиально доволен судьбой:

есть пара минут на хорошую строчку –

на память,

которая будет с тобой.

Сейчас я достану заветную фляжку –

налей до краёв и звезду не туши:

возможно, судьба предоставит поблажку

на время любви,

на пространство души.

 

 

У АДМИРАЛТЕЙСКОГО ПРИЧАЛА

 

От Адмиралтейского причала

отплывает белый катерок.

Если бы я начал жить сначала,

плавал бы и вдоль, и поперёк.

 

Если человек уходит в море

или даже просто по реке,

непременно ждёт на косогоре

девушка в узорчатом платке.

 

Чайка без печали прокричала,

ветерок по памяти летит,

у Адмиралтейского причала

катерок последний тарахтит.

 

 

Время не отпустит на поруки –

сердце успокоится на том,

что махала с берега разлуки

девушка узорчатым платком.