Правота Виктора Фомичёва

– Кто у нас сейчас? – спросил Илья, когда они вошли в лифт.

– «Десантник», – сказал Глеб и, сообразив, что начи¬нающему фельдшеру надо расшифровать, добавил: – Выпал из окна, с седьмого этажа. Мужчина, примерно сорок лет.

– А что, наши услуги ему ещё могут понадобить¬ся?! – изумлённо спросил Илья.

– Ну, если он был трезвый, то это уже, скорее всего, труп. А если пьян и упал в снег, то мы можем и приго¬диться!

Они вышли на улицу. Илья молча переваривал ин¬формацию.

– А что, пьяными тоже мы должны заниматься? – спросил он, наконец.

– К сожалению, – вздохнув, сказал Глеб. – И уго¬ловная ответственность за них такая же: не дай бог, случится с ним что-нибудь в твоём присутствии – не рас-хлебаешь!

Они подошли к «рафику», и шофёр завёл мотор.

– Матвеич! – сказал Глеб. – Новоакадемическая, 23. Квартиру на месте узнаем – «десантник»!

Глеб сел вместе с Ильёй, сзади: с тех пор, как однаж¬ды он ездил по вызову к месту аварии «скорой помощи», на которой разбился знакомый врач, в кабину он больше не садился. Матвеич тогда объяснил ему, что в аварий¬ной ситуации шофёр инстинктивно «уводит» из опасной зоны свою сторону, подставляя под удар правую, где си¬дит врач или медсестра.

Машина стала петлять – видимо, они подъезжали к месту. Вскоре «рафик» остановился, и они вышли у подъезда четырнадцатиэтажной башни; немного дальше, в снегу, среди кустов, стояли люди.

Глеб с Ильёй быстро подошли к ним, протиснулись вперёд сквозь негустой ряд стоявших и о чём-то спорив¬ших людей и увидели, что в снегу, ближе к дому, – до-вольно большая яма, от которой вдоль стены в сторону подъезда вели глубокие следы. Увидев людей в белых халатах, все умолкли.

– Что случилось? – спросил Глеб.

Стоявший рядом с ним мужчина в телогрейке, похо¬жий на сантехника, повернулся к Глебу и сказал:

– Да это Витька Фомичёв, из 137-ой квартиры, – из окна вывалился!

– А где же он? – спросил Глеб, подумав: «Шок! Пошёл домой и где-нибудь свалился!»

– Да в магазин пошёл! – ответил сантехник.

– В какой ещё магазин?! – невольно вырвалось у Глеба. – Хороши шутки, нечего сказать!

– А чего мне шутить? – обиделся сантехник. – Вон за углом «Продукты», там винный отдел есть – туда он и пошёл! – он протиснулся на тротуар и исчез.

«Черт-те что! – подумал Глеб. – Что же нам теперь, в магазин, что ли, за ним ехать?!» – и тут же понял, что другого выхода нет.

– Кто его знает в лицо? – спросил он, и какой-то мальчишка рванулся к нему из кустов.

– Я знаю, дяденька врач! Мы на одном этаже живём!

Они пошли к машине.

– Матвеич, тебе пацан дорогу покажет, как к мага¬зину подъехать, наш больной туда удрал! – сказал он, подсаживая мальчишку в кабину, и полез за Ильей в «рафик».

Вход в винный закуток был отдельный, за вином, как это обычно бывает перед закрытием, стоял здоро¬венный хвост, едва не вылезавший на улицу.

– Вот он! – радостно сказал мальчишка, показывая на невысокого русого мужчину без пальто и без шапки, стоявшего уже недалеко от продавщицы. – Виктор Иваныч, а за вами врач приехал!

– Ы?.. – качнувшись в их сторону, спросил Виктор Иваныч.

– Вы ведь из окна выпали? – спросил Глеб, внима¬тельно вглядываясь в Фомичёва и пытаясь понять, что это – шок или просто сильное опьянение.

Очередь, как по сигналу, замолчала, все, в том числе и продавщица, стали прислушиваться к разговору.

– Я... не вы... – Фомичёв икнул, – не вы... не выпа¬дал!..

– Вам надо немедленно лечь! – резко сказал Глеб, уже сообразив, что Фомичёв совершенно пьян, и сильно разозлившись. – Идёмте, у нас здесь машина, мы отвезём вас домой!

– Мне домой... никак нельзя... без бутылки!.. – сказал Фомичёв. – Я Тоньке... обещал... а магазин закроют!.. – он, медленно покачиваясь, обернулся к стоявшим сзади: – Правильно я говорю?..

Очередь сочувственно загудела:

– Пятнадцать минут осталось! Дайте ему взять, а то и правда магазин закроют!

– Пропустите его без очереди, раз за ним врач приехал!

Продавщица, рыхлая блондинка с ярко накрашенными губами, протянула руку и дернула Фомичёва за рукав:

– Ну, давай отпущу, болезный!

Фомичёв снова повернулся к прилавку, неверным движением полез в карман пиджака, порылся там и достал деньги, продавщица подала ему бутылку и дала сдачу. Теми же окольными движениями засунув сдачу в один, а бутылку – в другой карман пиджака, Фомичёв нетвёрдой походкой пошёл к выходу. К дому они ехали молча, лишь Фомичёв изредка икал. Злость у Глеба посте¬пенно проходила.

У своей квартиры Фомичёв позвонил. Им долго не открывали, затем послышалась какая-то возня, щёлкнул замок, и дверь распахнулась. Держась за ручку и пока¬чиваясь, женщина лет, по внешнему виду, пятидесяти пяти, в халате и домашних тапочках на босу ногу, со спутанными, неопределённого цвета волосами и бессмыслен¬ной улыбкой, проговорила:

– Принёс... касатик!..

Увидев людей в белых халатах, входивших в кварти¬ру следом за Фомичёвым, она охнула и, закрывая за ними дверь, сказала:

– А мы... не нарушаем!.. Доктор... мы... не нару¬шаем!..

Они прошли за Фомичёвым в комнату. Глеба пора¬зила её странная пустота, и, оглядевшись, он понял, отку¬да это ощущение: мебель в комнате была только самая необходимая – стол, три стула, здоровенный матрас, на котором валялись одеяла и подушки в белье не первой свежести, небольшой телевизор на старенькой тумбочке. На окнах не было даже занавесок.

На круглом деревянном столе без скатерти в худо¬жественном беспорядке, напоминавшем натюрморты Петрова-Водкина, валялись хлебные корки, огрызки солёных огурцов и селёдочные головы, пара вилок и ложка и стоя¬ли грязные тарелки и пустые бутылки и стаканы.

– Мне надо осмотреть вас! – строго сказал Глеб. – Снимите пиджак и рубашку.

Не забыв вытащить бутылку и поставить её на стол, Фомичёв стал раздеваться. Время от времени он икал и пытался что-то произнести, но каждый раз махал рукой и умолкал. Глеб велел ему приподнять майку и быстро осмотрел его: нигде не было видно не гематом, ни внеш¬них повреждений, не провоцировалось никакой болезненности; он прощупал ему голову и, велев лечь, пропальпировал живот – всё было в полном порядке. Ноги можно было бы и не осматривать – маловероятно, что¬бы было какое-то серьёзное повреждение, с которым Фомичёв столько времени пробыл на ногах, однако он был так анестезирован спиртным, что Глеб решил не рисковать и велел ему снять ботинки и брюки. Ноги были целы, и здесь тоже не было ни синяков, ни царапин.

Глеб сел за стол, взял у Ильи карточку, в которой тот уже заполнил всё, что мог, и стал записывать резуль¬таты осмотра.

– Сколько лет? – спросил он у Фомичёва.

– Сорок... два!.. – произнес тот, натянув одну шта¬нину и прицеливаясь в другую.

Женщина, всё это время с блаженной улыбкой стоявшая за его стулом, сказала:

– У него... день рождения... был... месяц назад!..

– А вы кем ему приходитесь? – полюбопытствовал Глеб.

– Жена!.. – улыбаясь ещё шире, сказала она. – Мы... хорошо живём!.. Доктор... мы... не нарушаем!..

– Как это не нарушаете?! – сдерживая улыбку, строго сказал Глеб. – А из окна выбрасываться – это что, не нарушение?!

– А я... не вы… не выбрасывался!.. – пробормотал Фомичёв, безуспешно пытаясь завязать шнурки на ботинках. – Я же говорю... я... вы... вышел!..

– Что значит – вышел?! – с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться, спросил Глеб. – Для этого дверь существует!

– Я... в магазин... опаздывал!.. – сказал Фомичёв, с большим трудом застегнув на ширинке верхнюю пуго¬вицу и тщетно пытаясь застегнуть следующую. Илья не выдержал и засмеялся. Глебу стоило огромного усилия не захохотать, но он тем же строгим тоном сказал:

– Вы что, ненормальный?! Вы что же, значит, каждый раз, когда в магазин опаздываете, в окно выходите?!.

– Это кто... ненормальный?!. – спросил Фомичёв. – Это я... ненормальный?!.

Пуговица ни за что не хотела застегиваться, и он, как был, с незавязанными шнурками и незастёгнутой ширинкой, пошёл к окну. Когда Глеб поднял голову, Фомичёв уже стоял на подоконнике и открывал левую створку. Глеб и Илья вскочили со стульев, но ни крикнуть, ни сделать они уже ничего не успели: Фомичёв сде¬лал шаг вперёд и провалился за окном.

У Глеба выступил на лбу холодный пот, в голове пронеслось: «Конец!», относившееся в равной мере и к Фомичёву, и к нему самому, на мгновенье он оцепенел. В этот момент раздался грохот – стул рядом с ним упал. Он обернулся и увидел, как Илья, смертельно побледнев и медленно оседая, заваливается набок. Он быстро под¬хватил его и встал рядом с ним на колени. Судя по всему, у парня был обычный обморок. Глеб приподнял ему го¬лову и несколько раз хлестнул по щекам. Илья открыл глаза и стал приходить в себя. Глеб втащил его на стул и огляделся.

Нет, ему не померещилось: жена Фомичёва, все так же блаженно улыбаясь, по-прежнему стояла за стулом, на котором только что сидел Фомичёв, рубашка Фомичёва, поверх его пиджака, висела на спинке, окно было открыто, а Фомичёва в ком¬нате не было. Похолодев и чуть не плача от бессильной злобы, Глеб бросился из квартиры. Лифт был занят. Не дожидаясь кабины, он помчался вниз, прыгая через три-четыре ступеньки и непонятно каким образом не ломая себе шею. Все шесть этажей пролетели, как во сне.

Добежав до первого этажа, он обогнул лифт и, выскакивая к двери подъезда, заметил, что она открывается. Он затормозил, чтобы не сбить входившего, но, увидев его, остолбенел: в дверях, весь облепленный снегом, покачиваясь, стоял вечно живой и невредимый Виктор Фомичёв и бормотал:

– Это кто... ненормальный?!. Это я... ненормальный?!.