Поэт, переводчик, композитор. Родился в 1972 году в Узбекистане. Окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета, с 1995 года живёт в Москве. Один из основателей объединения «Ташкентская поэтическая школа», Ташкентского открытого фестиваля поэзии (2001–2008) и альманаха «Малый шёлковый путь» (2000–2006). Составитель и редактор первой двуязычной антологии современной поэзии Узбекистана «Анор–Гранат» (М., 2009). Автор книг: «Червь» (2000), «Офорты Орфея» (2003), «Регулярный сад» (2005), «Природа» (2007), «Стихотворения» (2010), «Умр. Новая книга обращений» (2017). Лауреат независимой поощрительной премии «Триумф» (2001), премии журнала «Октябрь» (2003), многократный дипломант премии за лучшую поэтическую книгу года «Московский счёт». Стихи переведены на немецкий, английский, итальянский, французский, узбекский, украинский, азербайджанский, венгерский, польский, испанский языки.
Санджара Янышева называют «ташкентско-московским» поэтом. Он перепробовал множество профессий, но главное для Санджара, по-моему, это то самое хлебниковское «ходить и петь». Лет двести тому назад он просто взял бы котомку, оседлал ослика и поехал странствовать по свету. Восточная модель отношения к миру звучит постоянно в стихах Санджара, многие его тексты похожи на притчи, их хочется слушать под звуки сурная или сато. Детство, любовь, смерть, изменчивое и вечное, бегущее и тихо наблюдающее со стороны подобно старцам из «Белого солнца...» – внимай, читатель, поставив рядом пиалу горячего чая. А потом из-за дымящегося казана вдруг выйдет к тебе повар в засаленном чапане и спросит: - Эй, Хусан, где брат твой – Хасан?
Дмитрий Легеза
БЛИЗНЕЦ
Один повар мне и говорит:
Притворись Хусаном, будь иногда Хусан.
Пусть жена по четвергам тебя не будит, пока солнце не зайдёт,
А сама тем временем твои ступни, живот и мочки твоих ушей
Натирает этим именем; пусть настаивает его
В тёмном сухом месте – да хоть бы и в чреве своём, –
А потом по одной средней пьялушке два раза в сутки тебе даёт.
Это будет разумно, ибо ты рожден не один.
Ты – близнец. Погляди-ка в крышку моего казана:
Вот этот кусочек коричневой луны – это ты,
А вот этот, побольше, – твой брат…
Он вышел первым. Но знаешь, как у нас говорят:
Старший – более умный – он выходит вторым.
Он младшего посылает: «Иди, посмотри, что там?
Если все в порядке, кричи!» – И младший идет, и зовёт.
Ты слышал зов? ты не спутал его ни с чем?
Ты спешил или ждал?
Ты забыл или спал?
Эй, Хусан, где брат твой – Хасан?!
БАНДАЛИК
…И ровно в полдень мы тронулись в путь.
На мне было стёганое атласное одеяло,
Напомнившее чапан, в котором я когда-то женился,
И, словно в дополнение к этой синей памяти,
Два пушистых зверька с белыми животами –
Я и моя жена – сопровождали процессию до поворота,
Где начался встречный поток автомобилей,
Где начался встречный поток жизни.
Незнакомые люди забывали, куда шли до встречи со мной,
Они выходили из машин,
Они говорили детям: «Ты иди, я догоню»,
Они пристраивались спереди –
В единственную на земле очередь,
Начинавшуюся не с хвоста, а с головы, –
Чтоб хотя бы метр пронести мои носилки,
Чтоб хотя бы на минуту приобщиться к шествию.
Мы двигались вдоль пустынных трамвайных путей,
Которые через месяц разберут:
Уже теперь они напоминали йодистую сетку
На спине вчерашнего пневматика,
Однако ни один из моей свиты
Не пересёк границу мелкого гравия.
Через час мы прибыли на место
И возблагодарили Бога, что путь окончен,
И возблагодарили Бога, что путь – был.
Никогда ещё мы не были такими зрячими, такими чуткими.
И хотя я не мог приложить ладони к своим ушам,
Я видел, как это сделали все до единого
Мои попутчики, мои советники, мои незнакомцы.
Потом подходили к крану и полоскали руки.
И не было полотенца. И стряхивали капли,
Пробуждая мириады чертей, бесенят,
Которые – кому могли повредить?
Наконец, меня поднесли к моей келье (землянке),
И человек – кажется, мой сын, кажется, мой старший сын –
Помог мне в неё спуститься.
Он придерживал моё почти невесомое тело,
Покуда оно занимало место в выложенной кирпичом нише,
Он бережно меня посадил, приобняв напоследок,
Он сказал: «До свидания, папа»
И оставил меня с моей мыслью – один на один.
А еще он сказал: «Бандалик» – или это была моя мысль?
Бандалик, дорогой мой.
Бандалик, мой самый счастливый день.
Бандалик, мое пешее солнце.
На-най, на-най,
Бандалик!
Я УБИЛ
Она спала под фанерой, за окном,
рядом с сохнущим бельём.
Мне кажется, их было много,
тёплых мохнатых комочков,
перемогающих день в мокричном убежище.
А я отогнул фанерный лист
и извлёк на свет слепое крошечное существо.
Я не хотел его убивать, это вышло случайно.
Мы часто в детстве ломаем машинки и куклы –
с единственной целью: понять их устройство.
Мне было четыре года.
Наверное, ещё раньше я убил
несчётное количество жуков, муравьёв, мотыльков –
не говоря уже о мухах;
и совершенно точно – одну ужалившую меня в глаз пчелу…
Когда я оттянул прижатое к телу,
похожее на веер, крыло летучей мыши,
нечто близкое к восторгу,
трепету перед невиданной красотой мира,
его ужасом и хрупкой соразмерностью
ослепило меня –
не помню, как это произошло,
я проткнул одну из нежных перепонок,
и то, что в борьбе мужчины и женщины
даёт начало новой жизни,
принесло божественному рукокрылому созданию
скорую гибель.
Оно даже не пискнуло и, возможно, жило ещё целую вечность.
Вы скажете: ты не ведал… – да, я не ведал.
Вы скажете: все дети… – да, отвечу, все дети.
Но я помню её глаза, которые пытался разжать –
и помню чувство сопротивления материи,
которым не всегда измеряется
рождаемое нами зло.
Полжизни помню, дурацкой и ничтожной
своей жизни.
Возьмите вторую её половину!
Вот моё покаянное письмо.
Я ведь буду теперь прощён?
Не молчите – ведь буду?!..
МЁРТВОЕ ЖИВОЕ
Обнял дерево – а оно мертво.
Пригубил воздуха – он мёртв.
Раздвинул женщину – она мертва.
Выдохнул слово – мёртвое оно.
Записал – стало ещё мертвее.
Запомнил – мёртвое, мёртвое, мёртвое.
Лёг в могилу – и земля мертва.
Подумал о прошлом, подумал о будущем – пустое и мёртвое,
мёртвое и пустое.
Встал, ощупал дух, понюхал тело – мертворождённое,
мертвоумершее.
Даже мысль – и та мертва, потому что о мёртвом, о мёртвом.
И пришла любовь, и убила всё мёртвое.
И поставила меня стеречь это мёртвое.
Почему меня? – живых спросите.
Налейте чаю.
ЖЕНЩИНА
У него рассвет, как нить.
У тебя закат, как масло. –
Говорила она мужчине.
[У него хвост спереди.
У тебя он сзади. –
Так она не говорила.]
Он гений порыва.
Ты гений осады. –
Утешала она мужчину.
[У него позвоночник.
У тебя живот. –
Так она не сказала.]
У него минута.
У тебя вечность. –
Напоминала мужчине.
[У него вершина.
У тебя плато. –
Об этом она молчала.]
У него песок в ботинках.
У тебя гравий. –
Беспокоилась за мужчину.
[Он умрёт в будущем.
Ты умрёшь в прошлом. –
Молчала и сосала язык.]
Это меньшее, что она могла.
Это высшее, что она могла.
Верная с молодых ногтей. Верная дотла.
ПРИЧИНЫ
Каждый год – что-то новое.
Невиданный урожай яблок.
Обнаруженное в глубине сада около вечно запертой калитки тутовое дерево.
Новая тропинка между холмами.
Дырка в мочке (пересёк экватор? родил третьего сына?).
Любовь, не ждущая выхода.
Мысль, не требующая завершения.
Поцелуй в колено.
Прикосновение босой пятки к позвоночнику.
Очередной трофей для фарфорового зверинца.
Покупка роликовых коньков.
Соблазн прозы.
Кусочек сахара от Резы Мир-Карими.
Смерть.
Каждый год – нечто новое.
(«А ты что видишь?»)
* * *
Мужчина без женщины дичает.
Покрывается шерстью.
Начинает пахнуть непотраченными гормонами.
Бросает под ноги окурки и кусочки рифлёной бумаги.
Разбивает машину.
Перестаёт отжиматься от пола и экономить электричество.
Идёт в Макдональдс.
Обзаводится старыми друзьями.
Приобретает микроинфаркт.
Бросает пить.
Изобретает средство от рака молочной железы.
Возвращает женщину.
* * *
В августе, в сумерках, две подружки,
Маша и Саша,
Ловят в траве кузнечиков на шорох.
(Кузнечики издают шорох и ловят на него Машу и Сашу.)
Потом, зажав им лапки – каждая своему, – сталкивают лбами: чей чьего первым сожрёт.
Полжизни спустя Маша каждое лето ездит в Москву: пять монастырей обойти, губами к Матроне, лбом к Спасителю, в Кандалакше с этим похуже, да и тянет на малую родину, чо там.
Жирного палтуса Маша привозит Саше.
Пива берут авоську; вспоминают общего Борьку, что был Машкин, потом стал Сашкин, а нынче уж нет его больше нигде, бля, слышишь, подруга, НИГДЕ!
После к полуночной речке выходят, чтоб никто не мешал предосеннему стрёкоту и верещанью.
И Саша хрустит челюстями.
А бывает, что Маша.
ЭЛЕГИЯ ТРИ
Мы встретились спустя девятнадцать лет, и позволь,
я скажу, о чём ты думала, глядя на меня.
Что нищета пожизненна, как группа крови.
Что давай, как в юности, заменим любое слово на «потебня».
Что после Фриды не надо брить лобок, ни выщипывать брови.
Что хочется выдернуть из-под самодовольной задницы крашеный стул.
Что никто не гений, раз этот продул.
…Мы шли мимо торговцев ичигами и кавушами,
абрикосами и кремниями, мячами и мечами…
Не помню, кто шёл впереди – но вдруг, спустя девятнадцать лет,
это проявилось во сне.
Зачем? – стал думать: кто ты была и кто я?
Мы что-то покупали – шли к Петру Муслимовичу.
Я вёл тебя с ним как моим божеством знакомить.
А выяснилось: все эти годы он тебя помнил.
И помнил всё, что говорил нам тогда.
Много лишнего нам говорил, тебе говорил.
Откровенного, непостижимого говорил.
Ты не должна была это слышать, и приходить не должна была – со мной, к нему.
Поэтому память ранена, всё еще ранена, да.
Воспарить мешает, предначертанному – стать.
И вот я дал ему слово, что ты всё забыла – как только ушла.
Что тебя попросту не было, я сам почти в это верю...
Я снял с него груз: простить – значит забыть, сколь воды ни глубоки.
Простите оба, Петр Муслимович и ты.
Будьте счастливы, как память богомола, счастливы и легки.
* * *
Ушёл в осень.
Уехал в зиму.
Уплыл в весну.
Улетел в лето.
* * *
Моя покойная тётка говорила моему брату:
Мальчики, не женитесь на вдовах и разведённых.
Девушку из неполной семьи не берите.
Не женитесь на тех, кто старше.
Тех, кто сильно моложе, берегитесь как в лесу дикого зверя.
Избегайте красивых.
Слишком умных тоже не надо.
Не сватайтесь к нищим.
Богатство – нет большего горя.
Образование – хорошо, но не всякое.
Слишком простых – ну, тут тоже понятно.
Пусть не делает различия между собаками и кошками.
Между зимой и летом.
Богом и чертом…
А попроси её заварить тебе чай.
Пусть обдаст мытый чайник кипятком,
Пусть заварку берёт не ложкой, а пальцами, не уронив на стол чаинки;
Пусть укутает чайник полотенцем, пусть слегка его потомит…
Пусть дважды нальёт и дважды вернёт обратно.
Пусть подаст тебе чашку, наполненную на две трети, пусть соединит свой взгляд с твоим…
А вы как хотели?
Жену найти – не лёгкое дело.
Но хорошую жену легче сделать счастливой.
И только это по-настоящему важно, только это.
Женщина должна быть счастливой.
ЧУДО
Оживший человек похож на каперс.
Он цельный, ибо только что был деревом.
Он так и говорит (ещё не вполне членораздельно):
«Вижу-проходящие-деревья». – «А людей? людей
видишь?» –
«Нет-вижу-воду». (Он только что был водой.)
«Вижу-турбину-гидроэлектростанции-
гигантский-оселок-
вращающийся-жернов.
Эй-не подходи-ко-мне-опасно.
Что-делаешь-
зачем-плюёшь-мне-веки».
Оживший человек бьёт воздух.
И вот он начинает крик, который зовут плач:
как будто рвут его на части, сейчас уронят.
Он видит человека
Холст, масло, 50Х60.