Стихи Алекса Трудлера плотны и мускулисты, полны непрерывного потока метафор и метаморфоз. Все рассказанные истории имеют двойное, а то и тройное дно, и авторский взгляд внимательно следит за каждым перевоплощением. Лирический герой остро переживает своё экзистенциальное одиночество, он чувствует себя заброшенным, практически «оставшимся последним из людей», обречённым на робинзонаду духа среди мира вещей.
Юлия Шокол
ФЕОФАН
феофан брёл по дороге пока не увидел камень
камень был самый обычный с надписью на иврите
направо пойдёшь по дороге ведущей к храму
налево пойдёшь там встретится обольститель
он расскажет про землю текущую молоком и мёдом
он расскажет про небеса в алмазных копях
про то что ты избран повелевать народом
живущим то ли в азии то ли в европе
читал феофан обрастая мыслями как репейник
и звуки флейты играли от камня слева
чередуя ритмы пройденных поколений
с нелинейной функцией подогрева
справа от камня роились немые птицы
тишина обрастала пепельными ушами
проступали воспоминания чтобы свиться
и клубком перекатываться за чудесами
и о чем он думал какое принял решенье
не понятно было тому кто стоял за камнем
феофан же пришёл чтобы нести на шее
и приводить в порядок рисунок давний
впрочем и это тоже сущая ересь
ну какой из феофана пророк скажите
если он давно живёт как медведь в пещере
и не понимает написанного на иврите
АГИТЭ НАХТ
на горизонте снова война и снова несносен
иннокентий в небе крылатый змей
не поёт о койфт же койфт же папиросн[1]
милостынею обижая добрых людей
добрые люди распускают хвосты ракетам
из забывчивости не смотрят по сторонам
а старик у длинного парапета
просыпается и говорит на
посыпает пеплом дорогу в гору
на ребро поставив тяжёлый груз
выжимает вечное до упора
пока не спасает еврейская грусть
старый дом на пригорке без крыши люден
и перекрывая руками страх
старик повторяет теплее будет
теплее агитэ нахт[2]
ПО ПРОГНОЗАМ
а по прогнозам, завтра опять война,
небо намажут тоненько на горбушку,
чтобы, набравшись беленькой дочерна,
прятать воспоминания под подушку.
к старости превратился запас рублей
в сладкий больничный привкус лекарств и пота,
и (за глаза) прощальное – «не болей» –
кажется продолжением анекдота.
ангелы точат – к чёрту! – карандаши,
правят проекты завтрашнего салюта,
прошлое выгибается: «не спеши»,
капая в настоящее по минутам.
милостыню подайте – хоть парой слов!
я не прошу богатства и долголетья,
кто их поймёт – непуганых докторов...
а по прогнозам, завтра уже не светит.
ABOUT LOVE
не ропщем мы на ветхую обитель –
час не ровён, остался только час.
в стране слепых написано: смотрите.
и мы глядим, как кто-то смотрит нас.
бывает, горю не протянешь руки
на помощь и наотмашь – от души.
не помогают выдумки и трюки –
и хоть ты кол на голове теши.
мы связаны и ждём, когда приплюснет
печатью с гравировкой «навсегда»,
нам склёвывает время с лёгкой грустью
по камешку ушедшие года.
не ведаем, куда что проникает.
однако из бессмертия – насквозь –
летит любовь в наивности нагая
и сердце на лету сгребает в горсть.
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ
человек человеку вышел замшелый штамп
от которого вянут уши по четвергам
и не друг и не враг и не облако не судья
не для кого-то а просто пространство для
за пустым забором споры ещё грустней
и не важно каким девайсом ты ждёшь вестей
только всё проходит как у лихих зануд
даже страшный суд не настолько бывает лют
человек человеку протянет руку и нет руки
шапки щепки летят развёртываются полки
человек человеку рубит голову и кричит
это мой щит а это не мой shit
это запись из книги судеб она пуста
но за каждым листом коломенская верста
и за каждым спуском лестница в небеса
велика дорога а вдоль дороги леса
это где-то святое место а ты тут
человек человеку пряник а ты брут
и пока тараканы бродят по головам
ты мечи стаканы на стол да и что там
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
когда года светили театралам
и небо уравнения решало
о прочном равновесии вещей
плодились комментарии вселенной
пародии на чёрные измены
комедии со вкусом кислых щей
сидела плотно публика в партере
снимали труп поэта в англетере
и режиссер командовал мотор
валились в кучу люди кони люди
простые люди без каких-то судеб
таящие в глазах немой укор
газетной полосы припухли веки
ещё полны водою были реки
ещё зияли окна чистотой
и улыбался каждый третий лишний
держась за сердце или за булыжник
придавленный коломенской верстой
как это было всё неоспоримо
в кругу друзей из иерусалима
читался бред высокий как с листа
потом все развалилось одичало
и новый день оттачивал устало
на куполах созвездие креста
и ты промок собрав в котомку чувства
потомок безыдейности искусства
и предок виртуальных площадей
где шум утих и на подмостки вышел
как из народа гамлет третий лишний
оставшийся последним из людей
СКАЗОЧКА
жухлые подсолнухи вырванное ухо
небо сервировано в крохотных лотках
продавцы неброские собирались с духом
вытолкать прохожих на чумацкий шлях
выдумать не выдумать пареная репка
бабка дедка внучка жучка хитрый кот
мышкой обернётся и ухватит крепко
а на самом деле всё наоборот
ах ты срань господня ледяная гордость
где-то проще кажешься где-то остряком
нас водила молодость по кровавым горкам
а потом оставила гнить за тюфяком
пробу снять заветную с проходным билетом
плыть по речке-матушке тридесятый круг
над страной колышется по полгода лето
вот такая сказочка мой любезный друг
ЛИСТАЙ ДО
листай слова
как пёрышки одетт
как лунный свет в архитектурной нише
танцуют небеса кордебалет
а колокольчик в поле не услышишь
динь-дон динь-дон
отчаялся звенеть
не притворяясь заживо влюблённым
крадётся очарованный медведь
к медведице на рыбные затоны
листай быстрей
мой мимолётный брат
неси фонарь петровского арапа
из земногорска в марииновград
покачивая перьями на шляпе
пусть ты не босх
под грозами не тих
не разводил горацио в вероне
и не пылал в легендах дорогих
о нибелунгах в кольцах аль капоне
не получился из тебя творец
не сможешь послужить ориентиром
как ворон
долистай же наконец
до пустоты придуманного мира
перескажи
не сдерживай себя
цитатами и домыслами старших
пока слова не злоупотребят
и масло не прольют на патриарших
ДА БУДЕТ ТАК
и будет так, что ты проспишь и сбудешься во сне,
как старый воин, на скаку застывший на коне.
у панорамного окна почтенная сова
прозреет сквозь стекло и пыль, сквозь лён и кружева.
за пятитысячной верстой случится майский дождь,
и угловатый почтальон наденет макинтош,
чтобы нести твоё письмо как рану на груди,
глубокомысленно молчать, но всё же донести.
там в тридесятом далеке, где молот был и серп,
достанет сигареты друг, рожденный в ссср.
посмотрит в точку на стене, сильнее скрючит горб,
и рифмой к слову nevermore войдёт земная скорбь.
и по излучинам страниц последнего письма
ночная бабочка взлетит, которой мир – тюрьма.
крылом невидимо взмахнёт. гони её, чудак.
и пробудиться не забудь.
да будет так.
ДНЕПР
на дне его сплошь некрополи редких птиц
во сне его только птицей не возвратись
к бокам его цепью солнца прикован груз
к векам его через веру вернусь вернусь
и волны круты и камни его остры
в повозках его то щуки то осетры
погоды его чудесны когда тихи
эх гой-еси из низов его на верхи
спроси его где начало глубоких свай
тряси его до покрышки и вытрясай
дороги его плаксивы как ветви ив
пороги его обили варяг да скиф
враги его у истоков оставят жизнь
нагие бредут по дну его чтобы ввысь
прошу тебя за него отпусти меня
ношу его память дальше веду брaня
ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ
я хожу по планете расставляя следы в сердцах
что найдут отыщут прославят на полюсах
что работа свянет дорога встанет на берегу
потому что за храмом храм а я не могу
ни поднять глаза ни закрыть глаза не забыть
навсегда навечно нарочно построчно бы
а она не светит она не греет она не пьёт
и который год провожает за годом год
я хожу по планете там где вчера ходил
и следы за мной завиваются как на бигуди
я схожу с ума и туда сходил и уже сошёл
поднимаю руки поставит на пол или на пол
упадёт несчастный покинет небо махнёт крылом
то ли птица то ли принцип то ли назло
за последний поезд цепляясь в пояс я поклонюсь
потому что на сердце как освенцим тяжёлый груз
потому что не великан я не лилипут
а такие они лишь ходят а не бегут
ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
посреди одичавшей евразии
я ношу расстоянья в груди
эк меня пустотой угораздило
не судим не судись не суди
даль неверными полнится криками
для крещенья узка иордань
правда око за око навыкате
а как выкатит выколи глянь
рубят головы мирные граждане
чтобы дважды не чистить ножей
будут чистые их выгораживать
им бы кожи нарезать свежей
новобранцы призыва любовного
вяжут песню на горле как жгут
по углам развелись уголовники
и от запаха серного мрут
берегись миротворцев пожалуют
на разрытую землю любви
заходи на свечу запоздалую
и цветок у дороги сорви
кинь под ноги что пахнут могилами
в тёплый саван от зла завернись
рвёт рубаху прощается с милыми
непутёвая вечная жизнь
