Женя Груз. Карта неба (двуязычнoе издание M.Graphics). – Boston MA, 2022. – 216 с.
Если взять две строчки осенних красок и добавить к ним немного философской грусти, то выйдет «хокку» – простое и изящное трёхстишие в японском стиле. Можно чуть усложнить композицию, добавив две строки, тогда получится «танка», ещё одна классическая форма. Если же таких сточек накидать не глядя дюжину, получится смесь пёстрых наблюдений, откуда может выглянуть неожиданный образ, и мы сами придадим ему смысл и тональность. Таковы стихи Жени Груз.
Вот, например,
Жёлтые искры
1.
я укрылась одеялом из травы
живу под землёй
и никто не вспоминает меня
2.
я смотрела на солнце и оно рыдало
жёлтые искры от сварки летели в глаза
солнце в холодный день умирало
и не было больше слёз на его лице
только холодные искры сварки
свистом обожгли томившийся день
3.
ты наверно не любил
и не любишь
я в испуге замерла
по нежности скучаю как по лезвию ножа
кровь в стеклянных ветрах застыла поцелуем
Эта картина похожа на живопись экспрессионистов: в ней мало предметов, мало подробностей, но изображение их интенсивно, насыщено – нежность режет, как нож, солнце рыдает, испуская протуберанцы, обжигающие даже в холодный день. Так Женя Груз рисует одиночество и разлуку.
Ещё пуще, в кричащих клочках, в разорванных образах она описывает внезапный испуг, – даже не понять, отчего:
Страх
мозговой ожог
оскал мира разбившегося на осколки
пересохшее горло
горбатый горный звук
Быть может, здесь передан сильный эффект от лицезрения картины Эдварда Мунка, чей живописный шедевр «Крик» пронял ужасом столь многих зрителей? А может быть, это травмирующее воспоминание об опыте жизни, оставленной где-то в замороченном прошлом? Такие анти-ностальгические зарисовки всплывают не раз на страницах этой книжки.
Где-то там
Загробный, обнищавший клуб, как анонимный вирус.
Рядом с церковью Петра и Павла.
Сердобольные собутыльники отчизны.
Чекушка с чеканным изображением
колхозных богатырей.
А вот явно увиденная из вагона сценка уродливого быта, которая мучает тем, что её никак не выкинуть из памяти:
На станции
Блеснул на циновке вокзальный уют.
Дурак ущипнул девку.
Рядом с церковью дурдом.
Гримасы в гимнастёрках,
Махорочный рай для школьников.
Бледного окна лиловеющий воздух.
Но есть в книге и «трилогий язык эроса», заинтересовавший меня тем, как он щекочет «поверхности озноба торчащего мозга», есть и любовная поэма, состоящая, как и вся книга, из неровных и нервных фрагментов и названная столь же красноречиво – «Обломки». Любви и эросу посвящены также несколько стихотворных набросков в любопытной манере, сочетающей откровенность и целомудрие.
Летний поцелуй
женские ласки
слились в смущенном поцелуе
кукурузные волосы под бейсболкой
спортивное вечернее платье
каллиграфия угловатой пластики
рекламно-небесное видение
она умиротворённо шепчет
хочу попробовать тебя на вкус
хотя люблю мужчин
Это выглядит ново, порой нежно, иногда резковато на русском языке. Впрочем, каждое стихотворение в книге снабжено английской версией. В переводах Аарона Пучигяна и Антона Яковлева, как мне кажется, эта резкость смягчена и гармонизирована. «Карта неба – Sky Chart»!