Переводчик Ханох Дашевский
Поэт, переводчик, писатель и публицист. Член Интернационального Союза писателей (Москва), Союза писателей XXI века (Москва), Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного Союза писателей Иерусалима, Международной Гильдии писателей (Германия). Член Российского Пен-центра. Родился в Риге. С 1988 г. проживает в Израиле. Автор шести книг поэтических переводов и трёх книг прозы. Номинант на премию Российской Гильдии мастеров перевода. Лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова, премии «Русское литературное слово», Московской литературной премии-биеннале, Российской литературной премии, а также конкурсов-премий Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, Ш. Бодлера и Т. Драйзера. Президиумом Российского Союза писателей награждён медалью И. Бунина, медалью А. Фета, медалью Ф. Достоевского, медалью Н. Некрасова. За роман «Рог Мессии» награждён медалью Т. Драйзера.
Имануэль бен Шломо Ароми (Иммануэль Римский) (1261 – 1328)
Выдающийся еврейский поэт. Родом из знатной семьи. Получил широкое традиционное и общее образование. Служил секретарём римской общины. Обучал стихосложению. Потеряв состояние, с 35-летнего возраста странствовал по городам Италии в поисках покровителей. Свои основные произведения собрал в так называемые «Махбарот» или «Махберот Иммануэль» («Тетради Иммануэля»). Влияние современной автору итальянской литературы, особенно школы «дольче стиль нуово», заметно в 36 сонетах (первых в ивритской поэзии), включенных Иммануэлем Римским в его «Тетради».
* * *
Мессия, поспеши, не медли и не стой!
Прихода твоего все поколенья ждут
В слезах за родом род – и новые грядут
Мольбу и вопль, о царь, взнести перед тобой.
Наш сумрак озари! Зажги фитиль льняной.
Венец венцов – Сион освободи от пут.
Воспрянут те, кто слаб, и сильные падут,
Когда увидит мир горящий факел твой.
Как свет дневной ворвись, не постучавшись в дверь!
На взмыленном коне свой царский лик яви!
Смотри, изранен я: вся плоть моя в крови.
А если на осле[1] ты въедешь к нам – поверь,
Унизишь ты себя. Тогда мечту прерви
Явленьем ран твоих – и больше не зови!
* * *
Душа моя, пока ещё един
С убогим телом, но не я лелеял
Отборный колос: cорняки я сеял,
И въелись в кожу желтозём и глина.
И меры я не знал. Моя личина –
Тот вольный дух, что надо мною реял.
И если б мне Всесильный сон навеял,
Душе свободу дать была б причина.
Что мне ещё сказать – ведь я седею,
Промчались годы, сгинули в тумане.
Бездомный странник и нагая плоть я.
И не мудрец, хоть знанием владею.
И если бы умнее был я ране,
То не носил бы в старости лохмотья!
Исаак Луццатто (1730 – 1803)
Итальяно-еврейский поэт. Родился в Сан-Даниель (область Фриули-Венеция Джулия). Изучал медицину. Происходил из знаменитого итальяно-еврейского рода Луцатто. Писал на иврите, испытывая серьёзное влияние итальянской поэзии. Большая часть стихотворений написана в форме сонетов и увидела свет в посмертном издании «Наследие Исаака».
* * *
Весь облик твой, такой прекрасный, множит
Хор восхвалений в мире неизменно.
И если даже слух твой изнеможет
От гимнов этих – им не будет тлена.
Блеск глаз твоих чьё сердце не встревожит?
И даже гнев их красит непременно.
Жемчужный ряд зубов твоих поможет
Твоим чертам светиться вдохновенно.
Я красоту твою не умаляю,
И не найдя в тебе следов изъяна,
В изнеможенье взор свой опускаю.
Перед тобой немеют постоянно
Уста мои, но в сердце повторяю:
Из всех красавиц только ты желанна.
* * *
Уж лучше смерть и вечная разлука,
Чем жить в оковах, по тебе страдая!
Звезда восхода! В сердце боль без края,
И бледность черт моих тому порука.
Уж лучше гибель, ибо страсти мука
В моей гнездится плоти, дух терзая.
Не жду пощады, об одном мечтая:
В тиши лежать, без мысли и без звука.
Чем, скорбный путь пройдя до половины,
Перед твоим напрасно вянуть ликом,
Уж лучше сразу встретить день кончины.
Ибо очаг без дров золою тлеет,
Лев, дичь не чуя, лес не будит рыком,
И без дождя речной поток мелеет.
Гордон Иехуда Лейб (Лев Осипович) (1830 – 1892)
Выдающийся еврейский поэт, прозаик, публицист. Писал преимущественно на иврите, но также на русском языке и на идиш. Внёс неоценимый вклад в развитие библейского языка. Считал продвижение светской литературы на иврите основным путём приобщения евреев к европейской культуре. Широко пользовался библейскими сюжетами и сюжетами из еврейской истории. Был идеологом движения еврейского просвещения, но к концу жизни разочаровался в прежних идеях. Хаим Нахман Бялик назвал Гордона великим кудесником иврита.
Не своей волей живёшь
На миг и я на мост поднялся тесный,
Что жизнь и смерть связал дугой печали.
И воспарил мой дух орлом над бездной,
И цепи мрака плоть мою сковали.
Иссохло сердце. Прежний мир – руины.
Нет больше чувств: забыл и кто и что я.
Остановилось колесо машины,
Один лишь шаг – и вот страна покоя.
И это облик смерти, чьи объятья
Вселяют трепет, перед кем бледнею?
Нет, только призрак нас пугает, братья!
Не смерть страшна, а ужас перед нею!
Лишь ужас смерти – он имеет силу!
А умереть не страшно: все страданья
Закончатся в тот час, когда в могилу
Сойдём без страха и без содроганья.
Уже и я на этот путь вступаю,
Уже и я в гробу одной ногою.
Но шаг за шагом приближаясь к краю,
Шум голосов я слышу за собою.
То вопли близких... Удержать упрямо
Меня стремятся в жизни. Не держите!
Наивные! Не одолеть вам яму!
Зачем же небо мне закрыть хотите?
Божье стадо
Вы спросите: кто мы? Какого извода?
Народ ли, не хуже любого народа?
Кем видимся мы? Может, крепкой общиной,
Собранием преданных вере единой?
Открою вам тайну – лукавить не надо:
Ведь мы не народ, не община – мы стадо.
Как скот, предназначенный в жертву, вервями
Опутаны мы – и алтарь перед нами.
Покорны судьбе и покорны страданью,
Как Божии овцы восходим к закланью.
Лугов нам не ведать и зелени сочной:
По воле мудрейших мы связаны прочно.
Ни пастбищ привольных, ни вдоволь осоки, –
Но любят погонщики тук наш и соки.
Стригут нашу шерсть и вчерашнее пойло
Нам щедро вливают в корыто у стойла.
В открытой ветрам каменистой долине
С младенческих лет нас пасут – и доныне.
Мы стадо в безлюдье, мы скот на просёлке:
С обеих сторон осаждают нас волки.
Мы там, где не слышно ни вопля, ни зова.
Ведь мы – отвращенье для рода людского.
До края дошли и толпимся над бездной.
Над медью пустыни – свод неба железный.
Но мы – скот упрямый: мы твёрже металла.
Крепка наша выя, и кровь не устала.
Дубильщики кожи не справились с нами,
Голодные звери давились костями.
И если скитанье наш дух не гасило,
Умрёт ли надежда, иссякнет ли сила?
Уклад нашей жизни нас предал забвенью.
Мы бродим по миру пугливою тенью.
В плену наши души – и судим предвзято,
И любим себя, не болея за брата.
И нету спасенья, и всюду преграда –
Ведь мы не народ, не община – мы стадо.
Переводчик Вита Штивельман
Поэтесса, переводчик, эссеист, основатель и руководитель EtCetera – клуба физиков и лириков. Родилась в Черновцах, выросла в Казани, с 1990 г. жила в Израиле, с 1999 г. живёт в Канаде. Окончила Казанский университет и Израильский Технион. Автор двух книг и фильма «Три вопроса», член союза русскоязычных писателей Израиля, основатель и ведущая радиопрограмм о поэзии. Публиковалась в журналах и альманахах Канады, Израиля, США, Украины, Европы. Обладатель ряда наград, включая награду от Кнессета Израиля за вклад в еврейскую культуру и номинацию на премию генерал-губернатора Канады.
Иехуда Амихай (1924 – 2000)
Родился в Германии, в 1936 г. вместе с родителями переехал в Палестину. В 1945 г. участвовал в военных действиях Второй мировой войны (в Италии) в составе Еврейской бригады британской армии. В 1948-1949 годах воевал в израильской армии в ходе израильской Войны за независимость. По окончании военных действий поступил в Еврейский университет в Иерусалиме, где изучал еврейскую литературу и библеистику. Опубликовал первую книгу стихов в 1955 г. Мировая известность Амихая началась в 1965 г. с восторженного отзыва о нём Теда Хьюза. С именем Амихая связывают произошедший в поэзии на иврите перелом 1950-60-х гг., заключавшийся в переориентации с русской поэтической традиции на англо-американскую.
ПОКА
пока ещё не закрыта дверь
пока слова не попали в цель
пока я не стал одной из химер
пока не застыла в крови душа
пока не упрятаны вещи в шкаф
пока не весь затвердел шлак
пока мелодии льются из флейт
пока не указано, кто главней
пока есть посуда, и хочешь – бей
пока в беззаконье закон не исчез
пока глядит на нас кто-то с небес
пока мы всё ещё здесь.
Туристы
Они едут к нам в гости соболезновать:
идут в Яд ва-Шем, вздыхают у Стены Плача.
Потом в гостиницу – расслабляются, шутят.
Фотографируются с именитыми покойниками:
на могиле Рахели, на могиле Герцля,
на холме павших солдат.
Всхлипнут о наших героях-парнях,
алчно посмотрят вслед гордым девушкам.
Потом возвращаются
в синеватую прохладу отеля,
развешивают бельё над ванной.
* * *
Из трёх или четырёх в комнате
один всегда стоит у окна.
Вглядывается в колючие кусты,
в языки пламени на холмах.
Видит, как уцелевшие люди
монетками сдачи
возвращаются вечером домой.
Из трёх или четырёх в комнате
один всегда стоит у окна.
Мысли и волосы его темны.
Позади него слова.
А перед ним –
голоса, блуждающие без багажа,
сердца без провианта,
пророчества без воды,
и большие камни –
поставлены и стоят закрытые,
как письма без адреса и адресата.
Бог жалеет детей
Бог жалеет малышей в детском саду.
Жалеет и школьников, но меньше.
А взрослых не жалеет совсем.
Покинутые и одинокие,
ползут они иногда на всех четырёх
по раскалённому песку
к пункту первой помощи,
истекая кровью.
Но он может пожалеть
тех, кто действительно любит.
Может укрыть их тенью,
как дерево укрывает
спящего на скамейке
посреди бульвара.
А может, и мы отдадим им
последние монетки милости,
доставшиеся от матери.
Чтобы их благодать
защищала нас
сегодня и всегда.
Я не знаю, повторяется ли история,
но я знаю, что не повторяешься ты.
Я помню, как город был разделён
не только между евреями и арабами,
но также между мной и тобой,
когда мы были вместе.
Мы сделали себе убежище,
чтобы укрыться от мертвящей войны.
Так люди на Крайнем Севере
строят себе дома,
чтобы укрыться от мертвящего холода.
Город в конце концов воссоединился,
но мы с тобой уже нет.
И теперь я точно знаю, что история не повторяется,
как не повторяешься ты.
* * *
Около стены дома,
у стены с каменной облицовкой,
я видел контуры Бога.
Бессонная ночь, от которой обычно болит голова,
принесла мне цветы, и они раскрылись передо мной видениями.
Тот, кто потерян как щенок,
будет найден как человек, найден и приведён в дом.
Любовь – это не последняя комната в коридоре,
есть за ней и другие комнаты.
А у коридора нет конца.
[1] Мессия должен явиться на коне, как царь и воин. Но есть мнение, что он придёт, как бедный странник, страдающий и верхом на осле.