Ирина Фещенко-Скворцова. Стихотворения. Избранное. – М., «ИЦ издательские технологии»/ТЦ «СредА», 2024. – 227 с.
Новая книга Ирины Фещенко-Скворцовой представляет её избранные стихи, которые выдержали испытание временем. Стихотворение, которое открывает книгу, – «Медитация» – демонстрирует нам особенности стилистики произведений Ирины. Это стихотворение одновременно и «женское», и «не женское». Союз мужчины и женщины звучал в нём как вселенская космогония, подобно эпосу Шри Ауробиндо «Савитри». Любовная лирика Ирины двойственна: в радости, как ложка дёгтя в бочке с мёдом, неизменно присутствует щепотка грусти. Оксюморон чувств придаёт её лирике узнаваемость и глубину.
Предугаданное заранее Медитации колдовство. Погруженность в твоё дыхание, Единения торжество. Подсознательное решение Архаической темноты: Простодушное отрешение От всего, что ещё не ты. Посягательство на творение И вхождение в роль Творца. И отвергнутое смирение, Не раскрытое до конца. И внезапное ощущение Озаренья – до немоты. И глубинное возвращение Ко всему, что почти не ты. И стремительное вторжение Торжествующей Красоты Просветлённостью постижения Беспредельности «Я» и «Ты».
Эзотерика в творчестве Фещенко-Скворцовой не случайна: она задумывается о карме, цитирует Ошо. Чувствуется, что автор хорошо разбирается в этой области. И всё это работает на её поэзию. «Серёжки на ивах – / пройтись бы весеннею рощею… / Смертельно наивным / для жизни – бывает хорошее. / Плохое умнее, / и лживое, и осторожное. / А, впрочем, не мне… / Я опять – из пустого в порожнее…» («Читая Пришвина»). Поэтесса ищет глубину в неоднозначном, парадоксальным, в полутонах. Порой взрослому человеку пеняют, что он до сих пор «не вырос из детских штанишек». Но подобная наивность, с точки зрения поэта, является достоинством. Это свойство солнечных людей, которым ведомы и пласты глубины, и приступы отчаяния:
Без наркоза – глубинный невод. Губы сжала – не закричать. Выворачивает, как нервы Из корней на иглу врача. Из души моей – не тяните, Не готова, ещё слаба, – Из меня растущие нити, Не свернувшиеся в слова.
Мы видим, что Фещенко-Скворцова умеет говорить и так, по-другому, – жёстко и лаконично. Её тревожат мысли об иллюзорности духовного единения с близким человеком:
Сам себя – на безлюдный остров. Не на годы – на вечный срок. На путях духовного роста Человек всегда одинок. Ты вглядись в любимые лица: Каждый думает о своём. Этой нашей нельзя делиться, Этот путь не пройти вдвоём.
Поразительное откровение! Но отсутствие духовного единения бывает не у всех пар. Человеку, несомненно, должно повезти с выбором спутника жизни. Не каждая влюблённость рождает совместный духовный путь. Тем не менее, счастье, пусть краткосрочное, по мнению Ирины, в жизни, несомненно, существует:
А счастьем так пронизан воздух весь, О нём поют вечерние лучи нам. А счастье, как дыханье, просто есть – Бездумно, безусловно, беспричинно.
Это и есть всепобеждающая радость жизни. Помните пушкинскую триаду: «на свете счастья нет, но есть покой и воля»? В стихах Ирины Фещенко-Скворцовой мы находим множество пушкинских аллюзий:
Быть может, область сна – единственная область, Где воля и покой. Последний светлый луч. Витающий над ним невоплощённый образ, Не снись ему, не снись! Не мучь его, не мучь! («Невоплощённый образ»)
Пушкинская нота у поэта, что делает ей честь, неизменно носит творческий характер. Ирина не просто цитирует или перепевает Александра Сергеевича. Она рассказывает о чём-то своём, используя пушкинские крылатые фразы и образы. Иногда, возможно, у автора даже в мыслях не было обращаться к Пушкину, а мне, читателю, всё равно слышатся строки нашего классика, как в этом стихотворении: «Логичный итог / Испытанья на прочность / Короткое слово: / Пора!» (Пора, мой друг, пора…).
Хотелось бы отметить особо: за стихами Ирины Фещенко-Скворцовой стоит Личность. Её стихи могут быть несовершенными, но заложенный в них духовный поиск делает их ценными для широкого круга читателей: «Нет, не дни и недели, / Познавая, любя, / Я живу на пределе, – / Сколько помню себя. / До конца – в каждом деле, / В каждом чувстве – до дна. / Я живу на пределе, / Я в себе не вольна. / Силы не оскудели, / Счастлив этот удел: / Веришь, что на пределе / Одолеешь предел» («Я живу на пределе»). Рефрен придаёт стихотворению стройность. Но, помимо этого, у Фещенко-Скворцовой есть ещё и «внутренние матрёшки» – дополнительные смыслы, раздвигающие пределы повествования.
Пушкинская нота часто переплетается в творчестве Ирины с нотой Баратынского: её вполне можно назвать поэтом-мыслителем. Приведу, как пример, весьма актуальное сегодня стихотворение Фещенко-Скворцовой о добре и зле: «Идёт бесконечная битва / Меж силами зла и добра. / А грань – точно лезвие бритвы, / Почти незаметная грань. / Вот если б всем сердцем, пристрастно, / Почувствовать мысль и разъять! / Та мысль – отравляет пространство, / Как древний замедленный яд. / А та – очищает пространство. / Как жаркое пламя свечи, / Та мысль, что мелодией страстной / В притихшем сознанье звучит...». Порой люди трактуют добро и зло не просто произвольно, а с точностью до наоборот, и это наполняет сердце печалью.
Стихи Ирины общечеловечны. На мой взгляд, самые сильные из них – те, где чувства и мысли выступают у поэта единым потоком. Фещенко-Скворцову отличает способность видеть мир нестандартно. Клюв голубя, склонённого к чаше с водой – это, в трактовке Ирины, тоже чаша, только перевёрнутая: «И хотела душа мир безумный обнять, и летела душа голубком из огня. / Голубь к чаще проник, / Чаша вверх – чаша вниз. / «Боже, дай мне воды, чтоб не жаждать вовек!» – / Чаша вниз – чаша вверх» («Чаша»).
Творчество для Ирины Фещенко-Скворцовой – всегда разговор с Богом: «Вот город – весь, до крыш, / Закатом ранним вышит. / В нём тем же светом дышит / С тобой любой малыш. / Москва или Париж? / Не всё ль равно в итоге: / Высоко ли паришь – / Не ведая, творишь. / О чём ни говоришь, / Ты говоришь о Боге…». Ирина – истинный художник, который стремится постоянно раздвигать свои горизонты. В добрый путь, новая книга!