В одном из своих стихотворений Элла Крылова делится своим рождественским воспоминанием о жизни, определяя её, жизнь, как подстрочник к Евангелию. Поэзия Крыловой – это тоже подстрочник, подстрочник самой жизни – противоречивой, неизменно искушающей и испытывающей, побуждающей к взысканию. Этот подстрочник полон самых разных стилистических красок и оттенков, тонов и обертонов, но тем точнее, тем ближе к человеку, к природе вещей и к самой природе общая темпера её поэтики.
О. Г.
* * *
Все мы – в зале ожиданья.
Только ждём чего – не знаем.
То ли нового страданья,
то ли встречи с Божьим раем.
Чемоданы и лукошки.
В чемоданах – наши страхи,
а в лукошках – наши кошки,
попугаи, черепахи.
Мы – как дети, те, что в школу
из детсадика уходят.
Боже, не влепи же «кол» нам!
Стылый ветер колобродит...
НА КРЫЛЬЯХ ГОЛУБКИ
Инне Лиснянской
Старая женщина в Хайфе сидит на балконе
с видом на море, но море, увы, неподвластно
прикосновенью. Вот в детстве, в Баку... И к иконе
Матери Божьей уста прикасаются страстно.
Всё позади: и «Метрополь» бунтарский, и слава,
перешагнувшая смело за нищей Россией границы.
Всё, что осталось: окна голубая оправа
да испещрённые мукой душевной страницы.
Внучки не знают по-русски – пиши на иврите!
Только кириллицы клинопись мозг пригвоздила
к бедной России, в которой – поэты, умрите,
только тогда оживут ваши правда и сила!
Знайте, плету вам венок я из юного лавра,
Вам, о, седая менада, Орфея наследница, Инна,
имя мужское, тем крепче связующий ладан,
и Средиземное море нас любит взаимно!
КАНУН
Как хорошо! Какой бодрящий воздух,
настоянный на хвое и на звёздах,
и скоро, очень скоро Рождество.
Так приготовим лучшие наряды
и в синем небе выкупаем взгляды,
и по стаканам разольём его!
В истории нет лучшего событья,
чем день рожденья нашего Спасителя.
Так вспомним, веруя, а не скорбя,
пещеру, ясли и царей восточных,
и нашу жизнь – к Евангелью подстрочник,
и может, взглянет Бог на нас, любя...
ТЬМА
Мне дан сей мир, как змиево яблоко,
с евонной смертною перспективою.
И ангел плачет, сморкаясь в облако,
над злою каторжной инвективою,
которую маю порой полночною,
и кровь оставляю на каждой фразе я.
Ах, кто бы устроил мне ставку очную
с творцом всемирного безобразия!
ЧЁРНОЙ ТУШЬЮ НА БЕЛОМ СНЕГУ
Первый день года. На улице круглый ноль
и в смысле температуры, и в смысле смысла.
Господа Бога, увы, не разглядеть в бинокль,
ни при помощи телескопа. И грудь обвисла
у мраморной Афродиты, зато живот
беременен будущим, в коем уже не будет
нас всех, так весело встретивших Новый год.
Всё меньше праздников в жизни, всё больше буден.
Да было ли детство? Котёнок глядит в окно.
А там чёрно-белое нечто на сером фоне.
В душе, как в Москве от кавказских голов, черно,
и ангел лабает попсовый шлягер на саксофоне.
Не верится, право, что где-то цветут цветы,
из волн бирюзовых выныривают дельфины.
Лишь серое гетто столицы, а в нём мечты,
увы, в инвалидных колясках. Умы пустынны,
и ежели в мозг попадает какая мысль,
она его жалит, подобная скорпиону.
Здесь пахнет не миртом, а валерьянкой. Высь
беззвёздна. И проступает ноль сквозь икону.
ТРАКТАТ О ДОБРЕ И ЗЛЕ
Скандал с молодой женщиной
бодрит и омолаживает.
Михаил Жванецкий
О Боже, ты не добр и не всесилен,
и взгляд мой не елеен, не умилен,
когда смотрю на дело рук твоих.
Мы мрём, как будто посыпают дустом
нас ангелы. Знакомы мы с Прокрустом
не понаслышке. Каждый третий – псих.
А кто не псих, тот, значит, алкоголик.
А сам ты кто? Однако, параноик,
раз зло и смерть ты в мире допустил.
Противен мне мужской поклёп на Еву.
Не с того дерева она поела?
Так это древо ты же сам взрастил!
Что деткам-то пенять, мол, непослушны?
Адам и Ева были простодушны
и думали: простишь ты мелкий грех.
Ведь любознательность – не преступленье.
И вот за поколеньем поколенье
несём печать проклятья – все за всех.
А если умники тебе мешали,
зачем ты дал нам мозга полушарья?
Лоботомию сделай – и пиздец
и своеволью, и тебе прогрессу.
Но, кажется, ты смотришь с интересом,
какой мы сами выберем конец.
О, дева Ева, мужики клевещут
на женский пол, и, падкие на женщин,
стараются во всём их обвинить.
А Бог? Он то ж мужик. Куда деваться
от провокаций, от инсинуаций?
Пора прервать сю пагубную нить!
О, если ты всесилен, Боже, дал бы
поджопник крепкий дьяволу, пусть дьявол
из наших уберётся палестин!
Но не всесилен ты, а добр, как квочка,
и любишь сатану – свого сыночка,
и значит, ты – законченный кретин.
Ты нас не любишь. Зря мы воспеваем
тебя, в блажных молитвах завываем,
мы для тебя, как рис – поди сочти.
Земля могла бы быть блаженным раем,
но больше схожа с лагерным сараем.
Прощаюсь я. И не пишу «прости».
ОКНА
То, что мы называем звёздами – лампы и свечи в окошках,
там проживают ушедшие, так же заботясь о кошках,
о попугаях, о детях, играют на фортепиано
или же на гитаре и машут рукою нам рьяно,
но мы их не видим – мы под ноги смотрим чаще,
чем в небо, и в нашей бетонно-неоновой чаще
блуждаем в бесовской ловушке материализма –
всё меньше духовного зренья, всё больше цинизма.
ТОСКА ИОАННЫ ДЗЭН
Себе слезами я мощу дорогу
к тому потустороннему чертогу,
которого, быть может, вовсе нет.
А люди путешествуют по свету
и обживают весело планету,
и устриц потребляют на обед.
Быть хорошо богатым и здоровым,
жизнь одаряя благодарным словом
и новый день приветствуя: виват!
А ежели ты слаб и замордован,
за лапку к клетке бедностью прикован,
ты в этом сам как будто виноват.
Христос был нищ и кончил жизнь в мученьях,
но в золоте алтарь, и в облаченьях
парчовых толстопузые попы.
Так где же правда? Правды не добиться.
Не разбирая, где Инта, где Ницца,
иду вслепую поперёк толпы.