Михаил Сипер – поэт и бард. Многие его стихи стали текстами его же песен. Песенность и сюжетность – отличительные нюансы его поэтического характера. Кроме того, он обладает свойством приземляющего и полного самоиронии взгляда, переходящего в откровенные проявления поэтического юмора.
Д. Ч.
* * * Поэт – математик слабый, Он не тот, кто «сложил да вычел». Он берёт обыкновенную бабу И лепит из неё Беатриче. Он берёт мордатую тётку Со взглядом нетрезво-сизым, Улыбчивую идиотку – И делает Мону Лизу. Все ахают, охают: «Как же он? Так смело и так красиво!» А поэт, устав от чужих жён, Сидит и тянет пиво. Глаза слезятся от выпитого, Рубашка в разводах соли... Дерево лепестками осыплет его, А он тем и доволен. Слова в тёплом воздухе кружатся, Предлоги, глаголы, наречья, На столе высыхает лужица, Отражая луну и вечер. Нужно беречь эту речь, Стать родником этой речи, Дать ей безудержно течь Кровью в глубинах предплечий. И в этот момент не надо ему Ни суеты, ни давки. Приятно, млея под взглядами, Дремать на дощатой лавке, Неважно – лёжа ли, сидя ли. Волосы не убрать от лица, А то бы люди сразу увидели Шрамики от венца. МАРКУ ФРЕЙДКИНУ Жизнь долго не длится, словно грома раскат, Когда-нибудь надоедает своё тело таскать. В шуршащих часах – явно излишек песка. Красные и белые тельца плывут наперегонки В быстром течении единственной той реки, Чей бег плотиной не укротили большевики. Покрывается кожа лица параллелями, А может – меридианами, кустами, аллеями. Мы машем рукой на то, что раньше лелеяли. Волос седеет, редеет и выпадает, От движений расчёски безудержно пропадает. И это в то время, когда Африка голодает! Еще ползут по шершавой бумаге строчки, Откровения выползают из оболочки, Но уже ощутимо приближение точки. Весь мир съёживается до картинки в окне. Ноль семь цикуты – это что, всё мне? Доволен ли я собою? Вполне, вполне, вполне. * * * Ах, какой чудесный мостик есть на канале Грибоедова Над стальной полоской узенькой возле Спаса на Крови! По нему идти не хочется, по нему влечёт проследовать, Запахнувшись в шубу с бобриком, как недавно по TV. А потом, пройдя парадное, вознестись в каморку стылую, Кровь-любовь и тайны прочие выдать чистому листу… Как светло, сплетясь в объятиях с неземной какой-то силою, Задыхаясь, целоваться нам белой ночью на мосту! * * * Чтоб разом, без базар-вокзала, Башку врага отъять от плеч, Вчера весь божий день орало Я перековывал на меч. Хотя оно и возражало, И он, конечно, возражал, Я, положив труда немало, Его на он перековал. То не от злобы или спеси, А очень точно знаю я – Коль враг полезет в наши веси, Не победим мы, не куя. ИЕРУСАЛИМСКАЯ ФАНТАЗИЯ Ну, чем торгуешь ты, зануда, На рынке Махане Иегуда? Как карандашен твой товар – Сосисок розоватых жар. Они вкусны и горячи, Давай, в тарелку их мечи! Со мной гуляет Вилли Брайнин, Аристократски-иностранен. Он смотрит на карандаши И важно говорит: «Якши!» Он мудр, и сед, и бородат, Он, как и я, слегка поддат. Мы дышим воздухом одним. Вокруг – сплошной Иерусалим. Гортанный шум. Торговый ряд. Дождя гремящий водопад. Пока нетрезвые бредём – Мы живы. Мы не пропадём. * * * С балкона Сашкиного Вся площадь «Плешки» нова. А из окна его – Улица Кунаева. А мы – не политики, Не аналитики. Сидим, красиво Пьём пиво И, под стаканов звон – Самогон. Сидеть – как раз Занятие простое. Что вокруг нас? Время застоя. Пульс бьёт в виски, Сжаты кулаки, Но беспечно лицо худое – Дело молодое. На стенах коллекция икон, На столе – самогон. …Сижу один, спирт в крови, Вполглаза смотрю TV. Умерли все, Трава в росе. Что об этом блажить? Надо так прожить. Я пока ещё тут, Пусть они подождут. Я не спешу – Пишу. КАРТИНА Я – юноша. Иду по мостовой, Покуда день не кончен световой. Усталость – чушь. Усталость – полный бред. Иду, лучами жёлтыми согрет. Здесь штукатурка, медленно паря, В траву ложится. И, наверно, зря Набит вещами старыми мешок. Вдох-выдох-вдох. Смятение и шок. Внутри картины – множество ролей. Возьми себе, которая позлей, Иначе снова будешь ни при чём, Как одуванчик, смятый кирпичом. На рамке позолота мажет взгляд У всех подряд. Да-да, у всех подряд. Я, чтоб себя от этого спасти, Диагональю вынужден идти. Резиновое время растянуть Не так-то просто. Ветер студит грудь. Я – юноша. Мне скоро шестьдесят. На мне года лохмотьями висят. * * * Переулок, пропахший котами, Мусор в чёрных пузатых мешках... Жизнь бросала меня на татами Не по-честному, исподтишка. Лодка шла неожиданным галсом – Из меня никудышный матрос... Всё равно я упрямо держался, Утирая расквашенный нос. Что могло утонуть – не сгорело, Кто был люмпен – пробился в князья… Предавали друзья между делом, Как меня предавали друзья! Я менял за квартирой квартиру, Чтоб себя от невзгод упасти, Честным быть пред собою и миром, Ну а там – хоть трава не расти. И в январской промёрзшей пустыне, И в июньском летящем дожде Я надеялся: козыри вини, Хоть давно были крести везде. Исхлестало порывистым ветром Занавесок тяжелую плоть. Город. Стены. Квадратные метры. Что-то ты недодумал, Господь.