(отрывки из мультимедийного гипертекста)
А
Первая буква русского алфавита. Выступает в роли противительного союза, наряду с «но» и «да». В школьном детстве череда противительных союзов («а, но, да») звучала для моего наполовину азербайджаноязычного слуха, как мат: «и твою мать тоже». Чоран где-то в своих фрагментах вспоминает грека Диодора, который, обучая своих дочерей диалектике, дал им мужские имена и величал слуг союзами: «а», «поскольку», «но».
«А» – последняя буква тибетского алфавита, считается самым коротким вариантом произнесения «Сутры сердца».
«А» – именно так называется грандиозная поэма Луиса Зуковски, сравнимая по масштабности с «Cantos» Эзры Паунда.
А-ЛЯ САТРИАНИ
С мамой у нас было заключено соглашение: если поступлю в ВУЗ – купит гитару. Двери филфака открылись беструдно, мама обещание выполнила. Первая гитара была сущим кошмаром, акустическая, но не классическая, «совковая» лопатка, но радость не знала предела. Я мечтал играть как Сатриани: чувственные мелодии, вкусные риффы, скоростные пассажи, блюзовая пентатоника, смешанная с разными ладами (предпочтение он отдавал дорийскому и миксолидийскому). Значимость Сэтча в моих глазах подкреплялась также его педагогической деятельностью; он обучал таких исполнителей, как Кирк Хаммет, Алекс Школьник, Стив Вэй.
Гитаристом я так и не стал (по мне плачет «Клуб 27»). Вовремя понял: мастерства здесь не светит, дрочись хоть до смерти, упущена разработка мышечного аппарата, к коей следовало приступить с самого нежного возраста. В голове звучала музыка сфер, но пальцы играли ее весьма и весьма приблизительно. Сказалось еще и отсутствие гитарной школы в стране, в местной консерватории до сих пор нет отделения даже классической гитары. Можно было бы уехать учиться, но… в ту пору я застрял в одной девушке и т.д.
Что осталось в итоге? Понимание музыки? Которая обладает привилегией избавленности от смысла? В чем я совершенно согласен со Стравинским.
Осталось «насладиться ею неложно», как писал другой великий неомифологист, но уже применительно к поэзии.
АРХИТЕКТУРА И МЕМУАРЫ
Есть лишь два «полезных» вида искусства: memarlıq/архитектура и memuarlıq/мемуары. Архитектура оберегает от враждебного пространства, а мемуары от враждебного времени.
БОГ
Бог – это ЭТО, ТО, О
ГОЛЬДШТЕЙН
Лет пять тому назад, в одну из бессонных ночей, вошедших в привычку, вдыхая и выдыхая пары Chesterfield (теперь я курю другие, облегчённые, сказывается возраст и жжение в правом легком) и запивая это непотребство крепчайшим чаем с чабрецом (чай по-прежнему пью такой же крепкий, надо же ведь иметь некие неизменные привязанности, примиряющие нас с этой мерцающей реальностью), я задумал составить антологию русскоязычной поэзии и прозы Азербайджана. Как теперь поймешь, не Шкловский ли тому виной, точнее его фраза, нашедшая меня накануне: «Я просыпаюсь ночью и в темноте выдумываю ненаписанные книги. И я счастлив»? Память услужливо поставляла имена, которые рука послушно записывала в блокноте. В этой колоде на какой-то миг вспыхнуло имя Афанасия Мамедова. Вспышка совпала с первыми лучами рассвета. Был включен компьютер и не без участия мыши я закинул А.М. «коня» по всемирной паутине. «Конь» улыбался и просил собрать у мозга в зале любимых неисчерпаемые очереди. Так я вышел на Александра Иличевского – поэта, прозаика, физика-теоретика по образованию, родившегося в Сумгаите и получившего почти все русские премии в области прозы. Саша не стал замыкать цепь на себе и направил указательный палец на золотой камень, на своего тезку – Александра Гольдштейна. Затем через «Ozon» пришли его книги, которыми я собираюсь дышать до конца жизни, чтобы умерить свой нафс. В ту же пору я прочел два текста Шамшада о нем – некролог и статью о творчестве. Стало грустно, что нет больше возможности с ним увидеться, услышаться, списаться и радостно от того, что любимые мной авторы любят друг друга.
В принципе, для Азербайджана Гольдштейн сделал то же, что и Параджанов для Кавказа. Выпускник ненужных наук, прочитавший монбланы книг, он воспел али-байрамлинские пустыри и закаты, городских сумасшедших в Баку, вымаливающих у Бога издания полного Джойса, «Прерывистый мугам» даглинцев – жеманных и прециозных горцев, подзывающих жертву взмахом ресниц, баню «Фантазия»… Физика изображенного мира в текстах Гольдштейна – трамплин для метафизических полетов и ныряний; удивительно другое – вертикаль пересекается с горизонталью в каждой точке. Высшая его по-этика: выходить за пределы общепринятого (языка, знания, повествования), оставаясь при этом человеком, протягивающим руку сострадания. Такие авторы даруют нам понимание того, что не искусство нам нужно, а этический и эстетический подвиг. Применительно к творчеству Гольдштейна критики говорят об «избыточном плетении словес», когда следует говорить о совершенно обратном явлении, чудовищной экономии, отсекании всего лишнего, опущенных звеньях. Одной инверсией, одним интонированием он добивается того, на что другие тратят страницы.
Написал четыре книги. Которые, при желании, можно соотнести с тем, что Юнг называл четырехстадийной формой анализа. 1. «Расставание с Нарциссом» – катарсис, прояснение собственной Тени. 2. «Аспекты духовного брака» – интерпретация, установление связи с Анимой, жертва со стороны собственной гордыни, т.е. сознательного интеллекта. 3. «Помни о Фамагусте» – адаптация, приспособление к социальным требованиям. 4. «Спокойные поля» – трансформация, индивидуация, раскрытие и развитие собственного паттерна. «Спокойные поля» Гольдштейн дописывал на больничной койке, умирая от рака легких, отказавшись от положенного морфия, дабы не терять накал письма. Не с этого ли началась моя заметка? Field, жжение в легком, счастье? Цепь замыкается непреднамеренно, заметка превращается в молитвенный барабан, вращающий имя того, кто слился с собственным именем. Посмертно вышла еще одна его книга, «Памяти пафоса», сборник статей, эссе и бесед под редакцией супруги – Ирины Солганик. Четверица стала пятерицей, хэмсе.
Александр Гольдштейн родился в 1957 году в Таллине, с раннего детства жил в Баку, эмигрировал в 1990 году в Израиль, скончался летом 2006-го, похоронен в Тель-Авиве.
ДЕДУШКА
Я печатаю эти строки на ноутбуке, стоящем на письменном столе, который мне подарил дед (по матери), когда я пошел в первый класс. С тех пор прошло 25 лет, письмо все еще продолжается. «Всё, что у меня есть – это стол, стул и стиль» было написано по какому-то другому поводу, да, повод точно был другой, но стол тот же самый.
Дед волею судьбы оказался неким заменителем отца после развода родителей. «Ты мужчина, – объяснял он мне в детстве, – поэтому должен всегда хорошо учиться, чтоб иметь хорошую профессию. Мало того, ты должен стать мастером в своей области. Мужчина должен быть мастером своего дела». Тем самым, дед одновременно привил зачатки патриотизма. В Элиотовском понимании. «Типографское дело – очень неплохо, или фотография… Подумай о фотографии…», – говорил он своему внуку-первенцу и давал полистать трофейный учебник по воплощению грез.
Каждый раз, когда мы проходили мимо Ахмедлинского кладбища, часть которого некогда являлась земельной собственностью отца его отца, впоследствии раскулаченного (в Старых Ахмедлах до сих пор можно услышать проклятие-qarğış: «Görüm səni Səməd torpağına gedəsən». «Пусть домом тебе станет земля Самеда». Прадеда звали Самед и именно эту фамилию с окончанием «ов» носит мой дед), мой наставник останавливался, читал «Фатиху», «Ихлас», кэльмейи-шехадет и мягко требовал повторять за ним. «Никогда не забывай – ты мусульманин, ты шиит, все твои предки были шиитами. Помни о Боге и не забывай о смерти».
Вот уже 12 лет мы делим с ним одну небольшую комнату 4х4. Нормально, уживаемся. В старости, как думают тридцатилетние, определенно есть красота. Она, возможно, заключается во всё возрастающем безразличии к раздражителям, поступающим от органов чувств. Случается, засиживаюсь допоздна с каким-нибудь текстом – при этом включен свет, играет музыка. Дед же безмятежно спит. Иногда тревожно прислушиваюсь к его дыханию; если он в такой момент просыпается, то, заметив мою взволнованность, неизменно повторяет: «Да, могу и во сне умереть, не бойся, ольум хаккдыр».
ДИАЛОГ
– Племянник голодал, а мать была еще далеко. Пришлось инсценировать ему кормление своей грудью. Как думаешь, в будущем у него будут наклонности к инцесту?
– Почему бы и нет. Инцест – прерогатива Королей и Героев. Он несёт в себе колоссальный заряд поэзии, если, конечно, творчески переосмысливается.
– Всё-таки, ты прав. Наверное, я и сама стала поэтессой от любви к дяде. Если совершили бы с ним инцест, я была б гениальной поэтессой, а не рядовой словесницей.
– Кому с дядей, кому с тётей…
– Пошляк.
– Её звали (и по сей день зовут) Мугеддес, то есть Святая, меня Ниджат – Спасение/Спаситель. Она любила и любит меня как своего родного сына. А сама детей иметь не может. Она – дева Мария, я – Спаситель Иисус, подаренный миру посредством непорочного зачатия.
– А меня ты спасёшь?
– Да, если уверуешь в меня.
– Это не так трудно. Ведь ты почти так же нелюдим и высокомерен, как бог.
– Разделив со мной свою плоть и душу, ты должна помочь мне стать человеком, простым смертным, который должен вновь вернуться на небо в виде искр, искр охватившего его пламени любви.
– Тебя пламенем любви не охватишь…
– Откуда такая уверенность?
– Сердце женщины, которая создана только для любви и умеет быть счастливой только от любви, не ошибается!
См. также ЮЛБОВЬ
ДЛЯ ЗАМЕТОК
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………..
…………………….
ЁЖИК
Так называла меня бывшая возлюбленная. Вот подаренная ею «Игра в классики» с надписью: «Самому любимому, родному и навсегда единственному ёжику на свете». Наша с ней «игра», затянувшаяся на 4 года, завершилась моим поражением, однако не будь этого поражения, я бы многое узнал с опозданием.
Если ты сейчас читаешь эти строки, знай, что я всегда буду тебе благодарен.
ЗАВИСТЬ
Иногда завидуешь Прусту, у которого были время и деньги, чтобы писать длинными предложениями толстые тома о тонких обстоятельствах.
КОАН
– Кто такой Будда?
– Лучший комедийный актер на свете.
ЛЮБОВЬ
«– Вот я и взлетела…
– Что с тобой, Маруся?! Тебе плохо?!
– Не удивляйся… это так понятно… я люблю тебя…»
Угадавшая цитату читательница может позвонить мне по номеру 055 700 56 04 и получить в подарок диск с этим фильмом. Встретимся, выпьем чаю, поговорим о жизни и искусстве.
МАСТЕРСТВО
Есть такая загадка: из нескольких спичек сооружают на столе «жука». Требуется передвинуть две спички таким образом, чтобы жук «посмотрел» в обратном направлении. Мастерство некоторых пишущих схоже с этим занятием – они могут поменять местами всего два слова в твоем стихотворении, и оно полетит на своих чешуйчатых крылышках к источнику света.
Мастерство в овладении любым навыком – от вождения велосипеда до написания стихотворения – состоит из 4 этапов: 1. бессознательная некомпетентность (не знаешь, что не можешь); 2. сознательная некомпетентность (знаешь, что не можешь); 3. сознательная компетентность (знаешь, что можешь); 4. бессознательная компетентность (не думаешь, что можешь), когда владение навыком становится таким же естественным, как дыхание.
О «ДРЕВЕ ЖИЗНИ». ИЗ ДНЕВНИКА
Я смотрю этот фильм уже в третий раз. И очень радуюсь, что в нем всё еще остаются места, которые мой ум не в состоянии понять, мой интеллект не в состоянии схватить. Тут, конечно же, напрашивается сравнение с «Зеркалом» Тарковского. Оба эти фильма во многом – фильмы о семье. И оба эти фильма вводят новый киноязык. То есть, я хочу сказать, что символическое насыщение этого фильма изумительно. Трактовать символы можно бесконечно и в результате прийти к очень интересным выводам.
Но хотелось бы сказать о другом. О сущности этой картины.
Большой не означает сильный. Вот рука (от локтя до кисти). Она гнется, не выдерживает напора. Но возьмите палец, согнуть его невозможно. Но его можно сломать. Любую силу можно сломать. А чтобы ее не сломали, она должна уметь быть еще и мягкой (манипуляции с мягкой кистью). Так вот, я веду к тому, что этот фильм о самом главном. О Любви. О той энергии, которая всё мягкое делает твердым, а всё твердое мягким.
Можно вдаться в детали и сказать, что эта Любовь одновременно и эрос и агапэ. Само формальное решение фильма, операторская работа предельно эротична – это такое скользящее ласкающее движение. А агапэ, то есть любовь-сострадание, наглядно воплощено в образе матери.
Конечно, можно попытаться подойти к этой работе структуралистски. Разбить на бинарные оппозиции. Прежде всего, Отца и Мать и продолжить этот ряд синхронии. Но в итоге мы опять придем к парадоксальному результату. К тому, что 1 + 1 не равняется 2… А как писала американская поэтесса Эмили Дикинсон «Один плюс один равняется один».
Дитя – плод любви родителей. Любовь + любовь = любовь.
ОПЫТ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
Палец, указывающий на луну – это не сама луна (буддизм).
«Карта не есть территория» (Коржибский).
Слово/word всегда меньше самого мира/world.
ПУСТОТА – ЭТО ФОРМА, ФОРМА – ЭТО ПУСТОТА
Идеал – чистая страница. Но оставлять ее девственно белой давно уже моветон. Нужны иные средства. Например, техника коллажа, центонность. Представим такой текст в акте чтения Идеального Читателя, обладающего интертекстуальной компетенцией и способного вычесть/идентифицировать составляющие текст элементы. Что остается в итоге? Чистая страница.
Коллажность (говорение голосами других) и использование случайных элементов – так проявляет себя отказ художника от своего эго.
СУДЬБА
На определенном этапе все ретроспективные жизненные события воспринимаются уже не под знаком + или – , но лишь как Судьба. По-азербайджански «судьба» это «tale». Это же слово, прочитанное как английское, означает «рассказ», «выдумки», «сплетня».
ТАНЕЦ
Истина обретается в танце.
Мудрый не спорит/mübahisə и не борется/mübarizə, он танцует.
Танец превращает врага в партнера, вращает его в па.
«Не верь богам, которые не танцуют» (Ницше). Танцуя, мы приближаемся к Абсолюту. Сема мевлевийцев.
У индейцев племени не-помню-какого мир творится танцем Койота.
У индусов мир будет уничтожен танцем Шивы.
Танец – вертикальная репетиция горизонтального положения, прелюдия к любовному слиянию.
УЖЕ ВЕСНА. ИЗ ДНЕВНИКА
Улицы расцветают нищенками. Нищенки расцветают ладонями. Ладони деньгами. Деньги, как и нищенки, обладают отчетливым запахом. Соль рук против соли солнца. Какая нота звучит при столкновении двух половинок одной монетки, при встрече друзей, братьев, долго находившихся в разлуке? Встретиться/rast gəlmək, мугам «Раст» с тоникой в соль.
Одна и та же песня крутится в моем плеере: молитвенный барабан.
УМ И МУДРОСТЬ
Там, где заканчивается УМ начинается МУдрость. Иначе говоря, МУдрость содержит в себе перевернутый УМ. Японский иероглиф «МУ» – означает «пустота».
Мудрость иронична, так как ирония – это срединный путь между идеализмом и пессимизмом. Мудрый хохмит. На иврите «хохма» означает «мудрость».
Необходимо умерить ум, в некоторой степени умертвить, чтоб настала мудрость.
ФИЛОЛОГИЯ
Филология, в сущности, это страсть к цитатам. И при удачном стечении обстоятельств – желание вставлять одно свое высказывание через каждые два чужих.
ХОККУ
Старый пруд.
Прыгнула лягушка в воду.
Так и не всплыла.
ЦИРКУЛЯЦИЯ
Необходимо изучать повторение и овладеть искусством его употребления. Различающееся повторение – краеугольный камень поэзии. По крайней мере, традиционной. Повторение ритмической доли создает размер, фонем – аллитерацию, созвучий в конце строки – рифму, схемы рифмовки – строфу, «чужого слова» – интертекстуальность.
Несколько всё упрощая, можно сказать, что хорошим текстом является тот, который хочется перечитывать повторно. Но что же в тексте побуждает к его повторному перечитыванию? Тайна, загадочность, темнота, блуждание смысла?
ЧАСТНОСТИ
У поэта – движение языка.
У прозаика – движение сюжета и героев.
У философа – движение мысли.
Литературоведение – эпистемология литературы. Философия – эпистемология теории. Можно наметить следующий вектор развития: из поэта стать теоретиком, из теоретика философом, а из философа просто приятным собеседником.
ЩЕПЕТИЛЬНОСТЬ ЩЕБЕТА
Чем экстраординарней событие, тем суше просится язык. О наиболее трансгрессивных вещах мы слышим в новостях, язык – протокольный. И наоборот: когда ничего не происходит, требуется языковая насыщенность и возгонка. В хорошей поэзии не происходит ничего, но язык ее самый богатый.
Многочисленные исключения лишь подтверждают это правило.
ЭССЕ КАК СРЕДИННЫЙ ПУТЬ
Поэзия – вертикаль (религия, этика). Эссе – диагональ (искусство, эстетика). Роман – горизонталь (наука, практика). Искусство вообще, и искусство эссе в частности – это исследование неустойчивости.
ЮЛБОВЬ
– Этот город изъедает меня… а ты такой необщительный…
– Я тону в реке речи. Ты хочешь стать моей соломинкой?
– Я хочу быть точкой опоры, но ведь тебе этого не надо.
Para (azərb.) – половинка
Пара (русск.) – cütlük
ЮНГОВА КОНЦЕПЦИЯ КВАТЕРНОСТИ
Однажды Шота, Ашот и Атош отправились на базар. По пути им встретилась Тоша.
– Вах! – воскликнул Шота.
– Джан! – воспылал Ашот.
– Эщщи[1]... – пробурчал Атош.
Я
См. ДЛЯ ЗАМЕТОК
[1] Эщщи – (азерб.) междометие; тут – «ну и что».