Надежда Егорова – поэт, безусловно, следующий традициям классического русского стихосложения, придерживающийся чистой, без примесей, силлабо-тонической метрики. Но для меня более значима в текстах автора не преемственность метрических маркировок, а явно ощущаемое родство с той семантической, сущностной доминантой, которая была присуща что золотому, что серебряному веку русской поэзии. В стихах Надежды нет отвлечённых холодных смыслов. Почти каждая строка оплачена подлинным переживанием щедрого и сострадательного сердца. И это помогает автору найти, нащупать, обрести единственно верную, необходимую для каждого лирического высказывания интонацию.
О. Г.
* * *
А сердце бьётся,
А в сердце пусто.
Мне б жить в Торопце,
Растить капусту,
Солить и квасить,
Зимою снежной
достать под праздник
Хрустящей, нежной.
Покушав дружно,
Не для прикола –
Уважить мужа:
налить рассола.
Ходить в субботу
К соседке в баню,
Пить с ней в охотку
Чай с пирогами.
Из той капусты,
Что я сажала,
Пока в столицу
Не убежала.
* * *
Чашка кофе в руках сиротская.
Та же юбка и та же блузка.
И пятнадцать минут на Бродского
От Речного до Белорусской.
И когда метро меня выплюнет
В центре города на Таганке,
Моё тело, обмякнув, выплывет,
Как бычок из консервной банки.
Заглотнет меня лифт-аквариум,
Буду долго ползти на третий,
Чтобы вечером сёмгой жареной
Закусить на чужом банкете.
* * *
В Москве живу я или не в Москве?
Я вижу бесконечные вокзалы,
Платформы, эскалаторы, устало
Ползущие, как змеи по траве.
И день – не день, и в ночь не спится мне.
Мой свет в окне – свеченье монитора.
Где росписи Успенского собора,
Большой театр, Жуков на коне?
Скажи, мой друг: зачем я здесь живу
Просватанной, обманутой царевной?
Уж лучше б созерцала ежедневно
Пусть даже змей, лягушек и траву.
* * *
Я выздоравливаю, я
проснулась утром
и поплыла на волнах бытия
легко и мудро.
Улыбкой новый день учусь встречать,
терпеть, не плакать,
ведь путнику не могут помешать
ни дождь, ни слякоть.
Как наша претерпевшая страна,
очнусь и в стремя.
Я сильная. Я выживу. Одна. В любое время.
* * *
Мой век двадцать первый – оплаченный трафик,
Где мамина смерть, словно вписана в график
Меж дел неотложных отдельной строкою.
И рядом – «молиться о вечном покое»,
А дальше – работа, экзамен, собранье,
И нет в этом списке строки «наказанье».
И нету в нем слов про душевные муки,
Кто душу чужую возьмёт на поруки?
Я знаю о Том, кто оплачет потерю,
Иду к Нему в Дом и боюсь, что не верю.
Я ставлю свечу, потому что так надо,
Родившийся век – за двадцатый расплата.
* * *
Ночь. Комната. Постельное бельё
В тонах пастельных.
Я в нём, как в облаках, в небытиё
Плыву бесцельно.
Я в кокон одеяла завернусь –
Так слаще спится.
Из бабочки я в гусеницу тщусь
Вновь превратиться.
И сбрасываю легкую пыльцу
Румян под утро:
Ребёнку абсолютно не к лицу
Ни тушь, ни пудра.
И если «быть» предполагает «жить
В трёх измереньях»,
То я предпочитаю дальше плыть
Не по теченью.
А против, чтобы чистой в судный час
Предстать пред Богом.
Младенцем без греха и без прикрас
К Его чертогам
Идти легко и видеть впереди –
У входа прямо,
Спеша прижать к тоскующей груди,
Меня ждёт мама.
* * *
Посвящается любимой сестрёнке
Прибалтийская девочка в сером, смурном Альбионе,
Круто водишь авто, говоришь на чужом языке.
Мне тебя не хватает, я снова и снова в загоне,
В сотый раз от любви ухожу в скоростное пике.
Фотки выложишь в сеть, и на каждой второй ты у моря.
Ты скучаешь, я знаю, и знаю, приедешь опять,
И родных, и друзей, и себя, и судьбу переспоря,
На родном берегу серый камушек счастья искать.
Волга
Манишь ты серебряной волною,
Но весною в воду не войти,
Волга-Волга, сколько лет с тобою
По пути, всегда мне по пути.
Целовались в губы у истока,
Недалёко, я и родилась,
В Ярославле виделись недолго
И в Твери беседовали всласть.
В Городне, Саратове и Плёсе
Любовалась я твоей красой!
На пологом Старицком откосе
Причащалась утренней росой.
По России плавно катишь воды,
Набирая силушку и стать,
Волга-Волга, дай глоток свободы,
Научи до моря доплывать.
Так, чтоб знать, вливаясь в это море
И смиряясь с пройденной судьбой,
Что на всём пути, на всём просторе
Оставалась я самой собой.
* * *
Не отпускает Дагестан
Неделю, месяц, два, полгода.
Какой чарующий дурман
Влила в меня его природа?
Его настой из горных трав,
И в нём щепоть каспийской соли,
Как скакуна спесивый нрав
Москва и сплин не побороли.
Со мной равнин ковыль-трава
И гор рассыпанных громады,
Его морская синева,
Его орлы и водопады.
Московский воздух не помог
И первый снег невероятный.
Зигзаг нехоженых дорог
Уже зовёт меня обратно.
* * *
Искала Пушкина не там.
Ни слог пространных монографий,
Ни тур по памятным местам,
Ни строки скучных биографий
Мне не открыли ничего
В душе российского пиита.
Узнать, понять, постичь его
Надежда дерзкая разбита.
Когда ж в полночной тишине
Заветный том раскрыла снова,
Пронзило ум и сердце мне
Живое пушкинское слово.
О ЛЮБВИ
Мужу
Мою горькую головушку
Приклоню тебе на грудь.
Ах, как сладко, мой Егорушка,
На груди твоей уснуть!
Позабыть тревоги вешние,
Веки сонные сомкнуть
И душою своей грешною
Возле сердца отдохнуть.
Приобнять рукой усталою,
Век бы горя не видать,
Снизойди на нас хоть малая
Божья милость, благодать.
И лежу я, безмятежная,
Легкий сон неощутим.
И твоё дыханье нежное
Вновь сливается с моим.
* * *
Зачем делить одну лишь боль?
Как ноют раны.
Ты ждёшь покорности, изволь,
Рабою стану.
А кем меня ты будешь звать –
Мне всё едино,
И буду милостыню ждать
От господина.
Дарёной ласке я в ответ
Вздохну притворно,
Я не тебе, мой милый, нет,
Судьбе покорна.
Не брачные связали нас,
Иные узы –
Ты мне однажды душу спас.
И с нею – музу.
* * *
Зачем ты научил меня смеяться
Молчунью и серьёзную девчонку?
Когда придёт пора с тобой расстаться,
То смех мой полетит тебе вдогонку.
Осколки смеха больно сердце ранят,
Но ты переживёшь минуту эту,
Легко и просто скажешь: «До свиданья»,
Закроешь дверь и тихо канешь в лету.
* * *
Нет повода для грусти,
Нет повода для сцен,
Когда любовь отпустит,
Отпустит насовсем.
Пусты все разговоры
Про кару и про месть.
Нет повода для ссоры,
А для разлуки есть.
* * *
Где-то там, в суете ресторанной,
На горячем морском берегу
Всё осталось: и радость, и раны,
И «Люблю!», и «Хочу!», и «Могу!»
В мягких креслах гостиничных комнат,
На зелёном сукне казино
Всё осталось, и вряд ли нас вспомнят
Те, кто пил за знакомство вино.
Взгляды, жесты, улыбки, дыханье –
Колебания воздуха, вздор!
Мы с тобой не прошли испытанье
На любовь, вот и весь разговор.
Эта очень приятная ноша
Оказалась нам не по плечу.
И не важно, что я тебя брошу.
Не люблю. Не могу. Не хочу!
* * *
Я долго мечтала о сказочных принцах,
Страстной любви, верности, поклонении,
А жизнь посылала каких-то уродцев,
Истеривших и отрубавшихся в опьянении.
У них бывшие жены, внебрачные дети.
Господи, это же преступление:
Влюбляться в подонков редчайших на свете
До самозабвения и осквернения.
Мама, ты же мудрая женщина!
Почему ты не рассказала,
Что все принцы – сволочи, и это не лечится.
Мама, ну ты же ведь точно знала!
Отвернусь от зеркала, выйду на улицу,
Сяду у подъезда на лавочку.
Пусть пара молодая напротив целуется.
Мне – до лампочки.
