Режиссёр Пётр Шаров в Италии

 

К 130-летию П.Ф. Шарова

 

До недавнего времени личность Петра Фёдоровича Шарова (1886–1969) в России оставалась малоизвестной. Это забвение, растянувшееся на несколько десятилетий, объясняется тем, что во время европейских гастролей Московского Художественного театра в начале 20-х гг. прошлого века он остался за рубежом. Лишь в последнее время появились некоторые публикации, посвящённые жизни и деятельности Шарова как известного режиссёра и педагога, который родился 12 мая 1886 года в Перми^[1]. А наиболее плодотворным периодом в его театральной карьере стала почти 40-летняя работа в Италии.

За рубежом он оказался после того, как часть труппы Московского Художественного театра, после гастролей по странам Европы, не вернулась на родину.

В числе «невозвращенцев» был и Пётр Шаров. В 1923 году в Чехословакии в качестве режиссёра он создал и возглавил «Пражскую труппу» как филиал МХТ. В России Шаров был помощником и секретарём К.С. Станиславского, реализовывал его идеи на театральной сцене, и шаровские спектакли, основанные на системе Станиславского, имели большой успех не только в Чехословакии, но и в других странах, в частности, в Германии и Нидерландах, что отразилось на дальнейшей творческой карьере Шарова. В 1927 году он был приглашён в немецкий Дюссельдорф и назначен главным режиссёром театра Schauspielhaus («Шаушпильхаус»). В Германии его фамилию писали как Scharoff, а в Италии – Sharoff. В театральных энциклопедиях можно встретить оба варианта. Помимо Германии, он успешно поработал в Нидерландах, о чём можно узнать из других источников^[2].

 

Новая страна

 

Как пишет итальянская русистка Лаура Пикколо^[3], в Рим в 1927 году приехала Пражская группа МХТ, которая представила на сцене театра «Валле» такие спектакли, как «Бедность не порок» Островского, «На дне» Горького, «Женитьба» Гоголя», «Живой труп» Толстого, «Братья Карамазовы» Достоевского. Все спектакли прошли при переполненном зале и вызвали бурю восторгов у зрителей, несмотря на то, что актёры играли на русском языке. А пригласила труппу Шарова в Италию Татьяна Павловна Павлова (Зейтман, 1890-1975), знавшая его ещё со времён Праги и видевшая ранее спектакли этой труппы^[4]. Сама она, эмигрировав из России, начала работать в Турине в качестве актрисы и театрального режиссёра, а затем стала выступать с собственной труппой в римском Teatro Valle и Teatro dei Filodrammatici (Театр любителей драматического искусства) в Милане. Ставила спектакли как русских, так и итальянских авторов, считая себя последовательницей традиций МХТ и системы Станиславского. Позже Павлова писала, что тогда итальянскому театру, прославленному своими актёрами, не хватало режиссуры, школы.

В 1929 году она пригласила Петра Шарова в Рим для совместной работы. Первой его постановкой стала «Гроза» Александра Островского с Павловой в главной роли. С большим успехом она прошла 31 января того же года в театре «Валле». Затем последовали «Дни нашей жизни» Леонида Андреева, «На дне» Максима Горького, «Квадратура круга» Валентина Катаева и некоторые спектакли других авторов. Там же, в Риме, в театре Argentinа был поставлен «Ревизор» Николая Гоголя, а в миланском театре «Одеон» представлена публике его же «Женитьба». Все эти спектакли шли на русском языке и постоянно вызывали восторг у публики.

В этот период жизнь Петра Шарова шла «на два дома». Расставшись с Пражской труппой, он ставил новые пьесы в Италии, но до последнего не покидал Германии. Однако в 1933 году, после прихода к власти Гитлера, Шаров принял решение переехать в Италию, в Рим. Но и здесь правили фашисты, хотя ему всё же удавалось работать и претворять свои идеи в спектаклях. В то время в Риме жила довольно большая колония русских людей, в основном эмигрантов. Среди них были такие известные личности, как поэт-символист Вячеслав Иванов, дочь Льва Толстого Татьяна Сухотина-Толстая и его внучка Татьяна Альбертини, историки Евгений Шмурло и Николай Оттокар, балерина Ия Русская (Борисенко), основавшая и руководившая Национальной академией балета в Риме, художники Андрей Белобородов, Алексей Исупов, Вадим Фалилиев, Григорий Шилтян, а также представители Российского Императорского Дома, разных аристократических фамилий, царские генералы и другие чины.

Выходцы из дворянско-аристократического круга общались в своей среде, однако был и другой «русский Рим», более демократичный. «В Риме, – отмечает Лаура Пикколо, – также существовали чисто «русские» заведения, разбросанные по всему городу: от «Русского кружка» на виа делле Колоннетте до ресторанов и чайных, например, «Русская хижина» и «Русская ласточка», где в основном показывали свои произведения художники и артисты из русской общины в Риме; здесь проводили выставки, читали стихи, разыгрывали камерные театральные представления, устраивали концерты и лекции… Алхимическое соединение итальянского и русского искусства нашло тёплый приём и на подмостках театров Костанци и Квирино, и в театре Валле, который превратился в полигон актёрских и режиссёрских поисков Татьяны Павловой»^[5].

У русских римлян были свои клубы и книжные магазины, и ещё с 1902 года здесь существовала «Русская библиотека им. Гоголя». Верующие посещали православный храм св. Николая на улице Палестро, 69–71 (недалеко от здания нынешнего посольства РФ в Италии), который разместился в бывшем особняке графини Марии Чернышёвой, и в 1929 году он стал приходским. Нет сведений, бывал ли в этой церкви Шаров и с кем общался за пределами театрального мира. Известно, что он поддерживал связь со своими бывшими партнёрами из МХТ, встречался с ними, когда театр приезжал на гастроли в Европу, вёл переписку с Качаловым и Книппер-Чеховой, для которых Шаров оставался «Петрушей».

Однако это счастье работы труппы Павловой при участии Шарова, игравшей русский репертуар, продолжалось недолго. Уже на рубеже 20 – 30-х годов в Италии началась ревизия книжных фондов, «когда чистке подвергались даже школьные библиотеки: книги Г.Ибсена, Дж. Лондона, Л. Толстого, Н. Гоголя, И. Тургенева, других корифеев мировой литературы уступали место произведениям дуче»^[6]. А в 1934 году вновь назначенная дирекция труппы Павловой исключила из афиши репертуар из русской классики.

Новые идеологические установки отразились и на личных судьбах Шарова и Павловой, которая в 1935 году вышла замуж за писателя и сценариста Нино Д’Арома, биографа Муссолини, что говорило само за себя. В том же году Татьяна Павлова и вышеназванный Сильвио Д’Амико, страстный последователь системы Станиславского, основали в Риме Академию драматического искусства. Но их пути с Шаровым постепенно разошлись.

Он продолжал работать с другими театральными труппами – Руджери, Грамматики, Пальмера, Мерлини-Чаленте. Ставились новые спектакли, а из мирового репертуара выбиралось то, что дозволяла цензура. Это были «Живой труп» Толстого и «Чайка» Чехова, а также «Кукольный дом» Ибсена и «Одевать обнажённых» Пиранделло. В 1936 году Шарова пригласили преподавать декламацию в новый экспериментальный Центр кинематографии, который возглавил Луиджи Кьярини. Среди шаровских учеников были такие впоследствии прославившиеся режиссёры, как Луиджи Дзампа и Джино Черви (он был также актёром), актрисы Алида Валли и Элена Дзарески, актёры Андреа Кекки, Отелло Тозо, Арнольдо Фоа^[7].

Знаменательным для Шарова стал 1938 год, когда он получил итальянское гражданство и создал свою труппу при театре «Элизео». В ней были заняты итальянские актёры, позднее ставшие «звёздами» национального театра и кино: Андреина Паньяни, Джино Черви, Рина Морелли, Паоло Стоппа, Карло Нинки^[8]. С ними Пётр Шаров дебютировал в декабре того же года постановкой «Двенадцатой ночи» Шекспира, ставшей, по оценке одного из театральных критиков, «прекрасным, свежим, живописным спектаклем, в котором Шаров показал свою вдохновенную гениальность»^[9]. Следующий сезон открылся «Виндзорскими проказницами» Шекспира, где действующие лица предстали в масках. В 1940 году римская публика увидела шекспировский «Отелло». А ещё раньше, в 1933 году, Шаров поставил грандиозный спектакль «Отелло» во дворе Дворца дожей в Венеции под открытым небом. Клаудиа Скандура в своём исследовании «Пётр Шаров, посланник К.С. Станиславского в Италии», опираясь на мнение Сильвио Д’Амико, писала: «В течение десятилетия (1933–1943) Шаров, соединявший строгость системы Станиславского с фантазией Мейерхольда и Вахтангова, поставил ряд спектаклей, которые остались в истории итальянского театра благодаря вкусу к деталям, колоритной и живой речи, чёткому ритму»^[10].

 

Переходный период

 

Вторая мировая война коренным образом изменила жизнь Рима и всей Италии. Политика дуче привела страну к краху. Театральная труппа Шарова дышала на ладан, а сам он оказался в весьма стеснённых материальных обстоятельствах. Если раньше он мог позволять себе останавливаться в гостиницах, из которых предпочитал Hotel de Russie на виа дель Бабуино, недалеко от Пьяцца-дель-Пополо, или жил на центральной виа Корсо, то теперь пришлось обратиться к помощи хороших знакомых. Княжна Ирина Голицына, ставшая известной в мире высокой моды, позднее так вспоминала о том периоде: «Во время войны моя мать приютила в нашем доме знаменитого русского театрального режиссёра Петра Шарова, у которого учились такие великие итальянские актёры, как Витторио Гассман, Джино Черви, Лаура Адани, Эльза Мерлини…, Ренато Чаленте (который был в 1943 г. убит пьяным немецким шофёром). Шаров был гениален. Он давал уроки декламации даже королеве Голландии. Поскольку он настаивал, я тоже брала уроки у него»^[11].

Этот трагический случай с пьяным шофёром, когда пострадал и сам Шаров, попавший на полтора месяца в больницу, произошёл осенью. К тому времени Муссолини был уже низложен (25 июля 1943 г.), а через полтора месяца, 8 сентября, Италия объявила о своём выходе из войны, после чего большая часть страны была занята немцами. Всё это имело печальные последствия. Труппа Шарова была распущена, поскольку именно в вечер несчастного случая она давала спектакль по пьесе Горького «На дне», и эта постановка явно намекала на неблагополучие в стране и её столице. Хорошо ещё, что Шаров сумел избежать ареста, как это случилось с известным итальянским режиссёром Лукино Висконти.

Как бы то ни было, режиссёр Шаров остался без работы и снова вернулся к актёрской профессии. Уже после окончания войны, во время съёмок фильма в Вене он встретил одного из своих старых голландских друзей, с которым был знаком ещё с конца 20-х годов, когда работал в Нидерландах. Тот пригласил его туда, и так начался новый «голландский» этап в театральной деятельности Шарова. В 1947 году в Гааге он поставил «Месяц в деревне» Тургенева, за которым последовали чеховские «Три сестры» и «Дядя Ваня», «На дне» Горького, спектакли по произведениям Грибоедова и Островского. Шаров выступал в качестве главного режиссёра спектаклей, ставившихся во многих театрах страны, и там же, в Нидерландах, основал школу декламации.

Сильвио Д’Амико, говоря о послевоенной театральной деятельности режиссёра, уточняет: «После доминирования на итальянской сцене, где проявил себя несомненным мастером режиссуры и декламации, он снизил свою активность в Италии, хотя успел поработать в качестве режиссёра в некоторых оперных театрах и с труппами Руффини-Стараче, Сайнати-Шельцо, Бенасси, Джойи-Нинки-Тьери и театра «Атенео», которым руководил в течение года»^[12]. В 1940 году в миланском театре Ла Скала Шаров поставил оперу Александра Бородина «Князь Игорь». Декорации к спектаклю оформил Николай Бенуа, и долгие годы сотрудничества связывали Петра Фёдоровича с другим известным художником, Мстиславом Добужинским. Д’Амико сообщает, что «начиная с 1947 года, Шаров беспрерывно работает за рубежом, где считается самым верным интерпретатором искусства Чехова»^[13]. Он сообщает также о том, что помимо театров в Амстердаме, Гааге, Роттердаме, Антверпене, Шаров работал в театрах Дюссельдорфа, Инсбрука, Вены, Тель-Авива. За рубежом он поставил «всего Чехова», а также произведения Гоголя, Тургенева, Островского, Достоевского, Толстого. Следует отметить, что Сильвио Д’Амико стал автором наиболее полной энциклопедической статьи о Петре Фёдоровиче Шарове^[14].

 

Последний этап

 

Он связан с деятельностью Петра Шарова в качестве руководителя Свободной академии театра в Риме, основанной как бы в противовес ещё довоенной Академии драматического искусства, которую создали Сильвио Д’Амико и Татьяна Павлова. Рождение новой Академии было связано с тем, что молодые поклонники театрального искусства жаждали большего, поскольку перед ними были примеры их сверстников из кино, увлечённых неореализмом. В 1945 году актёр и режиссёр Альдо Рендине (1917–1987), сражавшийся в годы войны на стороне итальянских партизан, вместе с младшим братом Ренато и Альберто Пиколло основали «Центр искусства и культуры» (Centro d’Arte e Cultura), на базе которого решили создать новый театр. В книге об истории Свободной академии сказано: «К кому с этим предложением можно было бы обратиться, как не к самому великому режиссёру того времени, известному своей сердечной отзывчивостью и абсолютной и безусловной преданностью Театру, к Петру Шарову?». При знакомстве Шаров спросил у Альдо Рендине: «Хотите создать театр? Создайте сначала школу!»^[15]. Предложение было принято без возражений, и изменилось только название едва рождённого объединения – Libera Accademia del Teatro (Свободная академия театра). Её президентом стал Альдо Рендине, режиссёром и педагогом по декламации Пётр Шаров, и были также приглашены другие педагоги. На первых порах все работали на энтузиазме, не было ни средств, ни помещения.

Но постепенно послевоенная жизнь Рима налаживалась, и новая Академия расширяла свою деятельность, не получая, однако, постоянной государственной поддержки. Тем не менее, работа академической школы давала результаты, и сюда для учёбы стали приезжать студенты из других стран. Параллельно в Академии ставились спектакли, которые шли на подмостках известных театров Рима. В 1946 году состоялся дебют учащихся этой Академии в спектакле по пьесе Горького «На дне», поставленной на сцене театра «Элизео». Успех у публики был ошеломляющий. «Надо было иметь мужество, чтобы представить публике и театральным критикам, в одном из самых трудных текстов мирового репертуара, молодых актёров, имевших за плечами всего один лишь год учёбы… Совершилось чудо, и у этого чуда есть своё имя – Пётр Шаров!» – таково было признание составителей книги об истории Свободной академии театра^[16].

В следующем сезоне в том же театре с большим успехом прошли ещё три спектакля учащихся Академии, включая чеховских «Трёх сестёр». Критик Джорджо Проспери подчёркивал: «Мы особенно благодарны директору Свободной академии театра Петру Шарову за то, что он подготовил своих учеников так, что их игра не имеет ничего общего с академической условностью»^[17]. А газета «Ора» писала: «Постановкой «Трёх сестёр» Свободная академия показала, что её школа, без помощи со стороны и без влиятельных протеже, с интеллигентностью и страстью, родилась для того, чтобы служить театру, а не пользоваться им для себя. И в этом заслуга возглавляющего её Шарова, показывающего беспримерный образец служения театру»^[18].

Затем последовали ещё две успешные постановки, на этот раз, по Достоевскому: «Братья Карамазовы» и «Село Степанчиково» (в итальянском варианте «Свадьба в Степанчикове»). Критика отмечала, что особых похвал удостоился первый из этих спектаклей, который готовил «с трепетной любовью Шаров, «рулевой» этой Академии… Публика аплодировала каждой сыгранной сцене, а в конце второго представления она пришла в восторг, когда на сцене появился, хотя и на короткий момент, сам Шаров»^[19].

В то время Шарову приходилось работать сразу в нескольких зарубежных театрах. Поэтому ему помогали в Риме в качестве режиссёров при работе над некоторыми спектаклями ему помогали Джузеппе ди Мартино и Альдо Рендине, занявший должность второго режиссёра театра Академии. Сам Шаров внимательно следил за судьбой своего детища и работой заместителя. Об этом говорит, например, текст на одной из фотографий, подаренных Шаровым: «Дорогому Альдо Рендине – единственному, кто понял, терпеливо изучал и знает всё в совершенстве, больше чем кто-либо в Европе, даже и более знаменитые! Моя «отрава» подействовала: это система Станиславского (и моя тоже). Теперь я спокоен: итальянский театр будет спасён! Браво! С глубоким уважением! Пётр Шаров»^[20]. Он написал это по-итальянски, а кроме того Пётр Фёдорович хорошо знал немецкий, французский и голландский языки, не говоря уже о родном русском.

Если появлялась хоть какая-то возможность, он с головой окунался в подготовку спектаклей театра Академии. Так произошло в 1951 году, когда в римском Teatro delle Arti под его непосредственным руководством был поставлен гоголевский «Ревизор». К участию в спектакле были привлечены также известные актёры: Камилло Пилотто, Аве Нинки, Леонардо Кортезе... Успех был оглушительным, а критика почти единодушно посчитала, что эта постановка стала одной из лучших в истории итальянского театра. Среди рецензентов были и известные писатели, в том числе Коррадо Альваро, который отмечал: «Не было никаких сомнений в том, насколько убедительно играли актёры, словно их персонажи были не из мира театра. Мы поверили тому, что представил нам режиссёр, как будто он привёз этих персонажей из своей страны, и мы знаем также, что всё это оживила его благодарная память по отношению к своему народу и к автору пьесы»^[21].

Тем не менее, театральная труппа Академии Шарова-Рендине постоянно испытывала большие материальные трудности. Не хватало средств для оплаты арендуемых сцен больших театров, а итальянское Министерство зрелищ, в ведении которого находились театры, ограничивалось выдачей небольших сумм раз в несколько лет. В этих условиях Рендине пытался любыми способами сохранить жизнь театра. Он ставил одноактные спектакли в Академии и организовал при ней «Труппу драматического искусства» (Compagnia d’Arte Drammatica), куда вошли её учащиеся и выпускники. На сцене театра «Пиранделло» в течение двух театральных сезонов 1961–1963 гг. римским зрителям был показан ряд интересных постановок. Однако в 1964 году закончилось и это, тем более что рядом с Рендине часто не было Шарова, всё ещё занятого работой в зарубежных театрах.

 

 

 

 

Источник: Русские в Италии. URL: http://www.russinitalia.it/dettaglio.php?id=410

 

Он жил тогда в основном в Амстердаме, но на лето всегда приезжал в Рим. Слава «нидерландского Станиславского» была такова, что его работы получали высочайшую оценку и в Голландии, и в Европе. В 1961 году королева Нидерландов Юлиана наградила Петра Шарова самой престижной премией в области культуры – «За вклад в национальное театральное искусство». А ещё раньше, в 1956 году, он приехал в Лондон, узнав о гастрольных выступлениях МХАТ, и был потрясён увиденным. Ведь он очень скучал по родине. Наконец, его давняя мечта осуществилась в 1965 году, когда Пётр Фёдорович приехал в СССР, навестив своего брата в Новосибирске и встретившись в МХАТе со своими старыми друзьями и коллегами.

Между тем в учебном процессе римской Академии свободного театра наступил длительный перерыв, и Альдо Рендине был вынужден вновь обратиться к актёрской работе, играя на сценах престижных театров, на телевидении, в кино. В мае 1968 года Пётр Шаров поставил свой последний спектакль в Нидерландах и потом окончательно переехал в Рим. Режиссёру шёл 83-й год, и его лебединой песней стала постановка в Вечном городе «Чайки» любимого им Чехова. В спектакле сыграли известные актёры того времени: Арнольдо Фоа, Паоло Феррари, Лючия Катулло, Альдо Рендине. Театральный критик Ренцо Тиан в восторженной статье отмечал, что вся современная итальянская режиссура несёт отпечаток магический руки Петра Шарова. А говоря об Академии свободного театра, он писал: «Частная школа декламации имела в лице Шарова его пылкого вдохновителя, начиная с 1945 года, когда его пригласил на роль руководителя шкрлы Альдо Рендине, и она была в Италии одной из тех «студий», в которой метод Станиславского преподавался без каких-либо деформаций и влияний моды, в духе подлинной интерпретации»^[22].

Чтобы яснее представить эту работу Шарова в Академии, достаточно сказать, что у него учились многие будущие итальянские актёры и режиссёры. Из них авторы книги об истории Академии выделяют около тридцати имён, обучавшихся здесь в период 1946–1963 гг. и ставших известными широкому зрителю. Это актёры Эннио Бальбо, Ландо Буццанка, Валерия и Франка Валери, Нелло Ривье, Франко Сантелли, Сильвано Транкуилли, Альфредо Ченси и, конечно же, София Лорен. Это также режиссёры Кармело Бене, Лина Вертмюллер, Джузеппе ди Мартино, Марио Колуччи, Карло Куартуччи, Паоло Паолони, Винилио ди Пьетро^[23].

 

Память о великом режиссёре

 

Пётр Фёдорович Шаров скончался на 83-м году жизни, утром 18 апреля 1969 года, в Риме, в доме у друзей, вследствие церебрального тромбоза. В печати и в специальных изданиях были опубликованы некрологи, в которых особо подчёркивалась его роль как режиссёра и верного последователя системы Станиславского, внёсшего огромный вклад в становление современного итальянского театра.

Похороны прошли на римском некатолическом кладбище Тестаччо, где, начиная с XVIII века, хоронили также русских людей. Надпись на большой могильной плите, установленной друзьями и учениками великого режиссёра, гласит, что перестало биться «большое сердце артиста и режиссёра Петра Фёдоровича Шарова», награждённого орденом Оранж Нассау королевой Нидерландов Юлианой. Она же распорядилась об установке на его могиле постамента. Бронзовое надгробие работы скульптора Марии Андриссен^[24] представляло собой последнюю сцену из чеховских «Трёх сестёр». Однако позднее оно было похищено, также как и его копия, заказанная друзьями и поклонниками Шарова. После этого вблизи могильной плиты был установлен планшет с фотографией скульптуры.

 

 

 

 

Благодарные итальянцы сохранили память о великом режиссёре. Имя Петра Шарова носит Академия драматического искусства, Accademia d’Arte Drammatica “Pietro Sharoff”. Так она стала называться после 1976 года, когда Альдо Рендине воссоздал её на основе прежней Свободной академии. В её состав вошли шаровские ученики, которые продолжили традиции своего учителя и на театральной сцене. Они поставили целый ряд спектаклей, большей частью итальянских авторов, но регулярно возвращались к постановкам русских авторов. В их репертуаре появились «Записки из подполья» и «Братья Карамазовы» Достоевского, чеховская «Чайка».

Однако деятельность Академии, почётным президентом которой сейчас является её бывший ученик Альдо Буццанка, в последние годы значительно сузилась. Об этом нам недавно поведал Луиджи Рендине, сын Ренато и племянник Альдо, который сейчас руководит этой Академией. Она арендует помещение в одном из римских особняков. Луиджи Рендине посетовал, что Академии, как и прежде, не хватает средств, а всё новые формы самовыражения в искусстве приводят к тому, что неуклонно сокращается число учащихся, увлечённых классикой и, в том числе, системой Станиславского. В репетиционном зале Академии нам удалось увидеть небольшую группу юношей и девушек, увлечённо занятых сценическим действием. Однако эту не слишком оптимистичную картину с лихвой компенсирует то, что представлено в комнатах и коридорах. Здесь целая фотопанорама деятельности Академии, начиная с 1945 года – фотографии Петра Шарова в окружении учеников, до и после спектаклей, афиши, костюмы, реквизит. Луиджи Рендине не теряет оптимизма и надеется, что откуда-то может придти помощь и ещё раз произойдёт то «чудо», как это было в самом начале рождения Академии с появлением великого Петра Фёдоровича Шарова.