Иосиф Левин – автор последнего портрета Сергея Есенина

Биография и творческий путь художника и писателя Иосифа Михайловича (Менделевича) Левина (1894-1979) неразрывно связаны с именем Сергея Есенина. Они были почти ровесники. После смерти поэта Левин уехал из СССР и ещё 53 года жил в США и во Франции. На всю его жизнь и творчество – как литературное, так и живописное – Есенин оказал огромное влияние.

Об Иосифе Левине, в отличие от его старшего брата Вениамина, опубликовавшего свои воспоминания о встречах с Есениным в Америке, до недавнего времени почти ничего не было известно. Лишь благодаря сохранившейся переписке между Иосифом Левиным и тамбовским собирателем Н.А. Никифоровым (1914-2003) удалось восстановить страницы биографии этого удивительного художника, который теперь по праву занимает место в списке окружения Сергея Есенина. Левина и Никифорова познакомили их общие друзья – Давид Бурлюк и поэт Леонид Опалов (Подоксик). Завязалась переписка, которая связала этих замечательных людей на долгие годы. Иосиф Михайлович делился воспоминаниями, присылал свои книги, рукописи, каталоги своих выставок, фотографии и многочисленные газетные вырезки со своими публикациями.

Семья портного Менделя Левина ютилась в полуподвале дома в Максимилиановском переулке в Петербурге. Это была удивительная семья, объединённая трогательной заботой друг о друге, доверием и уважением. Отец относился к своей работе как к искусству, и дети унаследовали его отношение к труду, неутолимую жажду деятельности и любовь к прекрасному. Один был театральным портным, другой – оперным певцом, третий стал золотых дел мастером, четвёртый – журналистом и поэтом, а «пятый был лишь – номер пять», как сам о себе иронично написал Иосиф...

На самом деле по своей одарённости младший брат нисколько не уступал старшим. С детства Иосиф проявлял большой интерес к живописи. На формирование его художественного вкуса оказало влияние знакомство с коллекцией Щукина, богатейшим собранием полотен импрессионистов. В 1910-1913 гг. он обучался в школе при Императорском Обществе поощрения художеств, возглавляемой Н.К. Рерихом. Его учителями были художники В.И. Навозов, Н.П. Химона, Ф.Ф. Бухгольд, А.А. Писемский и др.^[1]. Затем последовала учёба в США. После Февральской революции, воодушевлённый переменами и новыми идеями, Левин вернулся в Россию. Он работал в Москве в студии академика Ф.И. Рерберга, когда в его жизни произошла встреча с Сергеем Есениным, наложившая отпечаток на всю его судьбу и определившая его дальнейшее творчество. Память художника запечатлела образ: «Светло-голубые глаза, льняные волосы, прямая, статная фигура. Он носил тогда цветные рубашки и казался милым пастушком, убежавшим из деревни»^[2].

Их встреча вышла короткой. События забросили Левина в Сибирь, но творческие связи между поэтом и художником не оборвались. 26 июня 1918 года в эсеровском «Голосе трудового крестьянства» был опубликован анонс готовившегося нового издания «Красный пахарь». Среди его художников упоминался Иосиф Левин, а среди авторов – Сергей Есенин, Пётр Орешин, Николай Клюев, Алексей Чапыгин, Александр Ширяевец, Вениамин Левин^[3]. В 1920 г. Левин прибыл в Читу, где прожил более двух лет. Там состоялась первая выставка его картин. В 1921 г. его брат Вениамин создаёт в Чите издательство «Скифы на Дальнем Востоке», в котором выходит отдельным изданием стихотворение Есенина «Исус младенец». Иллюстрации к этой книге делает Иосиф Левин^[4]. Из Сибири с группой литераторов и художников Левин отправляется в Китай, устраивает выставки в разных городах.

Возвратившись в Москву в 1923 году, он снова встречается с Есениным: «На этот раз меня поразила большая перемена в нём: светлые волосы потемнели, приняв пепельный цвет, глаза выцвели, как выцветает ситец, лицо бледное, мешки под глазами и он несколько сутулился в своём новом американском костюме… Но сердцем он был всё такой же молодой, всё так же читал нараспев свои стихи, опьяняя слушателей…»^[5]. Безусловно, такой словесный портрет мог дать только художник. Но неужели художник мог ограничиться только портретом словесным?

«Я часто встречался с ним в кафе имажинистов под названием “Стойло Пегаса” на Тверской, – вспоминал Иосиф Левин. – Туда приходили поэты, друзья и публика. Бывали там А. Мариенгоф, А. Кусиков, художник Якулов, работающий для “Камерного театра” Таирова и др. Сквозь табачный дым на всё глядел с полки над входной дверью деревянный бюст Есенина работы скульптора Конёнкова… Много раз мы с Есениным собирались писать его портрет, но стоило только начать, как приходила толпа почитателей и просили читать стихи»^[6]. Именно это обстоятельство – «просили читать стихи» – отодвигало все прочие дела на задний план. Оба молодые, всё успеется. Вся жизнь впереди. Предназначение поэта – читать стихи. Об этом Левин напишет полвека спустя в пьесе «Моисей»: разъярённая толпа окружает молодого поэта, готовая его растерзать: «Чего смотреть и ждать, убить его надо… Он бездельник, вор…» – и Моисей велит ему: «Спой нам твою песнь». И поэт читает, стоя на краю гибели, и смягчает ожесточённые сердца.

Не случилось этого с Есениным.

Возможность написать портрет всё-таки представилась Левину. Но разве о такой возможности он мечтал?

«Последняя моя “встреча” с поэтом была перед гробом, когда я всю ночь зарисовывал лицо покойного. Рядом со мной скульптор Цаплин лепил его из глины. По фасаду дома была растянута чёрная лента и большими буквами были написаны слова: “Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь”. В небольшой зале гроб был окружён венками из цветов…

Глядя на лицо умершего Есенина, можно было видеть горькую улыбку возле губ и детское выражение, как будто он только что плакал. Трудно было примириться с мыслью, что его больше нет с нами, что не будет больше живых встреч, что оставили в душе такой след.

Во время зарисовки я заметил, как в залу вошли простые люди крестьянской складки. То были его родители. Они не плакали, не убивались, стояли тихо, смиренно, ничем не проявляя себя. Раз только всех попросили выйти из залы. Говорили, что родители просили отслужить панихиду.

Когда я закончил два рисунка с покойного, пробивался в окна рассвет декабрьского утра. Зала быстро стала наполняться народом. В публике я узнал Вс. Мейерхольда и его жену З. Райх (бывшую жену Есенина), Качалова и других артистов Художественного Театра и поэтов»^[7].

Так были созданы два посмертных портрета Есенина. Один из них хранится в РГАЛИ, другой – в собрании Литературно-художественного музея Сергея Денисова в Тамбове. Но к образу и памяти любимого поэта и товарища Левин неизменно обращался всю жизнь – в своих стихах, пьесах, романах, критических очерках и, конечно, в художественном творчестве. Через три недели после гибели Есенина Левин переехал в Париж. Некоторые исследователи его творчества полагают, что причиной этого решения стало «увлечение творческими возможностями кубизма и парижской школой». Можно согласиться с этим утверждением, но есть основания предполагать, что причиной его отъезда стала гибель друга.

Как бы то ни было, Париж встретил его радушно. Началась полоса творческого взлёта. Три года подряд Левин был участником выставок в «Салоне Независимых», до 1935 г. работал в своей собственной студии, а затем эмигрировал из Франции в Соединённые Штаты, где к тому времени уже жили все его родные.

Начало эмиграции Левиных в Америку положил старший брат Иосифа, Мейер Левин. Своё решение он принял 9 января 1905 года. Родители не отговаривали его: пусть думает сам и добивается всего сам. В семье каждый мыслил свободно. Что ж? Америка – так Америка. И в Америке живут люди. Если человек умеет работать, везде можно жить. Другой брат, Вениамин, вспоминал: «Его [Мейера] первые письма из Нью-Йорка были восторженными, он сразу почувствовал себя там своим, не чужим, свободным, равноправным, принадлежащим к единой человеческой расе. Никто не колол ему глаза происхождением или религией – он был как все... Мейер писал, что был у самого Белого Дома, где живёт президент, и его никто не остановил, не спрашивал паспорта, никто им не интересовался – он был предоставлен самому себе, и это было почти счастье. Счастье в том, что никто тобою не интересуется, лишь признавая в тебе человека! Боже! Как, в общем, мало надо человеку и как даже этого нелегко добиться! Вокруг Белого Дома не было вооружённых солдат, и всякий может стукнуть в Дом и войти, если ему есть в этом надобность. Письма эти читались в полуподвале, как вести из Обетованной Земли. Хоть никто и не спешил туда переселяться, но самый факт существования свободной для простого человека страны мало-помалу делал своё дело, и люди всё больше думали о ней»^[8]

Итак, тридцать лет спустя Иосиф тоже переселился в новую «Обетованную Землю». Он был по-прежнему увлечён живописью, читал лекции об искусстве, занимался педагогикой по живописи. Однако его письма не были такими восторженными, как письма Мейера: «Я обежал все галереи и везде получил отказ. Американский бизнес, как сифилис проел искусство... Деньги и деньги – единственный фактор. Так бы хотелось, чтобы это всё полетело в тартарары. Тогда, быть может, воскреснет настоящий дух искусства в этой стране. Вот она, диктатура! В одной стране идейная, в другой – денежная, капитала!»^[9]

Как-то ему рассказали о фермере, волею случая оказавшегося обладателем месторождения урана. На предложение разрабатывать это месторождение фермер сказал: «Всё, что выкапывается из земли, приносит, в конечном счёте, несчастье; только то, что вырастает, полезно человеку», – и отказался от случая разбогатеть. «Я думаю так же, – ответил Левин. – Вся цивилизация и культура обезображены лженаукой. Человеку всё труднее и труднее жить. Казалось бы, техника должна бы облегчить труд, а на самом деле она этот труд обесцветила, сделала его безвкусным, монотонным, убивающим в человеке и в культуре всё творческое, настоящее. Человек дряхлеет от всех достижений и всё дальше уходит от натуры, всё больше погружается в ложную, условную жизнь, убивая в себе Бога»^[10]. Нью-Йорк становится для Левина тем же «Железным Миргородом», но художник находит в себе силы противостоять ему.

Выставки его картин проходили в разных городах Америки, на Кубе, несколько раз он выезжал со своими картинами в Европу. К тому же его всё больше и больше захватывало литературное творчество. Вот отрывки из его писем Никифорову – своеобразный творческий отчёт:

 «Я в Нью-Йорке организовал кружок поэтов. Он теперь распался благодаря интригам. В этом кружке я проводил новую идею под девизом: “Новая нота” в поэзии»^[11].

«Я написал несколько больших поэм о революции. Одна о Ленинграде, другая “Северная сюита”» посвящена брату моему»^[12].

«Работал над новой поэмой и почти закончил её. Называется она “Петрополь в ночи…” Историческая, относящаяся к событиям 1917 года»^[13].

«В настоящее время готовлю свой трактат о своей идее “сюрконсьянса” в живописи»^[14].

Творческое направление, которому Иосиф Левин дал звучное имя «сюрконсьянсилизм», или «сверхчувственная живопись», заслуживает отдельного упоминания, тем более что и сам автор неоднократно возвращался к его толкованию как к своеобразному творческому манифесту. Так, в романе «Адамово зачатье» он вкладывает это толкование в уста одного из своих персонажей: «Прежде всего супер-чувствительность к окружающему миру не предметов, как то было провозглашено кубизмом, а явление внутреннего мира человека духовного. В космосе нет ни верха, ни низа, пространство бесконечно. Центростремительная динамика и масса, благодаря чему мы вступаем в эпоху новых взаимоотношений человека с миром, не как раба машины, а как создателя и повелителя её, по заранее выработанному плану». Можно уверенно назвать источником этих идей есенинские «Ключи Марии», если вспомнить «творческий рисунок мира», предложенный в этом трактате: «…опрокинутость земли сольётся в браке с опрокинутостью неба. Пространство будет побеждено, и в свой творческий рисунок мира люди, как в инженерный план, вдунут осязаемые грани строительства».

В 1965 году Иосиф Левин прилагает все усилия, чтобы в Америке отметили есенинский юбилей. «Я уже сделал три доклада о нём и теперь, 6-го апреля, приглашён говорить о Есенине по радио», – пишет он в апреле^[15]. А в декабре делится своими новыми планами: «В воскресенье у меня на квартире литературное собрание поэтов. Это 5 декабря. Буду читать свою поэму “Страна Россиян”. Она вошла в сборник “Улов”»^[16]. Надо сказать, что в сборник «Улов», вышедший в 1966 году, помимо указанной поэмы, уже своим названием перекликающейся с поэмой Есенина, вошла поэма «Человек в цилиндре», посвящённая любимому поэту, и в качестве иллюстрации воспроизведён один из двух тех самых посмертных портретов.

Через год после выхода книги Левин отправляется в долгожданную поездку на родину. Выставка его картин проходит в Москве, в Литературном музее Евдоксии Фёдоровны Никитиной, с которой его познакомил всё тот же неутомимый Никифоров. Спустя несколько месяцев он писал Левину: «О Вашей выставке много говорят и спорят до сих пор. Согласитесь сами, она же была необычной: от земного до космического, от Есенина до просторов Космоса в искусстве... и долго ещё будут говорить, вспоминать и помнить. Я считаю Ваш приезд и Вашу выставку у Никитиной событием номер один минувшего года»^[17].

Последняя прижизненная выставка картин Иосифа Левина, посвящённая 60-летию его творчества, состоялась в 1977 г. в Риме, в галерее «Il Grifo». 13 мая 2016 года выставка, посвящённая жизни и творчеству Левина, открылась в Тамбовской областной картинной галерее.

Среди писем, рисунков и рукописей из архива Никифорова, хранящихся теперь в фондах Литературно-художественного музея Сергея Денисова, оказалось и письмо с извещением о смерти Левина. Это письмо прислала из Франции его племянница Иоланда.

Мы решили отправить письмо по адресу 30-летней давности, не особенно рассчитывая на ответ. Но через две недели Иоланда нам позвонила.

Иоланда Вениаминовна Левина по-прежнему хорошо владеет русским. В канун 2017 года ей исполнилось восемьдесят шесть лет. Раньше она работала в школе, преподавала географию и историю. Сейчас на пенсии, но по-прежнему вся в делах: руководит группой «Танцы жизни», играет в театре, несколько раз приезжала в Россию. Любит русский язык и современную русскую литературу.

Оказалось, что Иоланда давно искала возможность передать хранящийся у неё архив на родину своих предков. Её волновала судьба творческого и биографического наследия Левиных. К сожалению, интерес, с которым ей приходилось встречаться, был исключительно коммерческого свойства. Существует даже сайт, сказала Иоланда, на котором выставлены картины Левина, но нет ни слова о нём самом. Так получилось, что письмо из Тамбова для неё оказалось не менее долгожданным, чем для нас – звонок из Франции. Благодаря книгам и рукописям, переданным Иоландой, и её личным воспоминаниям, появилась возможность получить более полное представление о личности и творчестве Иосифа Левина и его брата Вениамина и о той роли, которую в их жизни играл Есенин.

Минувший год принёс нам с Иоландой большую радость: нам удалось собрать, отредактировать и опубликовать ранее не издававшиеся произведения братьев Левиных: «Вениамин Левин, Иосиф Левин. О Есенине и о себе» (Тамбов, 2016). На обложке сборника – рисунок, сделанный Иосифом Левиным через много лет после того, последнего портрета. Левин запомнил Есенина живым.