Рецепт весны в Иерусалиме

ФАНДАНГО
 
Художник пишет на просторе
Природу в поисках фанданго.
Меланхолично у забора,
Танцуя, расцветает манго.
Взлетает пальма в летнем шарфе,
На счёт два-три или четыре,
На лютне, может быть – на лире...
Там, где Давид играл на арфе.
Вечерний танец летних улиц,
И человек идёт, сутулясь…
Вокруг и фауна, и флора
Без разговора или флёра
Гуляют хоровод и танго,
А нам с тобой играть фанданго.
 
Мы приближаемся друг к другу,
На нас поглядывает небо,
Давид насвистывает фугу,
А мы наигрываем лето,
Ведём движение по кругу,
И спотыкаемся нелепо…
Надета белая рубаха,
Синеет в небесах прореха,
А может быть, «Чакона» Баха…
И всё больней неразбериха,
Хотя мы говорили тихо,
Но арфа отозвалась эхом.
 
Уже спускается суббота
И, наконец, жара упала,
Мы вечно забываем ноты,
А сыграно уже немало.
На Яффо словно время встало.
Как будто флейта прозвучала…
Трамвай идёт тропою торной,
А мы-то думали – валторна…
У лютни – проигрыш, повторно.
Такие бурные маневры,
что у гитары сдали нервы
И танец кончился упорный.
 
Художник достаёт галеты,
меняет туфли на штиблеты,
Предпочитая в этом мире
Другие специи в гарнире...
И в наслажденье от флюида
неспешно говорит: «Планида…
Тут даже пальмы – не для вида…»
И мы опять идём к Давиду.
 
 
* * *
 
Тут приплывала золотая рыбка,
Хвостом своим помахивая зыбко.
Как водится, ответственно спросила,
И в голосе её звучала сила:
 
– Скажи, чего душе твоей угодно,
Да не части, рассказывай подробно,
Когда и сколько, и какого весу,
Какого, скажем, цвету и замесу?
 
А я гляжу на Храмову дорогу,
На Иудейскую мою пустыню...
За эту вот пустыню выпить грогу,
От ветра я в пустыне не простыну.
 
Хвостом взмахнула золотая рыбка,
И в плавники запряталась улыбка:
– Так забирай чего-нибудь попроще –
Прогулки по оливковым по рощам...
 
Я согласилась, и с тех пор – гуляю.
А люди скажут – дурака валяю... 
 
* * *
 
А живу я нынче как-то по-птичьи,
Всё лечу куда-то к юго-востоку,
(Не забыть бы завернуть к водостоку –
Там вода была когда-то в наличьи)
Небо – вот оно, как было, осталось,
Даже, кажется, тут звёзды пониже.
И собака мне по-прежнему ближе,
И в романтику опять заигралась...
 
Ну и ладно, ну и пусть бы собака,
А ещё найти бы парочку зёрен,
Кот, пожалуй, по-иному проворен,
(Тут на птицу намечалась атака)
То есть, кот, как вышел от водостока,
Намечал себе собаку и птицу,
Но собака улетела высоко,
Да и птицу не поймать, хоть синицу.
 
Мы теряемся в высоком пространстве,
Зажигая маяки, где придётся.
Тут ещё не пересохли колодцы –
Сохраняется пока постоянство.
 
 
ЛЕТНЯЯ ПЕСНЯ
 
После разбежавшихся весенних ночей
Проступает лето. Лето мне по плечу.
Проступает полдень, словно синий ручей,
По ручью за бабочкой вослед улечу.
 
Руки открываются ладонями вверх –
мы разогреваемся, мы держим фасон.
Улетает бабочка. Приносит гарсон
Счёт за неиспользованный час или век.
 
И воздастся каждому по вере его,
и тому, кто «нет»  сказал, и кто сказал «да».
В общем, разбегаемся, летим, кто куда,
Начинай отсчёт, считаем до одного.
 
 
РЕЦЕПТ ВЕСНЫ В ИЕРУСАЛИМЕ
 
Берём хамсин. К нему рассыпать звуки лютни,
Затем молчание и плач попеременно,
Молчанье-плач-молчанье-плачь… такие будни,
Молитва, крик, собачий лай почти мгновенно...
И тишины добавить до полудня.
 
Потом закат. К закату нужен ослик,
Идёт неспешно. Кипарис, сосна, олива.
И фонари. Так будет справедливо.
Тут нужен свет. Под фонарями, рядом – мостик.
 
Перемешать – и тут ни грамма фальши! –
Два поцелуя, даже три-четыре,
Луну, чтоб гуляла дальше, дальше…
Мы всё равно не спим в своей квартире.
 
И вот, когда весна почти готова
Вчера, сегодня, год назад и завтра –
Щепотку затра – будет, стопудово.
Мгновенье, два, довольно для стоп-кадра:
 
И счастье, и любовь, и холодильник,
Как будто лето, и как будто осень,
Ни слова о войне… С утра будильник.
Да-да, весна. Пожалуй. Ровно в восемь... 
 
* * *
              
    У меня была собака…
         Игорь Бяльский
 
У меня была собака
десять тысяч лет назад,
И бывало с нами всяко
десять тысяч лет назад.
 
На краю любой границы
У весны любой земли
Мы летали с ней, как птицы,
Мы держались, как могли...
 
Уходили мы беспечно
В лето день и ночь.
Разгоняли бесконечно
Даже тучи прочь...
 
Уважали разных кошек
И других собак,
Сколько счастья полных ложек,
Всё теперь не так...
 
Я иду куда-то мимо
Без неё теперь
По волнам Иерусалима
За другую дверь.
 
Но пока собака светит
Через облака,
Солнечным бывает ветер,
дружеской – рука...
 
Там, над улицею Бако,
Где проспект Хеврон –
Ходит рыжая собака,
Летний тихий сон...
 
 
* * *            
       Покуда ночка длится…
          Б. Окуджава 
		  
Я обещаю вам присниться,
Сказать, что всё уже в порядке,
Что расцветают флоксы в Ницце
И помидор растёт на грядке.
 
Мы не расстанемся вовеки,
Покуда сны идут пунктиром,
Мы, как французы или греки,
Гуляем морем или миром…
 
О мой сеньор!
О, донна Анна!
На сей рассохшейся гондоле
И на земном воздушном шаре
Забудем о сиротской доле.
 
В конце концов, владеет миром
Лишь тот, кто радости подвержен,
Тогда не будет он повержен
Ни сном, ни выстрелом, ни пиром.
 
Он будет сдержан от природы,
Которая всегда летает,
И ветер бабочкой болтает
О чём – не ведают народы.
 
Так вот: покуда ночка длится
Или, возможно, на рассвете –
Я обещаю вам присниться,
А Вы мне что-нибудь ответьте...