РА, ОКУНИ ВЕСЛО
Ра, окуни весло в мутные воды Нила.
Солнечный, разбросай пригоршни по воде.
Золота чистоту определит горнило.
Мы родились не здесь. Мы родились нигде.
Этот нелепый мир скучен, как захолустье.
Он, точно дряхлый лев, скалит пустую пасть.
Верить ли берегам? Я доверяю устью.
Полно куда-то плыть. Нужно во что-то впасть.
Видится вдалеке дельты подземной вырез.
Я поплыву один. Царствуй на небесах.
Там, в глубине пещер, родственник твой Осирис
Сердце мое готов вымерить на весах.
Может, оно легко. Впрочем, я сам не верю
В легкость его. Весы сдвинутся набекрень.
Время, смеясь в кулак, с лязгом захлопнет двери,
В спину толкнув мою полуживую тень.
Путь мой причудлив был. Может быть, был уродлив.
Полушутя плывя, в четверть весла гребя,
Видимо, человек – сам себе иероглиф.
Кто-нибудь нас прочтет. Можно ль прочесть себя?
Мы прорастаем вверх тощими колосками.
Имя твое сотрут, как ты ни назовись.
Тихо плывет ладья. Берег шуршит песками.
Зеленью плещет Нил. Небом синеет высь.
ТЕСЕЙ
Я сегодня без сил. Повяжи мне на голову бинт
Или просто сними эту тяжесть горчащего лавра.
Мое сердце, увы, превратилось в глухой лабиринт,
Где невидимо бродит зловещая тень минотавра.
Я всегда, сколько помню, мечтал дотянуться до звезд,
Чтоб однажды понять: сколь ни бейся и как ни затействуй,
До геройства дорога не меньше, чем в тысячу верст.
Но не более шага ведет от геройства к злодейству.
Достигая вершины, невольно рискуешь упасть,
Потянувшись рукою, забыв обо всем, к небосводу.
Я убил бы в себе эту дикую темную страсть.
Но боюсь, что с рычанием вырвется зверь на свободу.
Может, этого ждет от меня безымянный народ,
Этот девственный лес, научившийся чтить лесорубов?
Ибо царь не идет на попятный, а только вперед,
Проложив себе путь из рабов, славословов и трупов.
Что ж, не будем сомненьем рассудок насиловать зря.
Да разгладится лоб, да пребудут ладони шершавы,
Если искренне верит народ, что величье царя
Измеряется твердостью хватки на горле державы.
Город будто застыл. Над стрехами летит суховей.
Небосвод раскален. Задыхается сердце от зноя.
Ариадна, прости. Я запутался в нити твоей.
Минотавр не убит. Он очнулся и сделался мною.
ГАНИМЕД
Сплетаются хвосты комет
В подобье нимба.
Плесни мне в чашу, Ганимед,
Вина с Олимпа.
Прижалось небо к берегам,
Синея грустно.
Приятно ли служить богам?
Должно быть, гнусно.
Всему есть стоимость и вес,
И вкус, и запах.
Блудливо нес тебя Зевес
В орлиных лапах.
Вели себя озолотить,
Став опустелым.
За небожительство платить
Придется телом.
Ты, верно, сам себя простил
Для равновесья.
Смешно рождение светил
Вне поднебесья.
Не привыкая к небесам,
Приличней спиться.
Налей вина и выпей сам,
Чтоб позабыться.
Ты здесь никто, ты здесь изгой
И чужестранец.
Нет боле участи благой,
Чем участь пьяниц.
Пей, виночерпий, пей до дна,
Пей до забвенья,
Поскольку вечность нам дана
Лишь на мгновенье.
ЗАСТОЛЬЕ С ДИОНИСОМ
Небо опускается вниз,
Ливнями ударившись оземь.
Приходи ко мне, Дионис,
Вечером, похожим на осень.
За окном плывет тишина,
Сумерки невольно сгущая.
Не бери с собою вина –
Я хозяин. Я угощаю.
Подставляй граненный стакан.
Странная, должно быть, отрада –
Путника из древних Балкан
Напоить лозой винограда.
Видишь, как я счастлив, назад
Дарящему дар возвращая.
Приводить не нужно менад –
Я хозяин. Я угощаю.
Женщины друг дружке сродни –
Мы для них всего лишь трофеи.
Правду говорят, что они
Скопом погубили Орфея?
Лучше сохранять с ними мир,
Опасаясь, чтя и прощая...
Вот маслины, фрукты и сыр –
Я хозяин. Я угощаю.
Комната невзрачна на вид.
А в Элладе было раздолье?
Будем в тесноте без обид
Продолжать на пару застолье.
Боги мастера покутить,
Тварей и людей укрощая.
Можно ли себя укротить?
Я хозяин. Я угощаю.
Извини, я пьян, Дионис.
Я утратил силы и разум.
Хочешь спать? Усни и приснись
Всем твоим возлюбленным разом.
Я куда-то движусь вперед,
Жизненную нить сокращая.
Кто из нас сначала умрет?
Я хозяин. Я угощаю.
ЯСОН И МЕДЕЯ
Поговори со мной, моя Медея.
Скажи мне, кто я? Объясни мне, где я?
И если жизнь – не более, чем сон
Длиною от рождения до гроба,
Зачем во сне состарились мы оба?
Зачем во сне спивается Ясон?
В нас не осталось ни толики правды.
Наскучившие небу аргонавты,
Мы не вписались в эти времена,
Построенные на невнятной гнили.
Мы в подвиге себя похоронили,
Лишившись веры, судна и руна.
Как скучно стало жить, моя Медея,
О чем-то несущественном радея.
От собственных бессмыслиц подшофе,
Действительность теряет свой оттенок.
И прежний мир сжимается до стенок
Убогого и грязного кафе.
Мы – оттиски использованных калек.
Я пью вино. Ты молча ешь рогалик,
Макая в подостывший шоколад.
Пространство нам в затылки смотрит длинно
И время, застывая, словно глина,
С самим собою чувствует разлад.
На этой беспробудной панихиде
Мы засиделись. Лучше бы в Колхиде
Погибнуть нам, чем скудный свой запас
Растрачивать по крохам, холодея.
Какая ждет нас будущность, Медея?
И есть ли эта будущность у нас?
Из замкнутого здешнего кандея
Ведет дорога в ад, моя Медея.
Пытаясь гиблый узел развязать,
Мы разлучились с собственной основой.
Стакан допит. Я закажу по новой.
Нельзя ли жизнь по новой заказать?
Давай оставим эти разговоры.
Мы сами нашей будущности воры.
Клянусь не столь далекой тишиной –
Не нужно никаких тысячелетий,
Не хватит жизни ни второй, ни третьей
Тому, кто не сумел прожить одной.
И если нам осталась только малость,
Воспользуемся тем, что нам осталось
И глянем напоследок в небеса,
Не унижаясь жалобой и торгом,
Но с гибельным, возвышенным восторгом
На мачтах обрывая паруса.
ОДИССЕИ
Мимолетное с нежностью сея,
Мы случайно творим постоянство,
Потому что мы все Одиссеи
В океане земного пространства,
Потому что, предчувствия полны,
В оправдание собственной жизни
Мы плывем через темные волны
К позабытой и страшной отчизне.
И пугает неясностью знака
Приоткрытая в будущность дверца,
Потому что чем ближе Итака,
Тем сильнее колотится сердце.
И с тоской, незнакомой доныне,
Измеряясь последнею мерой,
Мы распяты на той крестовине,
Где неверие сходится с верой.
Из воды поднимается ярус,
Открывая заветную гавань.
И на мачте обвиснувший парус,
Шелестя, превращается в саван.
И качается воздух устало,
Как от порции спирта косея.
Одиссея подходит к финалу.
И к началу иной одиссеи.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЦЕЗАРЯ
Грязен, опасен, величествен, неповторим,
Город спросонья похож на бессмысленный улей.
Юлий, ты хочешь войти победителем в Рим?
Римом придется на время пожертвовать, Юлий.
Пиршества, нежные женщины с ликом камей –
Время течет незаметно, бездумно и праздно.
Если соблазны тебя искушают, сумей
Сделаться выше и больше любого соблазна.
Тусклый светильник, шатер, раскладная кровать –
Слово последнее слышится малость кроваво.
Здесь неуместна брезгливость. Учись убивать,
Если желаешь достигнуть величья и славы.
Кровь опьяняет намного сильнее вина.
Сложит убийце поэт, не стыдясь, мадригалы.
Впрочем, убийство ли это? Всего лишь война.
Галлы, конечно же, люди. Но, всё-таки, галлы.
Перед тобою враги. За тобою друзья.
Всё остальное когда-нибудь время рассудит.
Чувствуй призыв и мгновение. Медлить нельзя –
В Риме друзей, к сожалению, больше не будет.
Делу политики чуждо понятие честь.
Дружба здесь ценится ниже интриг и коварства.
Зверские пытки и казни, конечно, не месть,
А неотъемлемый труд ради нужд государства.
Думать об этом не время. Есть некий Закон,
Тысячекратно сильней, чем людские законы,
Повелевающий жизни поставить на кон
И без оглядки по ним перейти Рубиконы.
Люди – песок. Или, может быть, меньше песка.
Мощные реки выходят наружу из грота.
Граждане Рима! Ведя за собою войска,
В Рим возвращается Цезарь. Откройте ворота.
СМЕРТЬ ЦЕЗАРЯ
Обветшал, похоже, наш кумир
Вопреки фанатикам-радетелям.
Римлянин, захватывавший мир,
Мнил себя при этом благодетелем.
Ты в своих деяниях не нов.
Торжеством играет на лице заря.
Рев буцин и раненых слонов
Раньше срока величают цезаря.
Запахи покрытых потом кож
Движутся лавиной до экватора.
Это время вкладывает нож
В руку, что зарежет императора.
Но пока звучит заздравно речь,
Ложными проникшись мессианствами,
Временем пытаясь пренебречь,
Идол наслаждается пространствами.
Выгнута победоносно бровь,
Мощно длань раскинута над странами.
Что же ты, пролив чужую кровь,
Так ошеломлен своими ранами?
Ты затеял эту круговерть,
Обольстившись лаврами властителя.
Расступитесь, воины. Пусть смерть
Приласкает тело победителя.
Тонут удивленные глаза
В веках венценосного разбойника.
Пусть ему приснятся небеса –
Синие, как губы у покойника.