Илья Поклонский молод. И как стихотворец, и как человек, он в начале пути. Недостаток житейского опыта и недостатки опыта литераторского – очевидны. Стилистические неточности, сомнительные словообороты, нарушения метра и ритма, связанные с неточным ударением, видны невооружённым взглядом. Он ещё в поисках своей, незаёмной, интонации, своего голоса. Романтические страсти в его, тяготеющих к балладности, стихах пока отдают юношеским мировосприятием. Ему нужна школа. Но при всём при этом, в текстах подборки присутствуют образность, экспрессия, искренняя взволнованность. Первая публикация – только аванс, надежда на то, что необходимые обретения не заставят себя ждать.
Д. Ч.
* * *
Усталый, зябкий, тусклый свет от лунного огрызка,
Отметины холодных звёзд в поблекшей пустоте,
В железной дождевой трубе рыдает ветер-призрак,
В ослепшем свете фонаря чернеет чья-то тень.
Устало смотрит небо вниз незрячими глазами,
Струится отсвет фонаря в осенних луж стекло,
Кто в этом свете на углу, как изваянье, замер?
Он всё стоял, и я стоял, и только время шло.
И только вниз глядела высь в мерцании алмазном,
И листья жёлтые неслись со свистом мимо нас,
Я робко в лужу посмотрел и в отраженьи грязном
В ней чистый отыскал один единственный алмаз.
Погас фонарь, исчезла тень, лишь я один во мраке,
Ищу алмаз в сплошной грязи и слышу, как вдали
Грызут холодный труп луны продрогшие собаки
И лают в грозной темноте, далекой от земли.
* * *
Я мчал в грозу и в ночь на лошади взбешённой,
Холодный ветер дул и щекотал гортань,
Стояла чья-то тень во мгле опустошённой,
Простёрши к небесам сияющую длань.
Носились надо мной в конвульсиях зарницы,
И шум тяжёлых крыл мне слышался в ночи,
И в судорожной тьме мелькали чьи-то лица,
Из глаз слепых струя холодные лучи.
И в блеске надо мной метался древний хаос,
И мчался рой миров во мраке надо мной,
И плащ мой трепетал, как будто чёрный парус,
Как крылья трепетал, вздымаясь за спиной.
А после гром затих, и молнии погасли,
Рассеялся туман, и тени унеслись,
И только рог луны гляделся к звёздам в ясли,
И конь мой тихо ржал в полуночную высь.
Я тише поскакал, я видел, как в долине,
Меж двух огромных скал, безмолвна и слепа,
Как древний звездочёт во тьме стоит твердыня,
Вокруг остатки тел, доспехи, черепа.
Там ветер не шумит, не шепчут нежно травы,
Там птицы не кричат, и только иногда
Усядется сова на чей-то шлем кровавый
И скатится с небес сгоревшая звезда.
Над башнею во тьме извивы белых молний,
И тянутся ко мне из мрака сотни рук,
И мёртвые уста мне шепчут: «Долг исполни,
И нас освободи от наших страшных мук».
И я скачу быстрей к раскрывшимся воротам,
И в грозной тишине смолкают голоса,
И раздаётся глас, он спрашивает: «Кто там?»,
И я, презрев испуг, смотрю на небеса.
И чем мой взгляд туда прямее и бесстрашней,
Тем ярче и плотней сжимаются пучки
Всех молний надо мной, как будто бы над башней,
Огромных злобных глаз вдруг вспыхнули зрачки.
И я скачу туда, шальным ветрам переча,
И я скачу туда, и ржёт, ликуя, конь,
Быть может, обо мне поставят в память свечи,
А, может быть, я сам затеплю их огонь.
* * *
Над пустующим сквером безлунное небо озябло,
Кто-то бродит по тропкам в холодном осеннем дыму,
Ветер, гасящий звёзды и листья срывающий с яблонь,
Что-то шепчет вослед уходящему в мерзлую тьму.
Пёс, бредущий за ним, растворяется в сумерках зыбких,
Пёс уходит за ним в бесприютный безлиственный мрак,
И в клубящейся мгле мне мерещатся отзвуки скрипки
И печальный скрипач, облечённый в мерцающий фрак.
Он играет для звёзд, он играет для листьев осенних,
Для фонарных огней и ворон, открывающих клюв,
И кричащих в простор, где толкутся безликие тени
И всё плачут о чём-то, оплывшие свечи задув.
И несутся над ним неуёмные зимние ветры,
И срывают, как листья, гниющую кожу вещей,
Гасят свет фонарей, увлекая в межзвёздные недра
Силуэт одинокий в оборванном старом плаще.
Кружат всюду ветра, и под звук обезумевшей скрипки
Всё срывается с места и мечутся толпы теней,
Всюду слышится хохот, но нету на лицах улыбки,
И в тумане лишь ветер, да пятна слепых фонарей.
А потом тишина... И смычок не змеится по струнам,
И во мраке лишь чей-то далекий, чуть слышимый плач,
Только стая ворон всё кричит над простором безлунным,
И по листьям увядшим уходит безмолвный скрипач.