Поэзия Ольги Хворост привлекает блеском живого ненатужного остроумия! Она наполнена изобретательными и непредсказуемыми сюжетами. При этом автор остро чувствует поэтическое слово, которое вызывает доверие у читателя. Однако жизнь – штука сложная, на одном бесконечном юморе не проедешь. И тогда возникают строгие стихи, обращённые к темам нашего бытия.
Д. Ч.
ЭМИГРАНТСКОЕ
Я иду по городу, он многолик и многоголос,
Он течёт мне навстречу по нагретой солнцем брусчатке,
Ныряет в глаза, пропитывает собой насквозь
И выливается на улицу через пятки.
Вот проскочил взъерошенный рыжеволосый шкет,
За ним – старушка на синем велосипеде,
Остановилась и с интересом смотрит мне вслед…
А эта приятная пара – мои соседи.
Город пьянит и влюбляет, как молодое вино,
В бульвары, в соборы, в аистов на старых крышах,
«Gruezi!» – шепчу я ему по-швейцарски, но
Он не понимает меня или пока не слышит.
И всё же я чувствую – он потихоньку во мне
Осматривается и уже облюбовал себе угол;
Я иду по городу, и с каждым шагом сильней
Мы обживаем друг друга.
ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
Была среда. Застряв над Спасской башней
Клубилась туча, дождь прижав к груди;
Обычный день, такой же как вчерашний,
Бессмысленно по городу бродил.
Сидел в пустом кафе за чашкой чая,
Зевал, курил, рассматривал гостей
И бесконечно длился, огорчаясь
Отсутствием хороших новостей,
Подслушивал чужие разговоры,
Людские тайны прятал в рукава,
Считал ворон, столбы и светофоры,
То хмурился, то что-то напевал.
Под вечер суетился бестолково,
Загадывал, считал до десяти,
Но не случилось ничего такого,
Чтоб появился повод не уйти.
ВСПОМНИТЬ ВСЁ
Берта сидела на стуле и смотрела в окно…
Её, прожившую с Гансом чёртову уйму лет,
Сегодня радовало только одно –
Больше его рядом нет;
Она вспоминала побои, грязные злые слова,
Ревность, загулы, постоянную ложь,
Как из паба его ждала ни жива, ни мертва…
Берта теперь свободна от Ганса, и всё ж
Она возвращалась и возвращалась назад –
В тот день и час, когда своею рукой
Она в бокал с вином добавила яд,
В один из двух, и…
Тут же забыла в какой;
Позвольте – скажете вы – у Берты склероз
Или игра в рулетку у них в порядке вещей?
Нет, Берта до смерти хотела расстаться,
Всерьёз,
Навечно,
Без шансов столкнуться где-либо вообще!
Выпили – вспоминала она – и пошла круговерть,
Крики, стоны, проклятья,
И с шеи упал хомут –
За это стоило одному из них умереть…
Теперь ей только осталось понять – кому.
АБСУРДНОЕ
Куда-то по стене наискосок
Тянулась ночь безумной канителью…
– Всё шастают и шастают за дверью! –
Взглянув в себя, сказал дверной глазок.
– Как будто там – народная тропа, –
Добавили ехидно половицы;
Хотелось дверь открыть и убедиться,
Но ключ от дома с вечера пропал.
Комод протяжно скрипнул и затих,
Уставившись в разводы на обоях,
Собачились ботинки меж собою
О том, кто шёл проворнее из них.
– Хоть надевай передник и кухарь,
Чтоб для себя состряпать угощенье! –
От прочих не скрывая возмущенья,
Бурчала мышь и трескала сухарь.
– Зззздесь всё не так, ззззздесь всё всегда не то, –
Навязчиво жужжала сверху муха,
И с вешалки задумчиво и глухо
Вздохнуло неожиданно пальто.
В тиши проскрежетал дверной замок –
Ключ наконец-то найден был и вставлен…
Прокралось солнце в щели между ставен
И сон, в подушку спрятавшись, замолк.
ВАЛЬКИНО ЖИТЬЁ
Житьё у Вальки совсем не сахар,
Куда ни ткнётся – повсюду вилы,
А тошно станет – цыплячью шею
Опустит в плечи, насупит брови,
И лбом об землю хлобысь с размаху,
Прости мол, Боже, за прегрешенья,
И, чтоб худого не сотворила,
Храни Валюху своей любовью…
Проблемы Валька спихнёт на Бога,
Свечу поставит и вновь до хаты,
Там дел у бабы – вагон с телегой:
Сорняк на грядках, шитьё, уборка,
Готовка, стирка, мужик поддатый,
Пацан сопливый, свекровь-калека –
Помыть старуху уже неплохо б,
Так мужу пофиг – утёк куда-то…
Впряглась и тянет, привыкла даже:
Журавль в небе, в руках синица,
Бог на иконе, сама за лошадь,
И всё нормально, и все при деле;
Свои – в телеге, свои – не тяжесть…
А в брюхе колет и мамка снится,
И верит Валька, что Бог поможет
Перетерпеть всё, не удавиться.
ДЯДЯ ТОЛЯ
Дядя Толя помнил Сталина и Брежнева…
Дядю Толю смерть достала под черешнею,
И теперь его на кладбище снесут.
Вообще-то ничего нет необычного
В том, что дядя Толя стал её добычею –
Водка, возраст, пять ранений и инсульт.
Дядю Толю наконец-то смерть осилила;
По-соседски пирожки печёт Васильевна,
Верка с третьего строгает винегрет,
А ещё с утра к попу за свечкой бегала,
Оказалось, больше вроде как и некому –
Никого у дяди Толи ближе нет.
Похоронят дядю Толю обстоятельно:
Соберутся собутыльники-приятели –
Мужики и молодые пацаны,
Пожелают Царства Божьего покойнику
И, не чокаясь, накатят за полковника
Без обеих ног пришедшего с войны.
КОНТРАКТНИК
Пуля броник пробила – всё же
От судьбы своей не уйдёшь:
Мой хранитель исчез, похоже,
Смерти сдав меня ни за грош.
Чем закончится этой ночью
Марш-бросок в последний приют?
То ли чёрт меня отхохочет,
То ли ангелы отпоют.
Я – погибший солдат, Спаситель,
Тело в морге, а вот – душа,
Убивал не со зла, простите,
Командир за меня решал.
Это просто моя работа –
Я весной подписал контракт,
Может скажет теперь хоть кто-то,
Виноват ли – не виноват?!
Заплатили и я поехал…
Так куда мне – в рай или в ад?
Ветер понебу носит эхо:
Виноват ли… не виноват…
ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ
Бабы твердят – дурак,
Место таким в психушке,
Хоть и не буйный, всё ж
Лучше б свезла в район;
Воду Иван с утра
Сам наливает в кружку
И на обоях дождь
Кистью рисует он.
Мажет то вниз, то вверх –
Стены пошли коростой…
Выгнать пыталась дурь
(сыну неполных семь),
Доктор сказал: – Поверь,
Он не болеет, просто
Мальчик твой, на беду,
Бросив себя винить,
Ну… не такой, как все.
Справилась постепенно –
Если надежды нет,
То ничего не ждёшь;
Бывший порой звонит:
– Как там Ванюшка, Лена?
Та лишь вздохнёт в ответ:
– Ваня рисует дождь!
НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ
– Тук-тук-тук! Ничё, Колян, что поздно?
Днём то недосуг, то не с руки.
Принимай гостей из девяностых,
Я из преисподней, напрямки.
Что, не ждал? Зачем же гадить в тапки
И дрожать клешнями, как дебил?
Вспомнил, как подставил нас за бабки?
Выдохни, считай, что я забыл.
Брось, Колян, теперь какие счёты –
Я покоюсь полных двадцать лет,
Правда до сих пор обидно чё-то
Не за хрен собачий помереть –
С пулею в башке упасть в канаву
Прямо в Рождество, япона мать…
Да расслабься, я же без предъявы,
Просто потрындеть-повспоминать.
Ну, а как у нас в Замоскворечье?
Встретишь Нинку, передай привет,
Мне, прикинь, в Аду светила вечность,
Но потом скостили восемь лет.
Поперву стремался с непривычки –
Дымно, шум, жара, угарный газ…
Всё, Колян, пора на перекличку,
Не прощаюсь, жду тебя у нас.
– Надо же привидеться такому –
Думал, поглощая свой салат,
Николай Владимирович Комов,
Бизнесмен и думский депутат:
– Потрындеть… С приветом из могилы…
Может чья-то шутка, баловство?
Да к тому ж когда всё это было!
Снова наступало Рождество.
Деревенское. Л. Бусарова
Бумага, гуашь, 21*29,7 см.