«Я видимо вечный который не помнит что я это он»

для каких-нибудь лучших веков
где судьба осторожней и строже
бродский проффер сопровский цветков
и ромашки
и бабочки тоже

Алексей Цветков

Так случилось, что поэзия Алексея Цветкова стала мне очень близка. Мне вдруг открылся живой мыслитель, которого невозможно было найти ни на каких форумах и конференциях, ни в каких философских словарях и энциклопедиях, многочисленных ныне поэтических книжках, а саму возможность его существования на фоне нашей реальности невозможно было и предположить. В своей поэзии он касался тех вопросов познания, которые долгое время, без преувеличений, терзали мой ум и сердце. Я стала следить за поэтическими публикациями Алексея Цветкова в периодике и в социальных сетях, стараясь быть в курсе всего, что на данный момент было для поэта важно, интересно, каким-то образом значимо. Часто его высказывания были остры и категоричны, но ведь и правдивы, и моё слово сейчас не о них.

Если говорить о поэзии как способе (что грубо), методе познания бытия, а это официальная философия до сих пор отрицает, то здесь для меня налицо был великий, неординарный, пытливый, невероятно честный в своем пути познания ум, обладающий талантом в совершенной поэтической форме реализовать свою мысль, чувство, глубину переживания. Такая чёткая, вроде бы просто и ясно очерченная красота сказанного, на каком-то тонком уровне несущая в себе свою пораненную нотку, свою «ранку», как сердце в живой ткани каждого стихотворения, меня завораживала.

Двенадцатого мая мы прочли сообщение о смерти поэта, для которого вопросы смерти и бессмертия, начала и конца, вечного своего «Я», пребывания в матрице мира и за её гранью, чувства и дыхания жизни, стук сердечный и боль каждой твари земной, каждое «невидимое» в этой сложной «проекции на плоскости» – были главными. Мое отношение к случившемуся обозначено мною в фейсбуке «о бессмертии Алексея Цветкова», что, вероятно, звучит неказисто и не всем понравится, но исходя из всего прочитанного, такое высказывание показалось наиболее правильным. В любом случае, и если слово «бессмертие» выделить кавычками, то фраза прочитается особенно верно.

Лиля Панн написала следующее: «Главная формула метафизики самосознания по А.П. Цветкову: «я видимо вечный который не помнит что я это он» (Я – это переменная, означающая любое самосознание; Вечный – интеграл всех самосознаний в протекающем времени, Нечто аналогичное Брахману в индуизме; Я – это Атман). Подобная интуиция мне издавна была знакома и без индуизма, и без стихов Цветкова, но он гениально её сформулировал в поэтическом слове. И проиллюстрировал в своих «научно-фантастических стихах», как он сам удачно определил их в беседе с Ал. Генисом на Радио Свобода».

Мне представляется, что поэт Алексей Цветков принадлежал некой «тайне», которая вдруг угадывается индивидуальным сознанием, если дело коснулось её тонких миров… И она, бесспорно, имеет свои корни в поэтической и философской традиции, но считывалась его умом и интуицией необыкновенно глубоко и оригинально, и не менее оригинально получала от него свою поэтическую форму. Это истинный поэт, у которого любая частица жизни находила воплощение в тексте, нужен был только фокус, внимание, и огранка приобретала свою живую, невесомую, завораживающую высоту и красоту. «Был» – ни язык произнести, ни рука написать у меня не поднимается.

Минимализм и простота остаются для меня загадкой, ибо служение их в каждом стихотворении почти всегда «единично», то есть, – характер и метод поэта остаются одни и те же, грубо говоря, они срабатывают уже автоматически, на подсознательном уровне, а звучание текста несёт в себе новую вибрацию, энергию, «рисунок». В этом и есть сила творения художника, даже если его палитра кажется однообразной. Алексей Цветков мастерски владел своим инструментарием, и если кто-то скажет, что почти все его стихи одинаково «квадратны» и т. д., то это наверняка окажется читатель невнимательный…

Можно сказать, что герои, от некоего «вечного», Христа, апостола Петра до божьей коровки, «то что пресмыкается и летает», даже игрушки – это разные уровни погружения сознания, воплощения мысли и конкретно переживаемого события, чувства. В своём общем потоке они оказываются одним и тем же сознанием – единым оком, сердцем, разумом, и это сознание его, автора. Всё многообразие мира служит воплощением этого «я», и невидимый знак равенства уравновешивает эти разумно/неразумные, но всегда живые формы бытия.

Это зеркальное перетекание смыслов бесконечно, ведь игру добра и зла невозможно остановить, всё движется по кругу, запуская ещё одно кольцо сансары… «есть добрые миры но выпал злой».

Эмоционально – печаль как постоянная частота, грусть и острый юмор и доброта… Великого и знающего «о бесконечности, вселенной и мирах»…

Есть для него «третья сторона» существованья, где она, за какой тонкой гранью, ад там или рай, – туда уходят все, туда возвращается каждый… И, может быть, «туда лучше не смотреть». Но мне, его верному читателю, виден свет… И я остаюсь с этим светом.