На пути к Константине

Трудно в нескольких строках сказать о необъятном, если ты только не великий японец-хайдзин. Читая в сети Интернет о поэзии Игоря Сида, я понял, что теряюсь и тону. А после определения Данилы Давыдова «боевая поэтическая кентавристика…» я даже тонуть перестал и просто закрыл все окна компьютера. Алжир, Мадагаскар, Калимантан… так когда-то мы смотрели «Клуб кинопутешествий», бесконечно завидуя ведущему Юрию Сенкевичу. Нашему читателю я желаю найти свою «пылинку дальних стран» на ноже карманном и насладиться подборкой Игоря Сида.

 

Дмитрий Легеза

 

Н.Г.

 

Что-то дамоклово в воздухе слева,

текел на стенах и смута в душе.

Верьте, товарищи: чёрное дело

будет вестись и ведётся уже.

 

– Дальше не нужно про мёртвые души,

дома об этом. А лучше смотри:

хна распускается. То, что снаружи,

великолепней всего, что внутри.

 

Необозримы рога над трясиной,

дом дяди Сэчмо и чёрный фагот –

эта двусмыслица неотразима

для живописца подземных высот.

 

Люди, спасённые дедом Маклаем,

стадо в грязи или прайд облаков:

Север – каков он? они это знают,

но никому не расскажут, каков.

 

Что там летит исполинскою грушей?

Чья это хижина с камнем в двери?

Внутрь опускается всё, что снаружи.

Это глубинней того, что внутри.

 

Чья на стволах потаённая тяжесть?

Кто путешествует к синей звезде?

Вам обо всём молчаливо расскажут

предки коров в конопляной воде.

 

Мадагаскар, 1991

 

 

НОВЫЕ СВЕДЕНИЯ О КАЛИМАНТАНЕ

 

Архетипный остров подзорных снов,

чем ты видел тело моей души?

Ты с листа древесный читал покров

и тенёта вешал в штабной глуши,

 

мой летуч голландец, кишечен зонд

и на сутки слеп как доска радар.

Я слежу в слезах, как сквозь горизонт

прорастает остров [ Калимантан ].

 

Баобабы вышли гурьбой на склон,

а лемуров праведных строг оскал.

И колышет яйцами птица-слон,

надвигая сон про [ Калимантан ].

 

Нет, не надо было ходить слоном.

Весь в предчувствиях я покидал Дакар.

Здесь не остов мира, ни крик о нём.

Это просто остров [ Калимантан ].

 

Здесь ушёл под воду град китеж Курск,

а спасённым кабельтов плыть до скал.

По размокшей мапе рассчитан курс,

то-то вновь по курсу – [ Калимантан ].

 

Не фонтан гарпун метать по китам,

краше склянки бить! На шестой удар

будет ужин. И всё-таки не фонтан

склянки тоже!.. Ведь всё же – [ Калимантан ]...

 

Может, Либкнехт у Цеткин украл коралл?

[ Хрен ] буржуям! – подбрился под Маркса Карл.

Или Ра невинность у Ры украл?

И – тикать. Видать, на [ Калимантан ].

 

Мне грозили залпом ракет «Икар»

и радаром, вымершим как доска.

Только сердца глух, как тоска, удар:

в перископе снова [ Калимантан ].

 

...Массаракш, коммандос, мудак, достал

прорастать армадой на Арканар,

как Херакл столпами на Гибралтар!!

Здесь, прогрессор, вам не [ Калимантан ].

 

Я вдохнул над Навной свой кислород, –

мельтешил за плёнкой Шаданакар, –

и слежу в прострации, как встаёт

над Землёй эгрегор, с [ Калимантан ].

 

Skogarmadr, Аляска и Магадан,

Уэльбек Мишель^[1], нет, Уайльд Оскáр, –

в маскараде гадском он угадал

золотую рифму: [ Калимантан ].

 

Могадишо, Ржакса и Краснодар,

ваша взятка, да я расплескал нектар...

Как шагрень, кукожится твой гектар –

золотой, медовый [ Калимантан ].

 

Мошкара, мальгашка и Марсоград.

В белых пятнах кожица под загар.

Махафали племья, йа отшин ратт

пофитатт фоóтшию [ Калимантан ].

 

Я лежу под маской, и кислород –

от Большой Земли безучастный дар.

Но я видел родину, чей народ

называет землю: [ Калимантан ].

 

2001-2006

 

 

ТЫ БУДЕШЬ СМЕЯТЬСЯ: НАКЛОННАЯ ОСЬ…

 

А.Б.

 

Ты будешь смеяться: наклонная ось.

Чрез веки досмотра, года и бумагу –

в секунду и пламя. Всевидишь ли сквозь,

читаю ли вскользь, присягают ли стягу –

прекрасно! Напрасно, но так повелось.

 

Пронзившая издали старый камин

и горло Везувия, в годы блокады

сломалась. Очаг виртуален. За ним

всё плохо, и космос бессилен взамен.

А Тот, кто б заботился – за облаками.

 

А там самолётик бумажным качнёт

крылом, на котором бы мы чаепили,

фехтуя – и празднуя точный отсчёт.

Но хором диспетчеры нам отвечали,

что борт перегружен остатком печали.

 

Его, беспилотный, туда где закат

схаркнёт атмосферы кровавая астма.

Хороший уход. Раствориться за так,

не помнить о смерти, но спать напрокат.

Ты будешь смеяться. Прекрасно? Напрасно,

 

но так повелось, что любую беду

оплатит об этом ничтожная строчка.

Ты будешь смеяться? Я молча бреду

проспать катастрофу, но это не срочно.

 

А что же Создатель?.. Дневного тепла

лохматилась в тучах последняя кромка.

Сжимающий в пальцах развёрнутый план

Спасенья – смутился, рука затекла? –

кто знает... Не выдержал, бедный, и скомкал.

 

2015

 

 

* * *

 

Если вы не в пути,

То время движется вспять.

Вам не стóит идти.

А мне не идёт стоять.

 

2018

 

 

НА ПУТИ К КОНСТАНТИНЕ

 

Абдулле Хаба

 

Часть пути через горы

к городу по имени Константина

школьный автобус бережно ехал над пропастью.

Было очень страшно, и страшно весело,

пропасть извивалась как змея.

Мы всё ждали, пропасть закончится,

     и она иногда кончалась,

но у города Константины

свернулась внезапно в петлю.

 

Окольцованный город

не был похож ни на что:

вместо улиц

под окнами города Константины

лежала бездонная пропасть.

 

«КОМУ ЦВЕТЫ?! СВЕЖИЕ, ЖИВЫЕ ЦВЕТЫ!» –

цветочницы продавали букеты

     прямо над пропастью.

Барбекюшники освящали уксусом мясо,

и одна капля упала в пропасть,

но что с ней было дальше, не знаю.

 

А в одном окне я заметил старого бербера

с сигаретой в руке.

     Он ответил кому-то в комнату

и, выпростав наружу загорелую костлявую руку,

стряхнул

пепел

вниз.

 

Искры падали так долго, что я догадался:

они не погаснут до Судного Дня,

до самого дна

бездонной пропасти,

и останутся тлеть там всегда.

 

Старик бербер был так дряхл, что казалось,

он начал курить ещё в плейстоцене,

а сброшенного им за всю жизнь пепла

должно хватить на автономную преисподнюю

повышенной пенитенциарности,

миллиардов на семь огнеупорных грешников,

а старик тут как бы уже ни при чём.

 

Прошли годы,

давным-давно я уехал из Алжира.

Забылся город Константина,

забылись цветочницы и даже старик курильщик,

но осталась пропасть.

Бездонная пропасть осталась.

 

Где бы ни шёл, я всегда шагаю над пропастью,

и мне всегда очень страшно и страшно весело,

ведь один неверный шаг – и всё.

 

Друг-поэт говорит, пропасть это метафора,

но метафора чего, я обязан разобраться сам.

В его стихах теперь есть образ

     Женщины-Пропасти –

вариация на тему, и приятно,

что о притяжении пропасти он узнал от меня.

 

Ладно... Поэты, им только дай сочинять о бабах,

рыцари Прекрасной Бабы

инвариантны в своих стихах.

А я как дурак

всякий раз, закрывая окно диалога,

остаюсь с пропастью один на один.

 

И это «один на один»

     вызывает смутные подозрения.

Быть может, просто трещина в моём сердце

наливается силой, прорастает в мир?

 

Но за всех, с кем сближает жизнь,

     я с тех пор в особом ответе.

Риск поделиться пропастью –

     не то, зачем сходятся люди.

Не каждого волнуют сухие метафоры

и кустик каперсов на самом краю.

 

И всё мне кажется, пропасти

     с годами становится больше,

хоть выставляй на продажу: «КОМУ ПРÓПАСТЬ?!

СВЕЖАЯ, ЖИВАЯ ПРОПАСТЬ!»

Но самое дорогое разве продашь?

 

И когда я встречаю других,

     кого преследует пропасть,

меня толкает к ним общность судьбы.

А может быть, обречённость, или просто азарт.

 

Но порой я вижу в чьих-то глазах

падающие искры бездонного страха:

слишком много пропасти будет вокруг,

если

нам

сойтись.

 

...Странное дело, однако – мама уверяет,

я не был на той экскурсии в Константину:

заболел накануне, наверно. Я и сейчас так делаю

перед любым путешествием,

     в тайной надежде на отмену.

 

Где же тогда случилось заражение пропастью?

Много ли стоит испытатель кривых маршрутов,

запутавшийся в собственном,

     простом пути?

Есть чему посвятить весь остаток жизни,

и возможен следственный эксперимент.

 

Я должен пешком пересечь Атласские горы,

змеясь вдоль расселин,

     рассчитывая каждый шаг.

Кустик каперсов над обрывом

     будет мне секретной вехой,

а провожать меня будет на всякий случай

влюблённая пара хищных птиц,

судя по всему – стервятников,

в синем раскалённом зените

на пути к Константине.

 

2019